2. СНОВА СО СПЕЦИАЛЬНЫМ ЗАДАНИЕМ К БЛЮХЕРУ
2. СНОВА СО СПЕЦИАЛЬНЫМ ЗАДАНИЕМ К БЛЮХЕРУ
Мы с Галиной вернулись из Китая еще в апреле 1929 года. Вместе с нами приехали руководитель группы Гриша Салнин и еще два человека, Михайлов и Вершинин, прибывшие в Китай позже и большую часть времени остававшиеся в Пекине. Галина заболела: тревоги секретной работы, ежедневный риск, непривычное питание, климат и тысячи других явных и неизвестных причин, способных подорвать здоровье человека, стали причиной ее болезни. Галина держалась три года, не делала никаких скидок на свое здоровье, но теперь, когда все осталось позади, организм не выдержал. К счастью, болезнь оказалась не тяжелой, и вскоре после нашего возвращения в Москву она встала на ноги и опять начала работать в управлении. Через неделю или две ее направили в специальную школу. Ей пришлось овладеть профессией радистки — этого требовали будущие задания.
В специальную школу был зачислен и я. Берзин железно соблюдал систему работы с кадрами: работа, обучение и специализация должны были неразлучно сопутствовать друг другу. Мы вступили в век технической революции. Совершенствовались не только средства ведения разведки и связи, но и методы, тактика, стратегия искусства разведки, приобретавшей все большее значение. Особая роль советской разведки была обусловлена коварством мирового империализма, его неистовыми усилиями помешать делу Советской власти, шпионить и подрывать ее изнутри, клеветать и провоцировать, а когда подвернется случай, то и напасть в открытую, чтобы стереть с лица земли… Разведка должна была превратиться в наши глаза и уши.
В школе мы осваивали все последние технические новинки, которые могли бы оказаться полезными в нашей работе, новые виды оружия, совершенствовали приемы самозащиты при внезапном нападении, анализировали действия врага, вскрытые на процессах против разоблаченных шпионов, изучали шифр, повышали физическую подготовку. Разумеется, в обучение входило повышение марксистско-ленинских знаний, расширение общей и политической культуры, приобретение экономических и географических знаний, изучение иностранных языков. Я усиленно осваивал немецкий (наверно, Берзин уже имел какие-то соображения насчет меня). Нужно сказать, что в Китае я некоторое время изучал английский.
Поздней осенью 1929 года, через несколько месяцев после моего поступления в школу, Берзин внезапно вызвал меня в управление. У него в кабинете я застал и Гришу Салнина. Гриша уже заведовал отделом, у него на петлицах появился еще один ромб. До поездки в Китай он носил один ромб.
— Собирай чемоданы, Ванко, — улыбаясь, сказал мне Берзин, как только я вошел в кабинет. — Убежден, что ты соскучился по Дальнему Востоку…
Я озабоченно посмотрел на Гришу, ожидая от него разъяснений.
— Да, опять поедешь с ним. — Берзин проследил за моим взглядом. — По его предложению. И по просьбе Василия Константиновича Блюхера…
Как потом разъяснил Берзин, Василий Константинович спешно прислал из Хабаровска список людей, которых он просил откомандировать к нему в дальневосточную армию. Его соображения были ясны: он искал людей, знакомых с характером работы в условиях Дальнего Востока и Азии, а ими, естественно, прежде всего являлись бывшие военные советники китайской национальной революционной армии. Талантливый стратег, Блюхер верно ориентировался в обстановке конфликта, уточнял, какие шаги надо предпринять, чтобы дать отпор врагу и добиться победы.
— Конкретные распоряжения получите от Василия Константиновича, — закончил разговор Берзин.
Мы немедленно выехали.
Хабаровск — столица далекого Хабаровского края, граничащего на юге с Китаем, а на севере простирающеюся до Берингова моря и полуострова Чукотки, — в то время как-то сразу приобрел особенное значение для Советского Союза. С защитой Хабаровского края, Приморья и Закавказья тогда были связаны безопасность, мир, даже судьба Советского Союза. Весь советский народ почувствовал надвигающуюся угрозу, жил в напряжении и тревоге. Взгляды всех были обращены к Хабаровску и армии В. К. Блюхера. «Дадим провокаторам достойный отпор!» — этот призыв молниеносно облетел всю огромную Страну Советов от Дальнего Востока до самых западных окраин. А композиторы даже сочинили песню, которая, подобно «Волочаевским дням», звучала повсюду:
Стоим на страже всегда, всегда,
Но если скажет страна труда —
Винтовки в руку! Врага в упор!
Товарищ Блюхер, даешь отпор!
Краснознаменная, даешь отпор!
В. К. Блюхер в исключительно краткие сроки заложил основы ОКДВА и на самых уязвимых участках границы расположил опорные пункты, действовавшие на провокаторов отрезвляюще. Граница проходила на протяжении более тысячи километров по широкой и могучей реке Амур, которая за Хабаровском резко поворачивает на север, проходит по советской территории и около Николаевска впадает в Охотское море. Река Сунгари, приток Амура, протекает по Маньчжурии и впадает в Амур недалеко от Хабаровска. Обе эти реки судоходны, граница проходила по фарватеру Амура. И на Амуре, и на Сунгари китайские милитаристы держали значительный речной флот, активно участвовавший в военных провокациях: незадолго до нашего приезда в Хабаровск советские саперы Амурской военной флотилии выловили и обезвредили много плавучих мин, расставленных китайским флотом с целью помешать советскому судоходству по Амуру, а если удастся, то нанести и материальный ущерб. Одновременно с этим китайские речные военные корабли по ночам совершали набеги на советский берег, обстреливали из орудий и пулеметов советские пограничные укрепления и рыбацкие села, грабили и убивали мирных людей там, где не встречали отпора.
Читатель, наверно, спросит, почему я не упоминаю здесь имени маньчжурского диктатора Чжан Цзолина, ведь конфликт и военные провокации совершались на «его территории». В то время самодержца Маньчжурии и фактического главы правительства в Пекине и северных провинциях уже не существовало. Этого авантюриста, годами осуществляющего империалистические замыслы Японии и утверждавшего ее господство в Китае, за год до этого убрали… сами японцы. Вчерашние хозяева, сочтя, что Чжан недостаточно исполнительный слуга, решили заменить его другим человеком. Они устроили крушение на железнодорожной линии Пекин — Харбин, когда маньчжурский диктатор проезжал по ней в специальном вагоне…
Чжан Цзолина не стало, но японцам и остальным империалистам легко удавалось купить на иудины сребреники слуг, какие были необходимы для их завоевательных целей. Вместо Чжана появился целый десяток чжанов: для них наступил момент умножить свои вклады в гонконгских банках и сделать «большую карьеру». Чан Кайши служил заразительным примером…
В рядах китайских империалистов числились и остатки разгромленных банд Колчака и барона Унгерна — банд, состоявших из отъявленных врагов Советской власти, все еще питавших надежду на реставрацию царского строя. Разумеется, за их спиной стояли западные милитаристы, которые их кормили, одевали и платили им как своим наемникам.
Конфликт назревал и достиг критической точки. Советское правительство пыталось урегулировать его мирными средствами, однако постоянные предложения о дипломатических переговорах систематически отклонялись Чан Кайши, подстрекаемым империалистическими государствами. Война становилась неизбежной, китайцы ни в коей мере не скрывали своих агрессивных намерений. Очередная крупная провокация имела место в начале ноября, когда в обстреле мирных населенных пунктов на советской территории приняла участие и китайская артиллерия. Отдельные выпады переросли в организованное нападение чанкайшистских армий. В середине ноября значительные соединения китайских войск перешли советскую границу и начали грабить мирное население, бесчинствовать, объявив занятую ими территорию «исконно китайской землей»… Это произошло вскоре после нашего приезда в Хабаровск.
В. К. Блюхер принял нас сердечно, как старых друзей.
— Жду вас, жду, дорогие мои! — воскликнул он, обеими руками пожимая мне и Грише руки. — К сожалению, повод для встречи не из приятных: опять война, опять сражения… Но, — он шутливо развел руками, — кто виноват, что мы выбрали себе службу солдат?
Блюхер явно был в хорошем настроении, да и какой настоящий командир проявит слабость перед подчиненными в самом начале боя. Но выглядел он плохо. Сильно похудел, темно-русые волосы подчеркивали бледность лица, мундир уже не сидел как влитой на похудевшей фигуре. Заметил я еще одну перемену в нем. На его петлицах блестели не три, а четыре металлических ромба. Четвертый ромб он получил за то, что блестяще выполнил свою задачу в Китае. А что касается его здоровья, то оно ухудшилось еще в то время. Мы знали об этом, ему пришлось на некоторое время уехать в Советский Союз на лечение. Трудноизлечимой азиатской экземой он заболел под влиянием жаркого климата Юга Китая, а главное, из-за круглосуточной напряженной работы по подготовке и реализации планов большого Северного похода… Болезнь прошла, но восстановление здоровья было прервано чрезвычайным поручением Советского правительства.
— Будем воевать, это более чем ясно, — сказал Василий Константинович, когда мы уселись у огромного стола с топографической картой Дальнего Востока. — Разведка принесла исчерпывающие данные: враг накапливает силы, чтобы напасть… Придется сражаться и против тех армейских частей, которых мы сами обучали военному искусству… Является ли это драмой — скажет история. От этой страны, очевидно, можно ждать самого невероятного…
Блюхер показал нам на карте расположение чанкайшистских и белогвардейских батальонов, указал самые вероятные направления нанесения удара.
— Они собираются перейти границу на широком участке, — уточнил Блюхер, — от Забайкалья до самого Владивостока. Если они первые нанесут удар, то заставят нас сражаться на фронте протяженностью примерно в две тысячи километров… Сами понимаете, сколько осложнений это создаст для нас, сколько дополнительно потребуется сил, скольким тысячам людей придется покинуть стройки, чтобы встать под знамена… А сколько крови, страданий, разорения…
Мы произвели точный расчет позиций противника, его боевых средств и живой силы. Если он вторгнется на нашу землю, мы знаем, где и как дать отпор, чтобы сокрушить его еще до того, как он развернет свою огневую мощь…
— А вот и ваши задачи…
Большим красным карандашом Василий Константинович провел по карте трассу КВЖД от Читы до Харбина. Необходимо было нарушать переброску войск противника по КВЖД — единственной линии связи, по которой непрерывно циркулировали армейские соединения чанкайшистов и бронепоезда везли материалы и боеприпасы по направлению к Забайкалью для подготовки нападения. Линию надо было временно выводить из строя, но не уничтожать.
Необходимо было также выводить из строя укрепления и другие военные объекты чанкайшистов.
— Эта задача по силам только тем, кто знает Маньчжурию, — закончил Блюхер. — И тем, разумеется, у кого есть связи с нашими друзьями в этих районах…
У нас с Гришей Салниным были такие связи. И в Мукдене, и в Харбине, и в Цицикаре. Выполнять задачи следовало, опираясь на сотрудничество с местными китайскими патриотами.
— Когда прикажете выезжать, Василий Константинович? — Встав по стойке «смирно», спросили мы с Гришей.
— И еще один вопрос, если разрешите, Василий Константинович, — сказал я. — Через какой пункт на Амуре, согласно сведениям разведки, наиболее безопасно перейти на ту сторону?
Блюхер посмотрел на меня.
— Это вопрос, который мы все еще не решили, — ответил он после краткой паузы. — Нам знаком каждый километр течения Амура, и переброска на ту сторону не сложное дело. С другой стороны, на границе у нас есть сотрудники, да и местное население, которое милитаристы грабят и терроризируют, поможет, если понадобится. Но сейчас мы обсуждаем другой вариант. А что, если забросить вас с парашютом?.. От Амура до цели вашей поездки почти триста километров. Пешком не пройдешь. А самолет преодолеет их примерно за пару часов.
— Согласен! — отозвался я. — Прыгал с парашютом. Так и впрямь быстрее и безопаснее…
Но Блюхер, который сам предложил подобное решение, отнесся к нему не очень оптимистически.
— Скорее всего — да, — согласился он после некоторого раздумья. — Но будет ли это более безопасно? — спросил он, а через мгновение, продолжая свою мысль, добавил: — Здесь вместе со мной в ОКДВА служит мой младший брат. Летчик. Отчаянная голова, смельчак, но к парашютам относится с известным недоверием.
— Я вас не понимаю, Василий Константинович… — недоумевал я.
Вместо ответа Блюхер быстро встал и сказал:
— Закончим наш разговор завтра. Жду вас в семь здесь, в штабе.
Утром следующего дня, ровно в семь, перед штабом ОКДВА нас ждала закрытая военная машина. В машине сидел главнокомандующий вместе со своим старым боевым другом по Китаю Альбертом Яновичем Лапиным, начальником штаба. Машина сразу же тронулась. Куда? Ни я, ни Гриша не знали.
Густой утренний туман еще не рассеялся, когда машина покинула окраины Хабаровска; вскоре мы очутились среди заросшего травой поля, в конце которого тянулись ангары, а возле них, сверкая крыльями, выстроилась длинная вереница самолетов. Мы приехали на хабаровский военный аэродром, а стоявшие там бипланы оказались новыми советскими самолетами Р-1, которые я видел в Китае.
Все вышли из машины. Мы с Гришей опешили: неужели сейчас полетим? Но в таком случае Василий Константинович должен был нас предупредить, чтобы мы подготовили одежду, оружие и прочее.
Блюхер посмотрел на нас и улыбнулся:
— Проведем испытание, дорогие мои. Испытаем парашюты…
Минутой позже над аэродромом поднялся Р-1, но борту которого находились подготовленные для спуска парашюты: к каждому парашюту привязали мешок с песком, чья тяжесть соответствовала примерно тяжести человека.
Хотя сентябрьское утро было холодным, но по всем признакам день обещал выдаться солнечным и тихим — небо было синее-синее. Летчик за несколько минут набрал высоту и открыл люк. Первый, второй, третий… Десять белых пакетов выбросила летящая птица. Мы стояли, не сводя глаз с пакетов, которые вот-вот должны были раскрыться… Раскрылся один, потом еще два… еще четыре… Раскрывшиеся парашюты плавно спускались на зеленую территорию аэродрома.
Но раскрылось восемь парашютов. А самолет сбросил десять…
Начальник аэродрома стоял с нами весь пунцовый и вспотевший, словно он нес ответственность за неудачу. А ничьей вины тут не было: просто производство парашютов тогда еще было в зачаточном состоянии не только в СССР, но и во всем мире.
Когда самолет приземлился, Блюхер распорядился повторить опыт. На этот раз он приказал сбрасывать груз с большей высоты.
При второй попытке раскрылись все десять.
Я с облегчением улыбнулся, посмотрел на Василия Константиновича.
— Все в порядке, товарищ главком… Предлагаю не терять больше времени…
Но Блюхер, не разделяя моей радости, покачал головой и распорядился проделать еще одну попытку.
При третьей попытке раскрылось девять парашютов. Десятый, с привязанным к нему мешком, врезался в траву.
— Нет! — произнес Блюхер. — Будем передвигаться по земле, пока наверху все не станет надежным. Абсолютно надежным!
— Но, Василий Константинович, — попытался я возразить, — может быть, это чистая случайность… Ведь девять же раскрылись!..
Блюхер дружески положил мне руку на плечо:
— Меня интересует десятый…
Возражать не стоило. Блюхер не согласился бы рисковать без надобности жизнью бойца, при условии, что существовал другой, более безопасный путь.
Неделей позже, после того как Гриша все подготовил, в одну из темных ноябрьских ночей, четырех человек — меня, двух русских товарищей из разведки и одного китайца — перевезли на лодке на другой берег Амура. Лодка принадлежала рыбаку с того берега, его назначили проводником, так как он знал каждый квадратный метр реки, каждый ее изгиб, каждый куст и камешек на той стороне. Широкий, могучий Амур спокойно нес свои темные воды на восток. Мы плыли безмолвно: обо всем договорились предварительно, каждый из нас точно знал свои конкретные задачи, каждого мы посвятили в соответствующую часть общего плана. Китаец должен был только перевезти нас на тот берег реки, а там нас ждали четверо китайских товарищей из военной организации города Цицикара… В нескольких десятках километров ниже по течению Амура китайские армейские соединения уже вторглись на советскую землю. Настал час дать им отпор.
Мы вернулись с задания через девять дней. Все трое разведчиков оказались налицо. Четверо китайских товарищей из Цицикара проводили нас до того самого места на берегу, и тот же рыбак доставил нас на советский берег.
Задачу мы выполнили согласно полученным указаниям.
Блюхер, следивший за движением и действиями нашей группы, поздравил нас и поставил перед нами новые задачи.
Читатель, наверно, знает, как развивался конфликт на КВЖД, как он протекал и чем закончились провокационные действия чанкайшистов на дальневосточной границе Советского Союза. В. К. Блюхер блестяще осуществил детально разработанный план отпора провокаторам, нанес молниеносные и сокрушительные удары там, где враг меньше всего этого ждал (операция на реке Сунгари, Мишанфусская операция, Чжалайнорско-Маньчжурская операция). В военных действиях участвовал целый ряд первоклассных командиров, таких как будущий Маршал Советского Союза и герой Отечественной войны К. К. Рокоссовский, герой гражданской войны С. С. Вострецов, член Военного совета старый большевик Н. Е. Доненко, командир 1-й Тихоокеанской дивизии А. И. Черепанов, командир 9-й кавалерийской бригады Д. А. Вайнер, начальник дальневосточной разведки Медведев и др. Противник был не просто отброшен, а разгромлен. В плен попали десять тысяч солдат, офицеров, несколько генералов со своими штабами, были взяты горы оружия и боеприпасов, несколько бронепоездов, речных судов, средства связи…
Развитие военных действий потрясло правящие реакционные круги Китая и их подстрекателей. Провокация провалилась, крестовый поход, который империалисты усиленно готовили против Страны Советов и который должен был начаться на востоке, провалился в самом начале.
Беспощадно разгромленные на поле брани, чанкайшисты согласились на переговоры. 22 декабря 1929 года в Хабаровске было подписано советско-китайское соглашение, восстановившее нормальное положение на дальневосточной границе и на КВЖД.
Немного позже, на торжестве по случаю награждения Советским правительством Особой Дальневосточной Красной Армии орденом Красного Знамени, Блюхер заявил:
— Если в будущем враг повторит свои попытки помешать нашему социалистическому строительству, нарушит наши границы, Красная Армия сумеет с еще большей решительностью, с еще большим энтузиазмом, с полной готовностью к самопожертвованию во имя дела революции защитить их.
В Москву я вернулся еще до начала советско-китайских переговоров в Хабаровске. Василий Константинович дал мне перед этим десятидневный отпуск, который я провел, знакомясь с Приморским краем. Во Владивостоке я застал Бояна Папанчева, чей район действий включал Дальний Восток, Китай, Японию. С ним была и его жена Пенка. Мы встречались и раньше, когда приходилось «заезжать» во Владивосток и Хабаровск, для упаковки ящиков, направлявшихся в Китай. