Дюнные багги и грязь несовместимы
Дюнные багги и грязь несовместимы
Полностью снаряженный и пристегнутый ремнями, я сидел в вибрирующем кресле стрелка «пустынной патрульной машины». Было 20 марта 2003 года, вскоре после полуночи, и мы летели на транспортном вертолете МН-53 ВВС США, только что оторвавшемся от взлетно-посадочной полосы кувейтского аэродрома. Наша багги находилась в грузовом отсеке гигантского вертолета, и мы направлялись для выполнения миссии, которую мы столько репетировали в последние несколько недель. Ожидание подходило к концу. Операция «Свободу Ираку» началась. Моя война, наконец, пришла.
Я был весь в поту, и не только от возбуждения. Поскольку мы не знали, какие козыри в рукаве у Саддама, нам приказали надеть костюмы химической защиты (их еще называют «скафандрами»). Костюмы защищают от отравляющих газов, но в них примерно так же удобно, как в резиновых пижамах, а противогаз, который полагается носить вместе с химзащитой, вдвое противнее. «Мокрые ноги![40]» — услышал я в наушниках.
Я проверил оружие. Все было в порядке, включая крупнокалиберный пулемет. От меня требовалось лишь оттянуть зарядную рукоятку и подать ленту.
Машина была повернута передней частью к хвосту вертолета. Грузовая рампа была поднята не до конца, и я видел над ней кусочек ночного неба. Внезапно из черного оно стало красным — иракцы включили радары ПВО и привели в действие зенитные вооружения, которых у них не было (по данным нашей разведки). Пилоты вертолета были вынуждены начать отстрел дипольных отражателей и инфракрасных ловушек.
Затем появились трассеры, очереди пуль, проносящихся по узкому черному прямоугольнику.
Вот проклятье, подумал я. Этак нас могут сбить прежде, чем мы успеем дать кому-нибудь прикурить. Каким-то образом иракцы умудрились по нам не попасть. Вертолет продолжал движение.
«Сухие ноги[41]», — произнес голос в наушниках. Мы были над сушей.
Ад вырвался на свободу. Мы входили в отряд, которому была поставлена задача помешать иракцам взорвать нефтяные сооружения или поджечь их, как было в 1991 году во время операции «Буря в пустыне». Бойцы спецназа из SEAL и отряда «Гром» высадились на нефтяных и газовых платформах в Персидском заливе, а также на береговых нефтеперегонных сооружениях и портовых терминалах.
Двенадцать «котиков» получили приказ предотвратить разрушение объектов на нефтяных объектах полуострова аль-Фао. Несколько минут спустя этот приказ превратился в море огня, и к тому моменту, когда вертолет коснулся земли, мы были по уши в дерьме.
Рампа откинулась, и наш водитель нажал на газ. Я дослал патрон, будучи готовым открыть огонь сразу, как только мы окажемся на земле. DPV скатилась на мягкий грунт и… увязла.
Сукина дочь!
Водитель лихорадочно переключал передачи и насиловал двигатель, пытаясь вытащить машину. Нам еще повезло: мы по крайней мере выехали из вертолета. Еще одна патрульная машина застряла ровно на середине рампы. Вертолетчик отчаянно пытался стряхнуть оттуда багги, дергая винтокрылую машину вверх и вниз — пилоты очень не любят, когда по ним стреляют.
К этому моменту я уже слышал радиообмен экипажей DPV. Почти все застряли в пропитанном нефтью песке. Прикомандированная к нам офицер разведки обещала, что грунт в месте высадки будет твердым. Конечно, еще, по ее словам, у иракцев не было средств ПВО. Да, не зря говорят, что военная разведка — это оксюморон[42].
«Мы застряли!» — сообщил наш шеф.
«Ага, мы тоже застряли», — послышался голос лейтенанта.
«И мы застряли», — добавил кто-то еще.
«Дьявол, надо выбираться отсюда».
«Покинуть машину и занять позиции!» — приказал шеф.
Я отстегнул ремни, схватил «шестидесятый», взвалил его на плечо и потащил к ограде нефтяного комплекса. Нам следовало обеспечить безопасность ворот, и то обстоятельство, что нам теперь не на чем было ездить, не означало, что наша задача не должна быть выполнена.
Я нашел кучу щебня в виду ворот и установил на ней пулемет. У парня рядом со мной был гранатомет «Карл Густав[43]» — безоткатное орудие, которое с одного чертова выстрела может уничтожить танк или сделать огромную дыру в здании. Никто и ничто не могло пройти через ворота, не согласовав этот вопрос с нами.
Иракцы организовали оборонительный периметр вокруг нефтяных установок. Их единственная проблема заключалась в том, что мы приземлились внутри, иными словами, — позади их позиций.
Им это не сильно понравилось. Они развернулись и начали по нам стрелять.
Как только я понял, что опасности химической атаки нет, я сбросил противогаз и начал отстреливаться из «шестидесятого». У меня было много целей. Даже слишком много. Противник многократно превосходил нас численно. Но это не представляло реальной проблемы, поскольку мы сразу запросили помощь с воздуха. Через несколько минут над нашими головами появились все возможные типы самолетов авиационной поддержки: F/A-18[44], F-16,[45] А-10А[46], и даже АС-130 «Ганшип»[47].
Особенно впечатляюще работали штурмовики А-10 военно-воздушных сил, известные как «Бородавочники»[48]. Они летают довольно медленно, но именно так и задумано. Эти самолеты сконструированы так, чтобы с небольшой высоты и на умеренной скорости обрушивать на наземные цели настоящий шквал огня. Помимо бомб и ракет, они располагают 30-мм скорострельной шестиствольной пушкой, работающей по принципу пулемета Гатлинга. Эти «гатлинги» устроили иракцам в ночь вторжения настоящий ад. Иракцы пытались перебросить к месту нашего боя бронетехнику из города, но им даже близко не удалось подойти. В какой-то момент арабы поняли, что их вздрючили, и начали разбегаться.
Это была большая ошибка. Так они просто стали лучше видны с воздуха. Самолеты продолжали прибывать, и каждому находилась цель. Иракцев умножали на ноль. Ты слышал выстрелы в воздухе за спиной — тра-та-та-та, — затем эхо — ра-ра-ра-ра, и почти сразу после этого взрывы и другой грохот, производимый попадающими в цель снарядами.
Мать твою, подумал я про себя, вот здорово. Мне, черт возьми, это нравилось. Этот адреналин и возбуждение мне чертовски по душе.