3. МОСКВА НЕПОБЕДИМА. БРИГАДА ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ

3. МОСКВА НЕПОБЕДИМА. БРИГАДА ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ

Вернулся я в Москву в начале октября 1941 года, после двухмесячного отсутствия. Я и еще пятеро сотрудников (среди них был и мой старый боевой товарищ по Китаю Леонид Этингон) выполняли очень сложную задачу в одной соседней стране. Этой страной являлась Турция, а наше задание было связано с настойчивыми попытками гитлеровцев и их дипломатического представителя — старого империалистического волка фон Папена — вовлечь южную соседку Советского Союза в свой агрессивный военный блок. В июле — августе 1941 года Турция, испугавшись угроз Гитлера, подступившего к самым Дарданеллам, готова была пожертвовать своим нейтралитетом. С привлечением Турции к «оси» Гитлер проектировал нанести удар по Советскому Союзу с юга, со стороны Кавказа, оттуда добраться до бакинской нефти и донбасского угля…

Советский Союз приложил все усилия, чтобы устранить эту опасность. Впрочем, такой ход событий был опасен и для Турции: в случае осуществления гитлеровского плана ее территория превратилась бы в арену жестоких боев, в результате которых страна подверглась бы ужасающему опустошению. Турция устояла перед шантажом Гитлера — Папена. Угроза границам Советского Союза с юга была устранена.

Страшная война на всем гигантском протяжении линии фронта, от Крайнего Севера до Одессы и Крыма, велась с невиданной силой. Когда я вернулся в Москву, столица находилась в боевой готовности. Пятимиллионный город, который был не просто столицей, а сердцем социалистической Родины, жил лихорадочной жизнью: все московские заводы и фабрики, перешедшие на режим военного времени, круглосуточно, с полным напряжением сил производили оружие и боеприпасы для фронта. У машин и заводских станков, доменных печей и паровых молотов стояли женщины. Почти все мужчины ушли на фронт. В те суровые времена советские женщины проявили чудеса героизма, и никакие поэмы не в состоянии воспеть их подвиг.

Одновременно с напряженной работой на промышленных предприятиях москвичи (опять же главным образом женщины, старики, даже дети) и день и ночь строили укрепления вокруг Москвы. Никто не говорил об этом, но в душу каждого закрадывалась страшная мысль: немцы рвутся к Москве, немцы сделают все, чтобы ее захватить!..

Это было так. Об этом говорило предельно ясно стратегическое направление гитлеровского наступления. Хотя немецко-фашистские захватчики наступали одновременно по всей линии фронта от Балтики до дельты Дуная, они сконцентрировали основные силы на направлению Брест — Минск — Смоленск — Москва. Что касается Ленинграда, расположенного у самой западной границы Советскою Союза, то немецко-фашистское командование ожидало, то он падет уже в первые дни войны. Оно думало, что такая участь постигнет и многие другие пограничные населенные пункты, например, Брест. Но советский народ, несмотря на огромное военно-техническое превосходство противника, поднялся на защиту своей земли, своей великой Советской Родины. Ленинград не пал ни в первые дни после нападения, ни позднее, когда Гитлер обрушил на него всю свою ярость, чтобы сравнять его с землей и покорить, ни в конце войны, когда уже все надежды на успех на юге и в центре были погребены под горами трупов. Брест был взят, но фашисты очень дорого заплатили за эту победу…

Враг продвигался на восток.

Москва была основной целью «плана Барбаросса». «Взятие этого города, — говорилось в пресловутом плане, — означает решающий успех как с политической, так и с экономической точки зрения». Гитлер считал, что с захватом столицы Советский Союз автоматически капитулирует. На эту карту он поставил все.

«Солдаты, перед вами Москва! — обратился фюрер со специальным воззванием к армиям на восточном фронте. — За два года все столицы континента преклонились перед вами, вы прошли по улицам самых красивых городов. Осталась Москва. Заставьте ее склониться, покажите ей силу вашего оружия, пройдите по ее площадям. Москва — это конец войны. Москва — это отдых. Вперед!»

