АВГУСТ-94
АВГУСТ-94
Т.А. Карасова — Палестинская хартия — Информация из тюбика — Сюрприз Посувалюка — «Обнаженная натура»
Август прошел в сплошных разговорах.
1 августа обедал с Кедми. «Давно не виделись, — сказал он, — надо поговорить». Начали с Шенкар. Перес ссылается на позитивный опыт Португалии, где посол — тоже «из культуры». Возражение Кедми: «Россия — не Португалия». Я не стал ступать на этот тонкий лед.
Рабин и Перес договорились. Перес примирился с тем, что его политическая активность кончается в 1996 году, то есть он выходит из игры и перестает быть конкурентом Рабина. А Рабин намерен идти дальше. «Команду» он поменяет. На первый план выдвинет Рамона и Барака. Кедми очень высоко оценил потенциал последнего: «тонкий интеллектуал», «стратегический ум», «отважный солдат», «будущий политический лидер» и даже — «генерал XXI века». Бейлин под вопросом: Рабин ценит его интеллект, но нет личной «привязки» к Рабину.
2 августа в МИДе обсуждал с заместителем генерального директора У.Бар-Нером вопросы культурного сотрудничества.
Опираясь на соглашение, подписанное в Москве Рабиным, МИД приступил к составлению программы культурного сотрудничества на 2–3 года
Не могу не сказать добрые слова о Татьяне Анисимовне Карасовой, которая занималась у нас вопросами культурного сотрудничества. Она была изъята мною из института Востоковедения, где «заведовала» Израилем. Бывала здесь прежде, хорошо знала страну и людей. И работала хорошо. Болела за дело, что бывает не так уж часто. Была уважаема израильтянами и умела находить с ними обший язык.
Когда приезжали важные гости, жаждущие что-то узнать об Израиле, да еще и с женами, мы бросали Татьяну Анисимовну на этот участок фронта, и она никогда не подводила.
Женщине трудно в мужском коллективе, но она справлялась.
Научилась водить машину. Не помню, уж с какого захода получила права (тут инспектора зверствуют страшно, знал людей, которые заходили по десять с лишним раз, сам три раза пытался, потом — плюнул, в Москве получил). Я даже пробовал через министра транспорта организовать «блат». Да не вышло. Но когда получила, устроили национальный праздник.
10 августа в Газе встретился с министром культуры и информации палестинской администрации Ясиром Абд Раббо. Напомнил ему о давней полемике на страницах «Известий». Абд Раббо заявлял тогда, что палестинцы признают факт существования Израиля, но не признают его право на существование. Естественно, я отверг такую постановку вопроса. К моему удивлению, Абд Раббо сказал, что он и сегодня так думает. Я не стал возобновлять спор. Но заметил, что с такой платформой трудно рассчитывать на успех переговоров.
Абд Раббо рассказывал о своих бедах: не хватает школ (занятия ведутся в три смены), нет современных учебных программ, мало учебников и они устарели, отсутствуют учреждения культуры. Но в целом, по его мнению, ситуация в Газе меняется к лучшему. Спадает напряжение, накопившееся за долгие годы оккупации. Два поколения, выросшие в условиях комендантского часа (он продолжался с 19-ти до 5-ти), узнают такие, казалось бы, обыденные вещи, как дружеская вечеринка, да просто прогулка под звездами. Празднование свадьбы, поход в гости воспринимаются людьми как политическое достижение, событие большого общественного значения.
Обратил внимание на разницу между Арафатом и Абд Раббо. Первый выглядит каким-то унылым, подавленным. Второй же излучает оптимизм, уверенность, надежду.
12 августа в книжной лавке Шемы Принц была организована «презентация» русского кваса. Почему в книжной лавке? Дороги бизнеса неисповедимы. Квасные микрофирмы возникали и раньше, но быстро «утрачивали свое существование». По израильским условиям квас не должен быть скоропортящимся. Вроде бы нашли нужную технологию. Теперь дело пошло. Так решалась проблема окрошки — для израильского климата проблема первостепенная.
