АВГУСТ-92

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

АВГУСТ-92

Цфат — Египетский посол Мухаммад Басьюни — Генерал Эхуд Барак — Перес в Москве

Август начался с посещения одного из самых красивых и самых знаменитых городов Израиля — Цфата. Когда-то Цфат, расположенный в горах Верхней Галилеи, был центром еврейской духовной жизни, городом талмудистов, толкователей Каббалы, знатоков мистической философии. Теперь — это город художников. Можно весь день бродить по узким уличкам, переходя из одной галереи в другую. Что мы с женой и сделали. После политических разговоров, писания бумаг, разбора склок и полусклок здесь как источник чистейшей воды. Смотреть на картины, говорить с их авторами, погружаться в выдуманный, созданный воображением и кистью мир и стараться понять его, проникаться вечными заботами искусства и столь же вечными заботами людей, зарабатывающих на хлеб насущный, — это ведь тоже дипломатия, только очищенная от мелочных сует. Не до конца, к сожалению. Ибо надо было уезжать. «Мы спускаемся с гор, просто некуда деться…»

11 августа познакомился с египетским послом в Израиле Мухаммедом Басьюни. Интересный человек. В курсе всех событий в Израиле и вокруг него. Долгое время работал в разведке. После войны Судного дня был военным атташе в Тегеране. После заключения мира с Израилем переместился в Тель-Авив. Сначала в качестве консула, ну и далее — везде… Симпатии Басьюни всегда были на стороне Аводы. Это осложняло его отношения с правительством Шамира, но зато сработало в его пользу после прихода к власти Рабина-Переса. Газета «Калейдоскоп» писала в августе: «Посол Басьюни — дипломатическая звезда нынешнего лета… Басьюни сегодня в моде. Как когда-то Бовин. Его приглашают на презентации и банкеты. Ему с почтением жмут руку. На его фоне фотографируются, чтобы потом похвастаться перед друзьями».

У Басьюни готовят самый вкусный кофе в Израиле. Примерно такой же, как при дворе Арафата. Мы пили кофе, и посол обстоятельно излагал мне свое видение «текущего момента». Особый упор был сделан на Сирию («сирийский трек», выражаясь дипломатическим «новоязом»). Сирия — это «ключ к решению ближневосточного конфликта». Без прогресса на переговорах с Сирией соглашения с палестинцами не будет. Ибо у Дамаска «стопроцентное вето». Говоря о проблеме Голанских высот, Басьюни подчеркнул, что Асад никогда не согласится «оставить хоть миллиметр» Голан израильтянам.

Переходя к палестинскому «треку», Басьюни несколько раз в разных контекстах упирал на то, что из всех палестинских лидеров самый умеренный это — Арафат. Именно с ним надо вести дело. Он чувствует происходящие перемены и готов адекватно реагировать на жесты доброй воли со стороны Израиля. Договориться по автономии вполне реально. Что же касается идеи независимого палестинского государства, то она, — тут посол подчеркнул, что излагает свое сугубо личное мнение, — вряд ли реальна. Оптимальным решением могла бы стать конфедерация с Иорданией.

В общем, подвел черту Басьюни, Каир настроен оптимистически. В Израиле появилось правительство, которое настроено на поиск компромиссов, а значит и на серьезные переговоры.

Я не вполне разделял оптимизм коллеги. Мне казалось, что Асад не готов к сбалансированным компромиссам. Он занял такую позицию: пусть сначала Израиль даст обязательство вернуть Голаны, и только тогда мы начнем переговоры. Но о чем тогда говорить? Поэтому дела на сирийском направлении так и не сдвинулись дальше переговоров о том, как вести переговоры.

Как бы то ни было, беседы с Басьюни, а мы встречались неоднократно, всегда давали пищу для ума.[13]

Большое впечатление произвел разговор с заместителем министра иностранных дел Йоси Бейлином Молодой. Умный. Левый. Склонный рассматривать те или иные конкретные проблемы в теоретической, концептуальной системе координат. Минус — недостаточно прочный фундамент базовых знаний (история, культура, философия). Но этот минус у Бейлина был выражен гораздо слабее, чем у большинства израильских политиков. За исключением, пожалуй, Переса. Кстати, Бейлин был человеком Переса («пудель Переса», назвал его однажды Рабин; потом эти слова со смаком повторяли завистники и недоброжелатели Бейлина).

Я понимал, что в ранце Бейлина спрятан маршальский жезл, что он рассматривает себя как преемника Переса в партийной иерархии Аводы. Но мне казалось, что Бейлин слишком умен, слишком честен и слишком наивен, чтобы пробиться в большую политику. Израиль еще не созрел для Бейлина, как Россия не созрела для своих «киндер-сюрпризов».

Серию августовских бесед заканчивает визит к начальнику Генерального штаба Армии обороны Израиля Эхуду Бараку. Родился в 1942 году в киббуце Мишмар ха-Шарон. В армии с 1961 года. Помимо военного образования имеет академические степени по физике (Еврейский университет в Иерусалиме) и системному анализу (Стенфордский университет в США).

Барак командовал знаменитым спецназовским подразделением «Саерет маткаль[14]». Руководил военной разведкой. Командовал Центральным военным округом. С 1 апреля 1991 года начальник Генерального штаба.

Не помню уж по какому случаю, но попал я в мастерскую, где занимаются, в частности, орденскими лентами. Вижу, на столе лежит колодка с четырьмя одинаковыми планками, каждая из которых, если перевести на наш язык, означает Звезду Героя. «Это для кого?» — спрашиваю. «Для Барака», — отвечает хозяин. Насколько я смог разобраться, такие «звезды» дают не за штабные усилия, а за непосредственное участие в боевых операциях. Потом я как-то спросил у генерала, где он так отличился, но получил уклончивый ответ.[15]

Барак пришел в Генштаб с намерением реорганизовать армию, чтобы гарантировать победу с минимальными потерями, практически без участия сухопутных войск. Упор делался на ракеты, противоракетные комплексы, самолеты нового поколения, средства радиоэлектронной борьбы. Плюс, разумеется, четкое управление и профессионализм на всех уровнях.

По мнению Барака, стратегическая обстановка вокруг Израиля пока остается спокойной. Можно гарантировать, что в течение года войны не будет. «А потом?» — «Только сумасшедший способен видеть что-нибудь за пределами года!» Я промолчал, надеясь втайне, что генерал шутит.

Угрозу войны, продолжал Барак, содержат непрекращающиеся поставки оружия в регион, рост мусульманского фундаментализма, сохранение диктаторских режимов. Главная опасность — Сирия. Но без запасных частей из России Сирия беспомощна. Так что Москва держит в руках ключи от стабильности в регионе. Очень надеюсь, сказал Барак, на Примакова (тогда — директор СВР) и на Зотова (тогда — посол в Сирии).

Стратегическая доктрина Израиля, объяснял мне Барак, исходит из капитальной и всеобъемлющей асимметрии между Израилем и арабским миром (территория, население, природные богатства, вооруженные силы). Асимметричны и намерения. У Израиля — выжить, у арабов (по крайней мере до последнего времени) — помешать выживанию Израиля. Поражение в войне — рана для арабов и смерть для Израиля. Поэтому, сказал генерал, главная задача политической стратегии Израиля — предотвратить войну, а главная задача военной стратегии — предотвратить уничтожение Израиля. Поскольку у Израиля нет стратегического пространства для обороны, то наша стратегия на уровне операций — стратегия наступательная. Арабам выгодна затяжная война, нам же — молниеносная.

Барак поддерживает намерение правительства ускорить мирный процесс. Но, судя по некоторой витиеватости мысли, перспектива отдать палестинцам значительную часть Иудеи и Самарии усваивается генералом с большим трудом. Барак решительно заявил: если во время переговоров террористы убьют на израильской земле «даже двух евреев», Израиль прервет переговоры. Я усомнился. Барак не стал настаивать.

В середине августа стало известно, что Козырев согласен принять Переса 20–21 августа. Завертелась подготовка визита. 17-го я прилетел в Москву. Переса встречали поздно вечером 19-го. Вместо Козырева в аэропорт приехал его заместитель Б. Н. Пастухов.

Утром 20-го сбор у Козырева. Ситуация почти фарсовая. Министр не изучил бумаги, которые ему подготовил аппарат. «Зачем приехал Перес?» — спросил нас Козырев. Хором стали что-то втолковывать ему.

Далее очень поверхностный разговор министров. Потом поехали к вице-президенту А.В.Руцкому. Он опоздал на 45 минут. И, наконец, посещение Е.Т.Гайдара. Разговор по делу (даже опреснение воды было упомянуто), но все как-то приблизительно, формально, без заинтересованности с обеих сторон.

Впрочем, у сторонних наблюдателей складывалось другое впечатление. — Точнее, его умело «складывали», беседуя с журналистами, участники переговоров. Вот, например, что сообщала своим читателям Ирина Горюнова, корреспондент газеты «Время»:

«Подводя итоги визита Шимона Переса в Москву, замечу, что все его встречи проходили в обстановке крайней заинтересованности и взаимопонимания.

После беседы с Андреем Козыревым Перес с улыбкой сказал: «Я разочарован, так как не нашлось ни одного вопроса, по которому наши точки зрения не совпали!»

Премьер-министр России Егор Гайдар перед началом переговоров уведомил гостя: «В зале, где проходит наша встреча, раньше заседало Политбюро ЦК КПСС». И добавил, что год назад — во время августовского путча — нынешнее правительство России предполагало, что будет сидеть совсем в другом месте. А перед встречей с Александром Руцким Шимона Переса предупредительно информировали, что именно в этом кабинете был арестован Янаев. Теперь большую часть кабинета занимают макеты разнообразных самолетов — таково хобби бывшего летчика Руцкого.

Посол Александр Бовин тоже шутил. На мой вопрос, нравится ли ему в Израиле, он ответил: «Лучше, чем в Греции, но хуже, чем в Швеции»….

Поздно вечером 22 августа Перес улетел на родину, в Белоруссию.

А ко мне домой неожиданно заявились два генерала. С могучей бумагой, разрешающей им продавать за границу все, что угодно. Хоть комплекс С-300, хоть танковый завод, хоть боевые самолеты любых типов. Предложили проработать израильский вариант. Но я не был готов к такого рода деятельности. И хорошо помнил наставление Остапа Бендера: «Чтите уголовный кодекс!» Вежливо выпроводил генералов. Говорят, они живут теперь на Канарах…

Пробился к министру. Никакого «вопроса» у меня не было. Просто я привык иметь психологический контакт с начальством. И хотел наладить такой контакт. Но не получилось. Поговорили о том о сем. Министр призвал меня писать «философские заметки». С явной неприязнью говорил о департаменте. На том и расстались.