ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Тихо, тоскливо в землянке.

По-прежнему остается незанятым место Саши на нарах. Висит на колышке Сашина гимнастерка с разорванным рукавом, компас, лежат разные вещи… Кажется партизанам, что вот-вот откроется дверь и на пороге покажется худощавая фигура Саши, прозвучит его звонкий голос. Но знают партизаны, что Саша больше никогда уже не вернется. Только Павел Николаевич не подозревает о гибели сына. Тщательно скрывают от него партизаны страшную весть.

Снаружи вьюга воет волчьими голосами, заметая снегом вход в землянку. Слышно, как скрипят деревья.

Павел Николаевич принес из леса охапку дров, затопил печку. Присев на карточки, он медленно закуривает. Отблески огня освещают его похудевшее, заросшее черной бородой лицо. От общего, какого-то тоскливого молчания ему становится не по себе.

— Вот тоже и радио снова вышло из строя, — с грустью говорит он, поглядывая на молчавший радиоприемник, возле которого, вертя рычажками, трудится Алеша. — Да ничего, Шурка придет — починит. Для него это пара пустяков…

Павлу Николаевичу приятно говорить о сыне. Он не видит, как у Машеньки начинают дрожать ресницы, как, уткнувшись лицом в подушку, всхлипьшает Люба.

— Сходить завтра к Шурке, проведать?.. — нерешительно спрашивает Павел Николаевич у Тимофеева.

— Нельзя… рано еще… — отрывисто отвечает тот, стараясь не смотреть в лицо Павлу Николаевичу.

Еще тише становится в землянке. Не выдержав, с нар вскакивает побледневший Дубов. Черная гимнастерка у него расстегнута, светло-русые волосы, всегда гладко причесанные, теперь взъерошены.

— Я пойду… — говорит он, взглянув на Тимофеева и накинув на себя ватник, быстро выходит из землянки. Следом за ним выходит и Тимофеев. Он злает: задумал Дубов пойти в Песковатское и застрелить там Авдюхина.

— Успокойся, — говорит командир Дубову и кладет на плечо руку. — Придет наше время… Нельзя рисковать.

— Не могу… — шепчет Дубов, прислонившись к дереву. — Как только взгляну на отца Саши… Не могу…

Тимофеев продолжает убеждать, и Дубов остается. С Павлом Николаевичем теперь разговаривают осторожно, чуть что, переводят разговор на другое, и все знают, что так долго продолжаться не может.

…Но вот наступил день, когда Павел Николаевич узнал о Саше, а потом и о жене, и младшем сыне, о том, что их тоже забрали в Песковатском и отвели в комендатуру, из которой они бесследно исчезли.

Лицо у Павла Николаевича почернело, щеки ввалились, а глаза побелели, стали мутными, словно незрячими. Он стал еще более молчаливым, замкнутым.

Надежда Самойловна с Витюшкой шли глухими дорогами от одной деревни к другой, пробираясь к линии фронта.

Опережая их, летела людская молва о шестнадцатилетнем школьнике Саше Чекалине, которого даже на виселице не могли сломить враги.

Восемнадцать суток мать и сын пробирались к своим по разоренной, обугленной родной земле.

Наконец недалеко от Тулы, в районе Косой Горы, действовавшие в тылу врага разведчики помогли им перейти линию фронта.

Разведчики привели Надежду Чекалину с Витюшкой в штаб полка пехотной дивизии, занимавшей оборону на окраине Тулы.

— Ты кто? — спросил Витюшку командир части, удивленный недетски суровым лицом и серьезным взглядом веснушчатого молчаливого паренька.

— Брат Шуры Чекалина, — ответил Витюшка, как будто все должны были знать о его брате.

И он не ошибся. Красноармейцы уже слышали об отважном юном партизане.

Красноармейцы приютили Чекалину с сыном. Отогрелось, немного отошло среди своих сердце матери.

В Туле она пришла в обком партии, где помещался штаб обороны города, и там рассказала о своем погибшем сыне.

Попросила Надежда Самойловна помочь ей остаться в воинской части. Ее сердце жаждало мести за сына и за мужа, которого она тоже считала погибшим. Надежда Самойловна была зачислена в медсанбат сначала санитаркой, потом медсестрой. Первое время мать и сын были вместе, но потом их пути разошлись. Медсанбат, в котором находилась Чекалина, ушел вперед. Виктор же остался в воинской части, действовавшей на соседнем участке фронта. Его хотели отправить в тыл к родным, но Виктор отказался ехать. Он хотел воевать — мстить за своего старшего брата. Его долго уговаривали… и оставили в воинской части в качестве воспитанника. И опять упрямый пионер зароптал, стал изводить командира жалобами. Виктор отказался быть воспитанником. Только бойцом, красноармейцем, таким же, как и остальные. И на этот раз он добился своего. Тринадцатилетний пионер — школьник из Лихвина Виктор Чекалин был зачислен бойцом в 3-й батальон 740-го полка 217-й пехотной дивизии. В штабе все оформили, как полагается. Виктор получил красноармейскую книжку, был зачислен на довольствие, полковой портной сшил ему по росту гимнастерку и брюки. Вот только шинели подходящей не нашли, но Виктор хорошо себя чувствовал в теплом, объемистом ватнике. Зато он был теперь разведчиком.

В первую свою разведку через линию фронта в тыл врага Виктор пошел в декабре в районе Климова Завода, неподалеку от Юхнова. Через несколько дней он благополучно вернулся обратно и приволок за собой отобранную у раненого немца винтовку. Принес он командиру важные сведения. Так началась военная жизнь тринадцатилетнего красноармейца, младшего брата Саши Чекалина.