14 августа в отеле «Шератон» имел обстоятельный разговор с Нетаньяху. Он начал с вопроса: «Как представляет себе Москва позицию Ликуда в мирном процессе?» Ответил, что, на мой взгляд, много эмоций, но мало логики. Не вижу четкой альтернативы политике Рабина—Переса. Израиль — единственное в мире государство, где территории и люди делятся на две неравные в правовом отношении части. Это — явная аномалия в конце XX века. И нынешнее правительство намерено избавиться от нее на пути компромиссных решений. А что собирается делать Ликуд?
Нетаньяху предложил рассмотреть «теоретически возможные» варианты.
1. Юридическое включение территорий в Эрец Исраэль и распространение израильского гражданства на всех жителей территорий. Это — невозможно. Через десяток лет Израиль перестанет быть еврейским государством.
2. Трансфер, то есть выселение всех арабов из Израиля. Можно было бы рискнуть в 1967 году. Сейчас невозможно из-за мирового общественного мнения.
3. Независимое палестинское государство на территориях. Невозможно. Ставится под угрозу безопасность Израиля. Ставится под удар судьба поселений — «авангарда сионизма». Ликуд предлагает четвертый вариант. Его компоненты:
А. Газа. Газу надо «списать со счета». Нам безразлично, что там будет. Хоть «независимое государство». Хоть «египетский вариант».
Б. Западный берег. Вот тут нужна автономия. Но только автономия, не государство. И чем теснее Иордания будет связана с автономией, тем лучше. Рабин, сказал Нетаньяху, готов разыграть «иорданскую карту». Разумеется, поселения остаются и остаются необходимые для их безопасности израильские войска.
По пунктам «А» и «Б», заметил Нетаньяху, позиции Ликуда и правительства очень близки.
В. Голаны. Здесь оппозиция и правительство далеки друг от друга. У Нетаньяху есть сведения, что на днях Рабин сделает заявление о готовности уйти с Голан. Он торопится, пока его «несет волна успеха» на иорданском треке. Если мы придем к власти, говорил лидер Ликуда, мы готовы немедленно начать переговоры с Сирией. Мы скажем так: «Вы претендуете на все Голаны, и мы претендуем на все Голаны. Вот исходя из этого и давайте разговаривать».
Готова ли Россия направить свой воинский контингент на Голаны в рамках возможных сил разъединения? — спросил Нетаньяху. Я ответил, что в принципе этого исключать нельзя.
На том и разошлись.
15 августа был у Переса. Рассказал ему о разговорах с палестинцами. Подчеркнул, что было бы ошибкой загонять Арафата в угол.
Перес согласился с этим. Сказал, что большинство вопросов, о которых тревожится Арафат, постепенно решаются. Но Арафат должен понимать, что мешают продолжение террора и сохранение в неизменности Палестинской хартии.
Палестинская национальная хартия — это политическая программа ООП. Она была принята 17 июля 1968 года. Ее смысл можно свести к трем «нет», которые были провозглашены главами арабских государств на совещании в Хартуме в августе 1967 года. «Нет» миру с Израилем, «нет» признанию Израиля, «нет» переговорам с Израилем. Иными словами: Палестина едина и неделима, в Палестине есть место только для одного, арабского, государства, следовательно, Израиль должен быть уничтожен.
9 сентября 1993 года, как мы помним, в письме, которое Арафат направил Рабину, лидер ООП заявил: те статьи Национальной хартии, которые отказывают Израилю в праве на существование или не соответствуют выраженным в данном письме обязательствам, становятся с настоящего момента «недействующими и невыполнимыми».
Однако, чтобы это заявление стало юридическим фактом, необходимо было решение Национального совета Палестины — высшего органа ООП. Но Арафат не торопился с этим. Для него было трудно публично перечеркнуть символ своей веры. Возможно, он боялся не получить нужные две трети голосов. Официально же он ссылался на то, что израильтяне не дают разрешения на въезд в автономию многим членам НСП (как «террористам»). И вдруг 17 августа Перес заявил: мы пропустим в Газу всех членов НСП.
Национальный совет Палестины был созван только 24 апреля 1996 года (наверное, Арафат решил помочь Аводе перед выборами). Совет принял следующее решение:
«1. Изменить Национальную хартию, аннулировав те статьи, которые противоречат обменным письмам между ООП и правительством Израиля от 9 и 10 сентября 1993 года.
2. Национальный совет Палестины поручает юридической комиссии реформулировать Национальную хартию, которая будет представлена Центральному совету на его первом заседании».
Перес, тогда уже премьер-министр, с восторгом воспринял это решение. Оппозиция протестовала, считая его «отсылочным» и ничего не решающим по существу.
В беседе с Пересом я пытался поставить «на попа» важнейшую для посольства тему — оперативное снабжение российского коспонсора информацией. «Вы хотите, чтобы меня уволили с работы?» — спросил я министра. «Ма питом?» — ответил министр (что вдруг? что случилось?). Я пустился в рассуждения о том, что информацию о мирном процессе — при всех вроде бы хороших контактах посольства — частенько приходится выдавливать из израильтян, как зубную пасту из тюбика.
Говоря все это, я, конечно, понимал, что для израильтян коспонсор мы весьма относительный. Слишком толку от нас мало. Да и арабский мы знаем гораздо лучше, чем иврит. Поэтому они и не торопятся нас информировать… Но все же есть какие-то правила коспонсорской игры, которые неприлично нарушать. А они нарушали.
«Я же для Вас всегда открыт», — продолжал удивляться Перес. Что было правдой. Но негоже по каждому поводу беспокоить министра. В общем Перес обещал дать команду аппарату действовать более оперативно.
На какое-то время помогло. Но пробуксовки продолжались. Поэтому, когда появилось новое правительство, я сразу же поставил этот вопрос перед начальником канцелярии премьер-министра Авигдором Либерманом. Говорили с ним и у него в кабинете, и у меня в Савьоне за соленым арбузом. В конце концов для постоянной связи с посольством был выделен человек из команды Нетаньяху, его политический советник Дори Гольд.
И опять-таки помогло, но только на время. Административные методы не срабатывают там, где нет животрепещущего интереса…
22 августа посетил спикера Кнессета Шеваха Вайса. Говорили о приближающемся 50-летии Победы. В Израиле, начал я свою агитацию, — этот день отмечают «низы», объединения ветеранов и инвалидов войны, при пассивности со стороны «верхов», Кнессета и правительства. Выразил надежду, что эта «традиция» будет нарушена. Тем более, если учесть роль разгрома фашизма в создании Государства Израиль.
Вайс энергично высказался за проведение торжеств на официальном уровне. Обещал провести специальное заседание Кнессета (не выполнил). Сказал, что готов разместить в вестибюле кнессета «победную» выставку (картины, фотографии и т. д.), если из России пришлют экспонаты (экспонаты из России не прислали).
На эту тему мне пришлось неоднократно беседовать и с президентом, и с премьером, и со многими другими политическими деятелями. Рад, что они проявили понимание. «Верхи» объединились с «низами».
С 25 по 28 августа у нас был Посувалюк. Теперь уже — специальный представитель президента. Действовали по обычной схеме с добавлением Газы.
Посувалюк приготовил сюрприз. Он сказал Пересу примерно следующее: «Русская православная церковь является самой крупной в мире. В России есть очень большая мусульманская община. Когда на повестку дня будет поставлен вопрос об Иерусалиме, россиянам будет что сказать о своих правах на святые места». Ответ Переса звучал так. Политически тема Иерусалима закрыта для международных переговоров. Она может обсуждаться только с ООП. Но если у Русской православной церкви есть какие-либо вопросы по святым местам, мы готовы обсудить их. Как мы делаем это с Ватиканом.
Моментальная «утечка» и шум в прессе: Россия «вмешивается». Один из примеров:
«Христиане России должны знать, — писал известный политический журналист Шимшон Арад, — что для Израиля понятия свободы совести, обсуждение вопросов, касающихся культовых сооружений, — вещь легитимная. Но если Россия намерена вмешиваться в дела, которые ее не касаются — то тут нужно вежливо, но категорично объяснить ей, что это очень напоминает недавнюю эпоху, от которой отреклись и в самой России».
Статья, кстати, называлась «Брежневские рецидивы?»
Посувалюк, искупавшись в Тивериадском озере и отведав вкуснейшей Тивериадской рыбки под названием «сант-питер» (не в честь нашего Питера, а в честь святого Петра), улетел. Успели по дороге в аэропорт немного посплетничать. Он жаловался на недоступность министра. Запомнил переданные им слова Козырева: «Чтобы руководить внешней политикой, мне нужен не МИД, а самолет и две хороших стенографистки». По-моему, я что-то похожее где-то читал, не могу вспомнить — где. Но важно, что вспомнил — на беду российской внешней политики — Козырев.
Посувалюк улетел. Волнения по поводу Иерусалима постепенно улеглись. Они вновь показали, как мало нужно, чтобы подспудное недоверие к России вырвалось наружу…
Полина Капшеева, популярная «русская» (она из Запорожья) журналистка. Псевдоним — Лиора Ган, по-русски — гражданка Пистолетова. В своей серии «Обнаженная натура» обнажила и меня. Вот как это выглядело.
— Александр Евгеньевич, каким, на ваш взгляд, должен быть идеальный дипломат?
— Ну, во-первых, элегантным. Не как рояль, а просто элегантным. Умным, симпатичным, контактным, образованным — что еще?
— Вы нарисовали портрет идеального мужчины вообще.
— Нет. Измените окончания всех перечисленных прилагательных на женские — получится дипломат-женщина.
— В таком случае, думаю, вы рисуете портрет идеальной жены.
— Почему же? Для жены вовсе не обязательно быть, например, образованной.
— Вы полагаете?
— Это не мое мнение, а, к счастью, один из подарков Гименея.
— Какой, в таком случае, вы видите идеальную жену?
— Я предпочел бы покинуть недосягаемые вершины идеалов. Чужую жену еще можно идеализировать, да и то временно. Ну а своя бывает идеальной только, пожалуй, в медовый месяц.
— Но разве не нужно стремиться к вершинам?
— Для этого — в данном контексте — следовало бы несколько раз жениться. Один раз женился — не совсем дотягивает до идеала. Следующая избранница уже к нему ближе. Еще раз… Как-то все это довольно нудно.
— Вы сами женаты один раз?
— Два.
— Так что, в общем-то, какое-то стремление приблизиться к идеалу было?
— Молодой был, глупый.
— Так и не приблизились?
— Слава Богу, нет. Хорошая у меня очень жена, умная, образованная, прекрасный борщ умеет варить, ругает меня в меру. Возможно, следующая была бы еще лучше. Но, скорее всего, хуже. Поэтому я остановился. Все, с альпинизмом покончено.
— Вы жаловались мне как-то, что Лена Петровна не разрешает вам носить шорты. Запрет снят?
— Если бы… Говорит, что если я, старый толстый дурак, выйду в шортах, все будут смеяться. Пытаюсь втолковать ей, что в Израиле на такие вещи внимания не обращают. Ходи в чем хочешь, а в шортах еще кожа дышит. Но жену мои аргументы не убеждают. И я сдаюсь. Ладно, пусть кожа не дышит. Черт с ней.
— Вы вообще уступчивый человек?
— Кто его знает… Лена Петровна, наверное, думает, что — нет. А я думаю, что — да. Я, скажем, всю жизнь ее пилю: делай по утрам зарядку. А она не делает, и я уже перестал настаивать. Но зато, когда она говорит, чтобы я меньше ел, отвечаю: я же перестал приставать к тебе с зарядкой, так дай мне поесть спокойно.
— А вы делаете зарядку?
— Да. Стараюсь быть в норме. Уже давно держусь в одном весе — это меня устраивает.
— Но, говорят, что вы — гурман?