Для удара Гитлер сосредоточил огромную материальную мощь. На московское направление была переброшена группа армии «Центр» во главе с фельдмаршалом Боком. Всего для наступления на Москву гитлеровские стратеги сосредоточили 77 дивизий, из них 14 танковых и 8 моторизованных. Это была колоссальная военная сила, которая составляла почти половину всех армий, выдвинутых на восточный фронт. На основное направление Минск — Смоленск — Москва было брошено огромное число самолетов, бронемашин, артиллерии.

Гитлер обещал принять парад своих «победоносных, увенчанных лаврами величайших побед рейха» дивизий 7 ноября в Москве, на Красной площади, у стен Кремля. Он поклялся провидению, которое всегда помогало ему, что достигнет этой цели.

В начале октября немецко-фашистские войска глубоко вклинились в пределы Советской страны и приблизились к Москве. Под кованым сапогом оккупанта очутились вся Белоруссия, Прибалтийские республики, западные области России, значительная часть Украины. Пал и Смоленск, искони считавшийся «воротами» Москвы. После страшных кровопролитных боев в руках врага оказались Витебск, Вязьма, Можайск, Малоярославец. Чудовищная немецко-фашистская военная машина оказалась у стен Москвы. 20 октября в Москве было объявлено осадное положение. Город стал прифронтовым. Мир, затаив дыхание, следил, не перестанет ли биться великое сердце Советского Союза.

Сразу по прибытии в Москву я явился на доклад в штаб бригады, а затем к Георгию Димитрову. Коминтерн находился еще в Москве, но готовился к предстоящей эвакуации: упаковывались архивы, документы, первые партии людей уже были отправлены в Уфу и Куйбышев, чтобы подготовить условия для переезда туда остальных работников. Но Димитров еще находился в Москве. В Москве были и его соратники по Заграничному бюро партии — Васил Коларов, Станке Димитров, Георгий Дамянов. Когда Димитров пригласил меня в свой кабинет, там находился Георгий Дамянов.

— Хорошо, что ты приехал, — встретил меня Димитров. — Вовремя вернулся… Мы как раз обсуждаем вопрос о создании интернационального полка бригады… Хотим направить тебя туда комиссаром. Уже договорились об этом с товарищами из штаба бригады. Сам-то ты не возражаешь против этого?

Читатель уже знает о том, что была создана бригада особого назначения, она начала формироваться в период создания болгарских групп «подводников» и «парашютистов» (они входили в состав бригады), а интернациональный полк был одним из двух полков бригады, в котором сосредоточивались все наличные кадры политэмиграции в Советском Союзе. Статут бригады — она называлась Отдельная мотострелковая бригада особого назначения — мне был известен с первых дней ее формирования.

Разговор продолжался.

— Ты, наверное, знаешь о судьбе своих товарищей, отправившихся на подводных лодках, — сказал Димитров. — Некоторые из них, к сожалению, попали в руки полиции…

Об аресте некоторых наших людей, отплывших в Болгарию на подводной лодке, я прочитал еще в Турции: турецкие газеты, перепечатывая сообщения немецкого телеграфного агентства, широко трубили об этой новости.

— А есть ли убитые? — спросил я.

— Об этом не сообщают. Если бы были, то, наверное, похвалились бы. Как, например, сообщили об убитых наших людях из группы Груди Филиппова… Самолет по ошибке сбросил их не в Старозагорском округе, а около города Добрич… Они дрались до последнего патрона.

Мы сидели молча, думая о погибших. Димитров выглядел неважно. Волосы у висков сильно поседели, лицо бледное, бросались в глаза синие вены на высоком открытом лбу. Коминтерн, во главе которого он стоял, в этот грозный час выполнял тяжелые и исключительно важные задачи: нужно было поднять на борьбу весь мировой пролетариат, все коммунистические партии, все народы в тылу немецко-фашистских захватчиков. От победы над агрессором зависела завтрашняя победа мировой социалистической революции, зависели судьбы человечества.

Интернациональный полк бригады особого назначения первоначально насчитывал в своем составе около тысячи бойцов. Почти треть его — человек триста — составляли испанские коммунисты, покинувшие родину после разгрома республики. В него входили также чехи, словаки, поляки, австрийцы, венгры, югославы, румыны, греки, болгары, итальянцы, немцы, шесть вьетнамцев, французы, финны. Все они были политэмигрантами. Имелось и несколько англичан, членов Коммунистической партии Великобритании, которых Отечественная война застала в Москве, куда они прибыли по партийным делам. Австрийцы по численности занимали второе место после испанцев. В своем большинстве это были шуцбундовцы, эмигрировавшие в Советский Союз после Июльского восстания 1927 года и второго Венского восстания 1934 года, жестоко подавленных австрийской реакцией.

Состав полка не был постоянным. Руководители коммунистических партий, которые в то время находились в Москве (Вильгельм Пик, Морис Торез, Пальмиро Тольятти, Хосе Диас и Долорес Ибаррури, Коплениг, Клемент Готвальд, Гарри Поллит и другие), делали все возможное, чтобы собрать своих соотечественников-политэмигрантов в Москве.

Болгар в составе бригады особого назначения было более сотни. Кроме товарищей, из которых были составлены группы «подводников» и «парашютистов» в Подмосковье и Крыму (до его оккупации) обучалось около шестидесяти болгарских политэмигрантов, готовых в любой момент отправиться с боевым поручением в тыл врага. В интернациональный полк были зачислены также пятнадцать опытных деятелей партии, в него вошли и представители молодого поколения — сыновья и дочери ветеранов партии, выросшие в Советском Союзе и получившие там свое образование. Это были Георгий Павлов-Гоню, Петко Кацаров, Густав Влахов, Пенчо Стоилов, Илия Денев, Иван Крекманов, доктор Вера Павлова — дочь старого коммуниста, крупного философа-марксиста — Тодора Павлова, Вихра Атанасова, Анна Димитрова (дочь ветерана партии Стефана Димитрова), сыновья Георгия Михайлова — Огнян и Кремен, дочь Георгины Карастояновой — Лилия, сын Ивана Пашова — Жорж, дочь Георгия Дамянова — Роза и другие.

Второй полк бригады особого назначения был укомплектован из московских партийных и комсомольских работников, а также из членов московского спортивного общества «Динамо». Эта боевая единица располагала прекрасно подготовленным в военном и политическом отношении личным составом, способным выполнять специальные задания, которые на него возлагала Советская власть.

Первоначально бригада особого назначения участвовала в обороне Москвы. Позднее, после изменения обстановки на фронте, перед ней встали новые задачи. Бригада была увеличена численно и превратилась в одну из главных баз по подготовке и засылке во вражеский тыл разведывательных групп, в центр координации развернувшегося партизанского движения на оккупированной территории.

Но, повторяю, в октябре — ноябре 1941 года бригада имела одну-единственную задачу — участие в обороне Москвы.

Бригада особого назначения была укомплектована и вооружена в предельно короткие сроки. Командиром бригады был назначен полковник М. Ф. Орлов из пограничных войск (старый большевик, участник гражданской войны), комиссаром — подполковник Ф. И. Седловский. Командиром интернационального полка стал В. В. Гриднев, а комиссаром — я.

Размещенные в Москве полки бригады особого назначения немедленно приступили к усиленному, продолжавшемуся почти круглые сутки обучению.

Страшная угроза немецко-фашистского вторжения нависла в ноябре 1941 года. Москва переживала трудные дни. Немцы двигались к столице огромной тысячекилометровой дугой на тульском, малоярославском и волоколамском направлениях. Советская Армия отступала, отдавая каждую пядь земли после ожесточенных боев, которые стоили врагу огромных потерь в живой силе и технике. Но несмотря на все это, враг продвигался вперед. К Москве стекались нескончаемые потоки женщин, стариков, детей, советские люди не хотели жить в оккупации. Человеческие лавины запрудили шоссе, железнодорожные линии, затрудняли снабжение фронта пополнением, боеприпасами, продовольствием.

«Юнкерсы», «фокке-вульфы», «мессершмитты» день и ночь кружили над предместьями Москвы. Они обстреливали и бомбили не только военные укрепления, заводы, железные дороги, мосты, шоссе. С каким-то особым остервенением фашистские летчики обстреливали из пулеметов женщин и детей.

