29 ноября 1942 г
29 ноября 1942 г
И в Сталинграде, и здесь русские решили устроить нам веселую жизнь, пытаясь прорвать фронт.
Уже в 3.30 подъем. В 4.15 унтер-офицер должен доложить о готовности группы. Я быстро снимаю пулемет, забираю магазины, другие помогают мне внести все это хозяйство в дом.
Одевшись по-походному, снова заваливаемся на боковую. Но грохот и гул не дают нам уснуть.
В 6.30 окончательный подъем. Сегодня воскресенье. Перво-наперво заделываем окна. К счастью, у русских оказываются запасные окна. Вынимаем из них целые стекла и вставляем вместо разбитых. Растапливаем печку, и вскоре в ней весело потрескивают дрова.
Приведя окна в порядок, пьем утренний чай. Унтер-офицер Шатц угощает всех пирогом, добравшимся до него с полевой почтой. Едва мы покончили с завтраком, как снаружи раздается чей-то крик: «Воздух!» Выскакиваем из дома и видим, как на нас несутся русские бомбардировщики. Едва скрываемся в землянке, как земля содрогается, вблизи оглушительно гремят целые серии взрывов, а на головы сыплется песок и земля.
Самолеты улетают, и мы осторожно выбираемся наружу. Повсюду вокруг дым, нам еще повезло. Снова садимся в комнате. Никому ничего не хочется.
Решаю снова умыться, потом беру с собой фотоаппарат и иду снимать.
Прямо у бронемашины Раудфуса разорвалась тяжелая бомба, метрах в 15 — две легкие и еще одна тяжелая прямо у каптерки 4-й роты. Треть дома снесло. Солдаты находились в убежище, а теперь копаются в надежде извлечь из-под обломков вещи.
Тяжелая бомба разорвалась и в метре от дома унтер-офицера Циммермана.
А вот в дом рядом с нами, к счастью, никем не занятый, прямое попадание.
Дом, где располагалась канцелярия, бомбы сровняли с землей — стены будто унесло куда невиданной бурей. Лишь груда деревянных обломков свидетельствует о том, что здесь еще совсем недавно стоял дом.
У развалин стоят Лехельт и Штрикман, искоса поглядывая на превратившуюся в груду металла легковушку.
Писари пытаются извлечь из-под развалин какие-то документы. Среди служащих канцелярии лишь один раненый, да и то легко — все находились в убежище.
Едва возвращаюсь, как снова приходится бежать в землянку. До полудня нас почтили визитом 6–9 русских штурмовиков и бомбардировщиков американского производства.
Самые опасные — русские штурмовики, носятся над Ардоном на бреющем, ведя ураганный огонь из бортового оружия. Один раз окатили нас фосфором. Один дом подожжен бомбой.
В воздухе постоянно и наши истребители. Я видел, как они сбили один бомбардировщик и тот рухнул на землю.
До полудня развлекаемся чтением старых газет. После обеда снова преисподняя, на сей раз неустанно палит артиллерия. Грохот выстрелов и разрывов эхом отдается в горах.
Большую часть времени торчим в землянке. В конце концов до нас добирается распоряжение всем, в том числе и нам, правда, за исключением водителей машин, собраться там, где еще утром была канцелярия, и превратиться в пехотинцев.
Второпях собираемся, я нацепляю поверх шинели еще и накидку, прихватываю с собой одеяло и кусок брезента. И вот мы, взвалив на спину пулеметы, тащимся к лежащим за 2 километра окраинам Ардона.
Медленно опускаются сумерки. Мы блуждаем вокруг да около, перескакиваем через какие-то ручьи, промачиваем ноги.
Вреде ищет соседей справа, мы тупо дожидаемся. Время идет. Я под командованием унтер-офицера Шассе, мы сворачиваем вправо и несколько раз меняем позиции, пока не находим более-менее подходящую.
Минуют часы, и мы в конце концов оставляем и ее — на смену нам прибыли саперы, им поручено оборонять этот участок.
Мы с Мюллером тщетно пытаемся найти свободную землянку. Куда там! Везде народу понапихано, что не влезть. Наконец находим места для сидения на корточках в землянке вестовых штаба 66-го пехотного полка. Между тем натикало 23.30. Наши четыре группы выставляют лишь один пост пулеметчиков, я заступаю первым. Усаживаюсь в окопе за пулеметом, в любую минуту готовый открыть огонь.
Слышно, как километрах в трех по фронту кипит бой. Я измотался так, что глаза слипаются.
Сменившись, иду в натопленный дом и с трудом нахожу там место. Подстелив под себя брезент, вытягиваюсь одетым по полной форме и тут же проваливаюсь в сон.