— Пожалуй, нет. Не тяну на гурмана и не претендую на это звание. Гурман любит изысканную кухню, а я — грубую, но вкусную. Скажем, хаш — это примерно то, что здесь называется «марак регель». Или крупно порезанный рубец с чесночным соусом. Или хороший борщ, солянку. Все это народная кухня.
Я как-то был в Париже гостем министерства иностранных дел. Там все тоже решили, что я — гурман. А считается, что во Франции самая изысканная кухня — в Лионе. Меня повезли туда, привели в роскошный ресторан. Принесли какие-то невероятно красивые тарелки, на которых было нечто затейливое и неведомое. Тает во рту, но не могу понять: мясо это или, может быть, рыба? Или курица? Хвалю, разумеется, и говорю «спасибо». Потом, когда торжественный эскорт удалился, я попросил переводчика свозить меня на рынок. Дело в том, что будучи журналистом я посещал разные страны, города и веси. Командировочным денег давали очень мало, а кушать-то хочется. Опытным путем установил, что в любом городе около рынка есть забегаловки для крестьян, приезжающих торговать. Там всегда подают огромные, вкусные и очень дешевые порции. Поел — и бегай целый день. Так получилось и в Лионе. Наткнулись как раз на мой любимый рубец. Именно такая еда по мне.
— Думаю, что в Израиле вы не страдаете по поводу ее отсутствия?
— Ни в коем случае. Кстати, у нас вчера были гости, а мы с Леной Петровной очень любим, чтобы они остались довольны. Я заказал в ресторане «Казачок» вареники с вишней, привезли, даже с бутылочкой сока, — все, что положено. Прекрасная штука.
— Как-то мне рассказывали, что вы то ли ругали известного поэта Генделева, то ли хвалили его кулинарные рецепты. Правда ли?
— Наполовину. Я говорил, что уважаю профессионализм, поэтому политические статьи Генделева не читаю, а читаю его «чистые тарелки». Даже сделал пару соусов по его рецептам.
— Сами готовите?
— Люблю. В Москве мы с Леной Петровной, особенно когда ждем гостей, готовим в четыре руки.
— Своеобразное хобби дипломата?
— Нет. Занимаюсь кухней с очень ранних лет.
— В Израиле не готовите?
— Иногда. Когда приходится принимать 30–40 человек, без повара не обойдешься.
— Имеете возможность принять в своей вилле несколько десятков человек?
— Да. Хотя с точки зрения резиденции помещение маловато. Если собираются сорок человек — уже очень тесно. Когда не так жарко, можно выйти в садик. Но если бы сейчас, уже будучи послом, искал виллу, выбрал бы другую, в которой попросторнее то, что называется «зало», где собираются гости.
— В общем, у президента Израиля резиденция поболее?
— Конечно. По масштабам Савьона нашу виллу можно считать бедной. Хотя и с бассейном. Когда жена приехала сюда из Москвы первый раз, она открыла рот и сказала: «Как в кино!» Так и есть. Закончится фильм, вернемся домой — и будем жить в своей нормальной московской трехкомнатной квартире, которую получили еще в семьдесят каком-то году.
— Собираетесь скоро уезжать?
— Это зависит от начальства.
— А вы удовлетворены своей сегодняшней работой?
— Интересно. В этом смысле я всю свою жизнь прожил при коммунизме: всегда занимался интересной работой. Она была для меня не средством существования, а средством самовыражения.
— Ваше определение коммунизма сводится к наличию интересной работы?
— Во всяком случае, это одно из необходимых составных.
— Вы еще верите в победу коммунизма?
— Слова часто играют плохую роль. Слово, понятие «коммунизм» достаточно дискредитировано и при употреблении вызывает как минимум скептическую улыбку. Но как философ, социолог, ученый я не могу себе представить, что рыночное хозяйство — финал, конечная фаза развития человечества. Не хочу и не могу допустить, что общество, где люди живут на конкурентной основе, где тебе хорошо, а другому из-за этого плохо, станет концом истории. Надеюсь, что когда-нибудь люди поумнеют до такого уровня, что создадут общество справедливое. Пожалуйста, назовите это как угодно, коммунизмом, «справедливизмом» — для меня терминология не играет роли.
— Вы согласны с термином «уравниловка»?
— Только в плане равных прав и возможностей. При этом один будет умным, другой — дураком. Один полетит в космос, а другой будет продавать шуварму.
— И в итоге мы вернемся к рыночным отношениям?
— Почему же? Общество будет настолько богато, что позволит себе быть справедливым для всех. Вот в этом я неисправимый оптимист.
— Как вы воспринимаете свою безумную популярность в Израиле?
— Вы явно преувеличиваете. Ко мне действительно многие хорошо относятся. Если иметь в виду «русских», то живу здесь капиталом, наработанным в России за двадцать лет, в течение которых занимался журналистикой. В Израиле капитал этот только трачу…
— Александр Евгеньевич, в вашем кабинете висят рядом портрет президента России и карта Израиля. Как вы полагаете, доволен ли был бы господин Ельцин таким соседством?
— Было бы странно, если бы у меня висела карта Руанды. Думаю, господин Ельцин понимает, что в кабинете посла России в Израиле должна висеть карта именно Израиля…
— Вы любите порядок?
— У меня все на своих местах. Ни секунды не трачу на поиски очков, ключей или нужной книги. Все-таки долго занимался философией и не забываю слова Аристотеля: каждый предмет имеет свое место. Так что я в этом смысле — аристотелианец. Проще говоря, педант. Нудник.
— Некоторые говорят, что их раздражает большое скопление евреев в одном месте и в одно время. А вас?
— Раньше я считал такие вопросы бестактными. В Израиле поумнел. Будем считать ваш вопрос риторическим.
— Хорошо, но теперь вопрос не риторический: как собираетесь отмечать еврейский Новый год?
— Пока не знаю. Может, в гости к кому пойду.
— В синагогу не собираетесь?
— Может быть, сразу перейдем к очередному не риторическому вопросу?
— А вообще вам приходилось бывать в синагоге?
— Конечно.
— И как чувствуете себя в кипе?
— Так же превосходно, как и без нее.
— Принято считать, что дипломат должен быть хорошим психологом. Можете ли вы сказать, что видите людей насквозь?
— В той мере, в какой это необходимо для работы. Каждый человек — психолог. Человеческое общение было бы невозможно, если бы все не были психологами. Вот вы пытаетесь «обнажить натуру», но чтобы сделать это, вы должны быть психологом, видеть эту самую натуру, если не насквозь, то все же на достаточную глубину…
— Как вы относитесь к сплетням?
— Не люблю и не слушаю. Хотя, наверное, полезно бы узнать, какую гадость скажет обо мне после интервью Полина Капшеева.
— Никогда!
— В политике не рекомендуется употреблять понятия никогда, всегда, нигде, везде и т. п. Об этом полезно помнить и в неполитических ситуациях.
— Я завела разговор о сплетнях не случайно. С одной стороны, приходилось слышать, что вы — антисемит (этот вопрос я снимаю), с другой — что вы скрытый еврей.
— Как вы знаете, в Москве издают Российскую еврейскую энциклопедию. Первый том уже вышел. В нем содержатся биографические справки об известных евреях, живших в Советском Союзе. Естественно, проводятся генеалогические изыскания. В процессе исследований мне позвонил человек, участвовавший в них, и сообщил: «Мы тебя проверили до пятого колена. Знаешь, ты — не еврей».
— Как вы отреагировали на такую новость?
— Попросил выдать мне сертификат. Тем более что недавно в серии «Библиотека генерала Стерлигова» в Москве вышла очередная антисемитская брошюрка. Там сказано, что огромное количество послов Российской Федерации — евреи. Например. Рыжов, посол в Париже; Панкин, посол в Лондоне; Лукин, посол в Вашингтоне; Бовин, посол в Израиле.
— Случались ли с вами курьезы в Израиле?
— С послами курьезы не случаются. Во всяком случае такие, о которых стоит упомянуть…