Самолеты противника прорывались и в небо Москвы. К счастью, жертв было мало. В городе имелись надежные укрытия. Глубокие подземные станции метро были неуязвимы для любого калибра бомб. Часто вечером можно было наблюдать, как целые семьи — в основном женщины, старики и дети, захватив с собой необходимые вещи и еду, направлялись к спасительным станциям метро.

Метро приютило многие штабы армейских частей и некоторые неэвакуированные центральные ведомства, которые имели прямое отношение к обороне Москвы. На Кировской находился Генеральный штаб Красной Армии. Там же был оборудован кабинет Верховного Главнокомандующего, Председателя Государственного Комитета Обороны И. В. Сталина. Генеральный штаб был переведен туда после прямого попадания бомбы в здание штаба. Была разрушена часть главного корпуса. Но никто не видел, чтобы Верховный Главнокомандующий спускался в подземный кабинет. Он продолжал работать у себя в кабинете в Кремле. Излишне говорить о том, какое огромное моральное значение имело присутствие в Москве Председателя Государственного Комитета Обороны.

Свое генеральное наступление на Москву немецко-фашистские войска предприняли, как известно, еще 30 сентября, и для Советских Вооруженных Сил, для Москвы весь октябрь стал месяцем тяжелых испытаний. Ценой огромных потерь враг смог прорваться через оборонительные укрепления советской столицы и на отдельных участках фронта приблизился непосредственно к Москве. Гитлер заявил, что из расположения его войск видны в бинокль башни Кремля, и назвал не только день, но даже час, когда Москва будет взята.

Москва сражалась не на жизнь, а на смерть. «Велика Россия, а отступать некуда — за нами Москва!» — это был девиз солдат революции.

Участок фронта, занимаемый бригадой особого назначения, был невелик — около тридцати километров в длину. На фоне нескольких сот километров (от Тулы на юге до Калинина на севере) это был только небольшой отрезок. Но этот «отрезок» включал часть самой Москвы. Передовая линия фронта проходила у подмосковных деревень Химки и Бабушкино, а тыл упирался в стены Кремля. В нашу полосу входил Большой театр, Дом Союзов и все государственные и общественные здания в западном направлении по Ленинградскому шоссе. Штаб бригады особого назначения размещался одно время в Доме Союзов.

В течение всего октября, когда началась генеральная битва за Москву, наша бригада проделала огромную работу по подготовке укреплений на вверенном ей участке фронта. Глубоко эшелонированный фронт должен был превратиться в неуязвимую для врага оборону. На помощь бригаде пришло славное московское ополчение, а также женщины, подростки, ветераны партии и активисты комсомола. Мы трудились день и ночь, не теряя ни часа, ни минуты. Мы работали под гул орудийных раскатов приближавшегося фронта. По ночам небо на западе было залито заревом. Душу невольно охватывала тревога. Мы работали под разрывами бомб, которые немецкие бомбардировщики сбрасывали бесприцельно на город: рыли окопы, минировали участки, строили блиндажи и укрытия для пехоты, строили противотанковые заграждения, прокладывали линии телефонной связи. И не только это. Допуская, что враг может проникнуть в Москву, мы подготавливали к обороне чуть ли не каждое здание в нашей полосе до Садового кольца — за каждый дом мы были готовы сражаться до последней капли крови. На улицах Москвы выросли баррикады.

Наряду со строительством укреплений на вверенном нам участке фронта мы ускоренными темпами подготавливали личный состав бригады к выполнению специальных заданий. Мы были призваны сражаться с врагом не только как обыкновенная армейская единица, нам было поручено организовать фронт и в его тылу. Перед нами стояла задача просачиваться во вражеский тыл небольшими группами, наносить молниеносные удары по штабам и центрам связи врага, взрывать мосты, железнодорожные составы о живой силой и техникой, сжигать склады с продовольствием и боеприпасами, минировать дороги и здания, где враг мог бы разместить свои командные пункты, вести разведку…

Специальное задание, которое бригада получила от командования, фактически состояло в том, чтобы вести активную, наступательную партизанскую войну.