НОЯБРЬ-95

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

НОЯБРЬ-95

Убийство Рабина — Несостоявшийся катарсис — Черномырдин на похоронах

«Черный ноябрь» — так будет точнее. Был убит премьер-министр Государства Израиль Ицхак Рабин.

Суббота, 4 ноября. Вечером в Тель-Авиве на площади Царей Израилевых проходил 100-тысячный митинг в поддержку мирного процесса. Выступал Рабин. В 21.50, когда он собрался уезжать и хотел сесть в машину, раздались три выстрела. Пули попали в спину, живот и грудь.[51] Моментально в госпиталь. В 23.15 Рабин скончался на операционном столе.

В воскресенье все мы были на работе. В стране объявлен двухдневный траур. Похороны назначены на понедельник, в 14.00. Днем позвонили из Москвы и передали, что на похороны прилетит Черномырдин.

Встречали Черномырдина в 10.50. В аэропорту все напряжено, прилетают почти в одно и то же время несколько десятков самолетов с главами государств и правительств. Сразу же — в военный вертолет и в Иерусалим.

Похороны состоялись на горе Герцля. Траурная церемония открылась речью Вейцмана. Его отношения с Рабином не всегда были простыми.

«Были годы, — сказал президент, когда мы много времени проводили вместе. По крайней мере раз в неделю мы беседовали по полтора часа с глазу на глаз. Я знаю, что несколько раз в жизни мне пришлось сделать ему больно. Но я никогда не слышал от него слов критики, он был благородным человеком».

Внучка Рабина — Ноа:

«Во мне нет, чувства мести, слишком сильна боль утраты. Земля разверзлась у нас под ногами, и мы пытаемся как-то удержаться в этой окружающей нас пустоте, но пока, безуспешно.

Я не могу осознать, что все кончилось. Не по своей воле я прощаюсь с тобой, мой дедушка, мой герой, и прошу тебя, покойся с миром. Я прошу тебя: думай о нас, скучай по нам, мы тут, внизу, очень любим тебя. И если меня слышат ангелы на небесах, которые сейчас уносят тебя от нас, то я прошу их, чтобы они хранили тебя, оберегали, потому что ты заслужил эту охрану.

Мы любим тебя, дедушка…»

Потом — официальные речи. И человека опускают в землю. Все проходит…

Из Иерусалима отправились в Савьон. Обещал подъехать Кучма, но в последний момент передумал. Расположились с Виктором Степановичем на веранде. Пельмени. Ростовский рыбец. И все такое прочее. Славно посидели. Обнаружили общих друзей. Поговорили за жизнь. Посувалюк присутствовал. Записано: «Как меняются люди в присутствии начальства! ВВП — такой маленький, незаметный, шуршащий».

Нахальная, хамоватая свита (37 душ прилетели, чтобы заботиться о премьере). Удивительное дело. Попали в чужой дом, и куда хотят — туда идут, безо всякого разрешения. Обиделись, что я выставил их с веранды. Кормление завхоз учинил на кухне.

В 20.00 проводили.

Убил Рабина 27-летний Игал Амир, студент юридического факультета университета Бар-Илан. Йеменский еврей из многодетной семьи. Не примыкал ни к каким политическим движениям и партиям. Был замкнут, погружен в себя. «Моей целью, — сказал Амир на суде, — было всколыхнуть общественное мнение. Люди равнодушны к тому, что здесь создают палестинское государство и армию вооруженных террористов, а оружие не служит миру… По Галахе следует убить еврея, который отдает в руки врага свое государство и свой народ». — «А как же заповедь «Не убий»? — спросил судья. — «…Существует предписание более важное, чем «Не убий» — «Спасение души». Когда убиваешь кого-то на войне, это тоже грех. Но цель — возвышенна, поэтому это разрешено. Если глава правительства… жмет руку величайшему из убийц, освобождает из тюрьмы террористов и спустя несколько дней они убивают евреев, это не глава моего правительства».

Родители, братья и сестры Амира обратились с письмом к семье Рабина и к всему народу Израиля.

«Огромное горе обрушилось на нас и на весь еврейский народ из-за убийства главы правительства Ицхака Рабина нашим сыном.

Это отвратительное преступление явилось катастрофой и для израильского народа и для нас, потрясло все основы нашего воспитания и все духовные ценности, которые мы старались внедрить в сердца наших детей, — любовь к еврейскому народу, уважение человека человеком, любовь к родине и веру в Бога.

С позором и стыдом, скорбью и раскаянием мы просим прощения у Ицхака Рабина, у его семьи, у всего израильского народа и объявляем о своем полном неприятии и отмежевании от любых проявлений насилия!!!»

Не все просили прощения.

«Мы не намерены осуждать убийцу, — заявил лидер крайне правой еврейской организации ЭЯЛ Авишай Равив,[52] — это не наше дело. Ицхак Рабин был виновен в гибели сотен израильтян и сам стал жертвой того мирного процесса, который был начат по его инициативе. Теперь этому процессу, разрушающему наше общество и создающему в стране крайне напряженную ситуацию, пришел конец».

Амир пожизненно заключен в тюрьму.

«Израиль сразу после Рабина» — так было озаглавлено политическое письмо, которое посольство отправило в МИД в конце ноября.

Смерть Рабина вызвала шок в израильском обществе. «Еврей убил еврея!» — ужаснулись евреи. Отсюда неоднократно повторяемая мысль: теперь Израиль уже не тот, что был до убийства Рабина; теперь мы оказались в другом государстве, в другом обществе…

Раздавались и более трезвые голоса. Одни вспоминали Каина, который убил Авеля. Другие — «Альталену», потоплением которой командовал, кстати, Рабин. Третьи вообще высказывались против публицистических преувеличений.

«…Стоит ли бросаться из одной крайности в другую и утверждать, что после смерти Рабина Израиль стал иным? — спрашивал министр энергетики Сегев.[53] И отвечал: — Мне кажется, он тот же. Страна не может резко измениться за считанные дни. Просто-напросто не стоит успокаивать себя сладкоголосыми гимнами о национальном единстве. О нем пока не может быть и речи».

Да, Израиль остался прежним. Но возросла (пока, во всяком случае) потребность разорвать привычный круг мифов и легенд, разобраться в том, что же происходит на Земле Обетованной, какова та совокупность обстоятельств (условий, причин), которые привели Игала Амира на площадь Царей и вложили «Беретту» в его руку. Иными словами, возросла потребность в социальном самопознании, в демифологизации идеологии, в критическом реализме как методологии исследований и оценок..

Высказываются разные суждения. Но большинство аналитиков склонны видеть корни преступления в затяжном политическом кризисе, охватившем Израиль, «в глубочайшем, как пишет юридический советник правительства М. Бен-Яир, расколе, который происходит в израильском обществе в последние годы» и который порождает «дух вседозволенности». Линия раскола — отношения к мирному процессу, к компромиссным соглашениям с арабами.

Некоторые наблюдатели не ограничиваются движением мысли по политической плоскости, а пытаются заглянуть под нее, выявить социальные предпосылки случившегося.

«Жестокость порождена нетерпимостью, непримиримость — бескультурьем и глупостью, — утверждает обозреватель газеты «Луч» Р. Москович. — Среди хулиганья, которое громче всех вопит на митингах «правых», нет интеллигентов. Кто-то может предъявить университетский диплом, но люди, не скрывающие расистского отношения к арабам и пещерной ненависти к «предателям родины», — это современные дикари, это позор еврейского народа».

Убийство премьер-министра вложило в руки «разгребателей грязи» оружие, которым они не преминули воспользоваться. В чем истоки этого ужаса, этого позора еврейской нации и еврейской государственности? — задает вопрос В. Топаллер. И отвечает:

«Они во всем. В извращенной и искусственной экономике и политике. В дичайшем антагонизме и взаимной ненависти социальных и этнических групп. В клокочущей нетерпимости и омерзительной левантийской ментальности… Во вседозволенности и безумной агрессивности. В процветающей продажности и коррупции. В отупении и равнодушии «квиютного» населения. В пустых, пережаренных мозгах огромной части израильской молодежи, воспитываемой по принципу «лучшее воспитание — это полное его отсутствие»… В позорном для моего народа фанатизме, мракобесии и жугчайшей провинциальности. В снобизме, ничем не оправданной вере в собственную исключительность, в непомерной узости и спеси. В экзальтированности, приличествующей лишь престарелой истеричке».

Каждое из утверждений Топаллера следует делить «на шешнадцать». И все-таки они отражают не только пристрастия автора,[54] но и какие-то — пусть искаженные, деформированные критическими гиперболами — фрагменты израильской действительности, той почвы, на которой созревают гроздья экстремистского гнева — Барух Гольдштейн и Игал Амир.

Политические аналитики правительственного лагеря, остерегаясь трясины метафизических умозаключений, стремятся сосредоточить внимание на конкретных проявлениях правого экстремизма, на тех действиях и публикациях правого толка, которые могли бы спровоцировать смертельный исход. Здесь имеются в виду и шумные демонстрации под лозунгами «Рабин-предатель», «Рабин-убийца», и портреты Рабина, одетого в эсэсовскую форму, и систематические публикации явно подстрекательского свойства. В качестве примера подобного рода публикаций можно привести пассаж из статьи А. Цукермана в газете «Ха-Шавца»:

«Настанет день и израильское общество посадит Рабина и Переса на скамью подсудимых, и тогда перед ними замаячат альтернативы: либо виселица, либо сумасшедший дом. Ибо у этих двоих и всей их компании либо мозги усохли, либо они сознательные предатели».

Эта же газета приводит мнение руководителей «национально мыслящих религиозных евреев»: «с одной стороны, не может быть и речи о возможности убить Рабина или Переса, но с другой, — всем важно знать, что правительство «не подпадает под законы о царе (царя нельзя убивать) и что оно — враг Израиля».

Под обстрелом оказались позиции религиозных ортодоксов, наиболее непримиримой части антиправительственного лагеря. Еврейский религиозный фанатизм квалифицировался как «еврейский хомейнизм», ставящий религиозные установки выше законов государства и толкающий Израиль в пропасть гражданской войны. Не случайно Амир четко заявил: «По Галахе следует убить еврея, который отдает в руки врага свое государство и свой народ». Вот он и убил.

Массированная атака на правых, на оппозицию, фактическое возложение на них ответственности за выстрелы Амира вызвали резкие протесты со стороны Ликуда, да и не только Ликуда.

Уже 7 ноября Б. Бегин опубликовал заявление, в котором говорится:

«Вместе с половиной израильского общества я третий день выслушиваю обвинения в том, что несу ответственность за убийство премьер-министра. Обвинения исходят от политической группы, желающей прекратить полемику по жизненно важным вопросам. Порядочный человек не может смириться с политикой предъявления таких ужасных обвинений половине общества».

8 ноября выступил Д. Леви:

«Боль и гнев оправданы. Однако создание ситуации, при которой любой человек в кипе и любой человек правых взглядов находится на подозрении у властей, абсолютно недопустимо».

Правые не только защищаются, но и переходят в наступление.

«Убийство Рабина — трагедия для израильской демократии, — писал известный журналист и издатель Г. Мордель. — Но еще трагичнее глухота и слепота тех, кто ищет связь между Игалом Амиром и лагерем правых законных сил. Источник зла, порождающего насилие, — не митинги и речи противников мира, а насилие, с помощью которого правящий блок навязывает нации свое решение ближневосточного конфликта».

Мордель и прав и не прав. Он не прав, потому что связь между убийцей и «лагерем правых законных сил», несомненно, есть. Связь эта не в том, разумеется, что Нетаньяху или Бегин «подговорили» Амира убить раздражавшего их премьера. Связь эта в том, что ежедневная насыщенная оскорблениями в адрес Рабина антиправительственная кампания «законных сил» создавала духовный климат, располагавший к эксцессам. Связь эта в том, что лидеры «законных сил» не захотели — пока не припекло — решительно осудить экстремистов, отмежеваться от них.

Мордель прав, ибо «правящий блок» явно недооценивал готовность масс принять кардинальную смену вех в политике. На протяжении десятков лет в Израиле насаждалась ненависть к арабам. ООП изображалась как скопище террористов, а уж хуже, чудовищнее, гнуснее Арафата вообще никого не было. Все это откладывалось в общественном сознании на уровне аксиом, на уровне 2x2=4. И вдруг поворот на 180 градусов. Переговоры с ООП. Рукопожатия с Арафатом. Передача палестинцам «исконных» земель. Массы явно не успевали за лидерами. Явно зашкалили психологические перегрузки. Правительство пыталось, разумеется, объяснить перемены в политике. Но, на наш взгляд, делало это вяло. Расчет был взят, скорее, на своего рода психическую атаку, слом — на волне успехов — господствовавших настроений, прорыв в новое психологическое пространство. К сожалению, активизация терроризма, выход на сцену арабских смертников существенно повлияли на обстановку, замедлили, если не сорвали переоценку ценностей, на которую надеялось правительство.

Приходится, таким образом, признать, что питательный бульон для экстремистов готовили повара и правой, и левой ориентации. Одни, несмотря на взрывы и жертвы, шли вперед, продолжали переговоры, вызывая, тем самым, огонь на себя. Другие, несмотря на законные действия правительства, всячески старались поставить под сомнение, подорвать его легитимную базу, и тем самым обозначить потенциальные цели.

Как и следовало ожидать, споры вокруг вопроса «кто виноват?» постепенно утихают, входят в норму. На первом плане появляется другой классический вопрос — «что делать?» Что делать, чтобы выиграть выборы 1996 года. Правительство и оппозиция по-разному отвечают на этот вопрос. Но — и это как раз доказывает, что Израиль остался прежним — и правительство, и оппозиция будут продолжать идти прежними политическими курсами.

Убийство Рабина объективно сработало в пользу Аводы. Маятник общественных симпатий качнулся в ее сторону.

Однако Перес не клюнул на дешевку — не пошел, используя растерянность, смятение в правом лагере, на досрочные выборы. Он избрал, другой путь — омоложение правительства и укрепление своего влияния в нем. Вперед, потеснив «рабиновских министров», было двинуто «третье поколение» (Барак, Рамон, Бейлин). Правительство сдвинулось влево.

Пока трудно сказать, что это будет означать для внутренней политики. Но для политики внешней можно прогнозировать еще большую втянутость в мирный процесс. Возможен медленный, почти незаметный дрейф от США к Европе. Возможен и рост, интереса к сотрудничеству с Россией.

Недавно в одной из газет прозвучало такое сравнение: Рабин — мотор самолета, летящего к миру, а Перес — крылья этого самолета. Может быть, точнее назвать Переса конструктором этого самолета. Но «моторности» Рабина ему явно не будет хватать…

После убийства Рабина раздавались голоса об «очистительном» катарсисе», который должно пережить израильское общество. Катарсиса не получилось. Ни просветление, ни умиротворение не просматриваются. Политическое землетрясение, борьба за раздел политического наследства не вызвали больших жертв и разрушений. Скоро все войдет в свою колею. Израильское общество остается больным, расколотым на противостоящие группы и блоки. Призрак гражданской войны не исчез. Впрочем, не исчез и призрак мира.

В середине ноября в хайфском Университете состоялась международная конференция по проблеме палестинских беженцев.

В чем суть этой проблемы?

Война за независимость (1948–1949) и Шестидневная война (1967) заставили сотни тысяч палестинских арабов сняться с насиженных мест и бежать из Палестины. Имеют ли право эти люди вернуться обратно или — как минимум — получить компенсацию за оставленное имущество? Палестинцы говорят, — да, имеют. Израильтяне говорят, — нет, не имеют. Это и есть проблема беженцев.

Сколько их? Данные существенно расходятся. ООП говорит о 4-х миллионах. ООН называет цифру близкую к 2.5 миллиона человек. Поскольку статус беженца переходит «по наследству», то ныне беженцами считаются не только те, кто покинул Палестину в те далекие уже годы, но и их дети и внуки.

Позиция Израиля исходит из того что арабы искусственно подогревают проблему беженцев, используя ее как рычаг давления на Израиль. Если же отвлечься от политической мифологии, к которой относится идея возвращения всех беженцев в Израиль, то предлагается несколько тезисов, стоящих на почве политического реализма.

1. О массовом, коллективном возвращении беженцев в Израиль не может быть и речи. Для Израиля это означало бы самоубийство, харакири. Не может быть и речи о возвращении всех беженцев на территорию автономии. Это создаст взрывоопасные проблемы, которые, несомненно, перехлестнут границы автономии.

2. Не может быть и речи о сколько-нибудь масштабной компенсации. Ведь евреи, бежавшие из арабских стран, не требуют компенсации за дома, оставленные, скажем, в Касабланке или Багдаде. Так почему же мы должны платить компенсацию арабам за дома, покинутые ими в Яффо или Хайфе?

3. Решение проблемы беженцев только одно — интеграция их в арабских странах. Если малюсенький Израиль сумел принять и абсорбировать миллионы, то почему два десятка арабских стран, территория которых больше территории Израиля в 480 раз, а население — в 36 раз, не может разместить у себя своих собратьев? Кстати, говорилось на конференции в Хайфе, именно по этому пути пошла Иордания, в этом же направлении развиваются события в Сирии.

Возможно, эти аргументы не бесспорны. Но звучат они убедительно. Если же перевести проблему в практическую плоскость, то мне представляется, что дело кончится (если и когда оно кончится) тем, что Израиль согласится символически, «поштучно» принять (у себя и на территориях) какое-то очень ограниченное число беженцев. И на этом проблема будет снята.