Глава тридцать пятая Грязь

Глава тридцать пятая

Грязь

О том, что больнее всего, и о том, как уживаться с клеветой, завистью и злобой

Вчера от генетической болезни легких в возрасте 24 лет скончался гениальный человечек, Грегори, победитель французского аналога «Фабрики звезд» прошлого года. Перед тем как лечь на опасную и рискованную операцию, он на всякий случай написал прощальное письмо. В нем он благодарил своих родителей и сестру за то, что они мужественно и любяще помогали ему все эти годы бороться с болезнью, он благодарил своих коллег и продюсеров, позволивших ему, юноше с ужасной легочной недостаточностью, записать альбом, попавший во многочисленные хитпарады и получивший всевозможные музыкальные премии, в том числе «Музыкальное открытие года», он благодарил многих своих друзей из шоубизнеса, но не смог сделать одного — простить журналистов. Тех злых и беспощадных журналистов «желтой» прессы, которые, не имея ничего святого, обрушивались с сарказмом на его болезнь и на него самого. Больной мальчик, которого все знакомые в один голос считали самым великодушным и добрым, много вытерпевшим и сильным. Артист, преодолевший ужасные тяготы на пути к успеху и испытывающий физическую боль при дыхании, но при этом ставший одним из выдающихся певцов современной Франции. Настоящий мученик, настрадавшийся настолько, что стал образцом для всех несчастных, обездоленных и больных. И этот человек на пороге смерти не смог простить журналистов. Его отец, читая в эфире это прощальное письмо, дрожащим голосом призвал к борьбе с этим злом, сокращающим жизни и заставляющим еще больше страдать каждого публичного человека. И я подумала, что это касается многих из нас. Тех, кто издает «желтую» прессу, не только зарабатывая на низменных страстях человечества, но и способствуя их развитию. Тех, кто пишет, называя себя «журналистами», грязные, обидные и злые слова на потеху толпе. Тех, кто выслеживает звезд в их личной жизни, на которую мы все с вами имеем право, а потом продает этот мусор в журналы, гордо называя себя «папарацци». Тех, кто покупает всю эту грязь в газетах и журналах, зачастую выдуманную или частично правдивую, но искаженную до неузнаваемости. Тех, кто долгими зимними одинокими вечерами сбрасывает в Интернет, как в клоаку, все самое мерзкое и гнусное, но не о себе, а о других, тех, кто на виду и кому повезло чуть больше, чем им самим.

Мой путь не был легким, я прошла через нищету, через унижения, через нелюбовь, через раннее материнство, через мучения, через необходимость зарабатывать на хлеб, когда пальцы прилипают к обледенелому диску телефонной кабины, потому что дома нет телефона, а на сибирском ветру минус тридцать градусов, а также через опасность оставить младенца одного дома, выбегая за молоком, в страхе, что он проснется раньше времени и захлебнется в плаче. Меня пытались изнасиловать, меня предавали, меня увозили в отделение коррумпированные автоматчики, используемые в нечистоплотной конкурентной борьбе за мое место под бледным сибирским солнцем, меня пугали грабители и били любимые мужчины. Но никогда я не испытывала боли сильнее, чем когда моя мама плакала, читая про меня грязь, клевету, оскорбления и ложь в прессе и в Интернете. Меня трудно довести до слез в силу выработанной с годами и страданиями высокой стрессоустойчивости. Но я разревелась на съемочной площадке одного французского токшоу, когда за всех российских женщин я должна была отвечать на вопрос: «Почему все русские девушки проститутки?» Я плакала, когда читала про себя непристойности и похабщину в данном мной же, но исковерканном до неузнаваемости, интервью одному журналу, а бравший это интервью, казалось, симпатичный журналист, сказал: «Извини, но редактор попросил, чтобы я по тебе проехался». Я ревела, когда, став «самой известной русской во Франции», по мнению авторитетного журнала «Пари Матч» (апрель, 2005), я читала про себя злые высказывания русских девушекжурналисток, живущих в Париже. То ли им казалось, что они лучше меня могли бы представлять Россию в «Найс Пипл», то ли зависть и ревность с особенной силой вспыхивают именно в отношении более удачливых соотечественников за границей. Не знаю, но хуже никто не изощрялся. Я рыдала, когда, открыв свой блог в русскоязычном Интернетпространстве, я читала оскорбления в свой адрес вперемешку с матерщиной неконструктивного содержания, как будто авторы этих посланий мстили мне за все свои неудачи, нереализованность и ущербность.

«Ты же знала, куда шла!» Нет. Не знает молоденькая девочка, стремящаяся к любви и признанию, что на самом деле ее ждет эта неизбежная грязь, на которую, в силу отсутствия обратной связи с многочисленными хулителями, нельзя ответить, оправдаться или показать опровергающий документ. Она, эта девочка, конечно, читала в прессе про других, но про других читать не так больно, как про себя. Да и всей правды о других никто, кроме них самих, не знает. А если бы знали, то тоже возмутились бы клевете. Эта безнаказанность и распущенность не выбирающих средств «корреспондентов», которые спекулируют на постсоветской болезни — вере печатному слову. «Ну, написано же!» На заборе тоже написано «х..», но ведь это же забор, а не «х..»!

И эта травля публичных людей, только усугубляющаяся в процессе карьерного роста, позволила мне наконецто осознать, что публичность — это испытание не на жизнь, а на смерть. И что многие из нас, как это было уже неоднократно в истории, не выдержав нагрузки, сойдут с дистанции через алкоголь, наркотики и самоубийства.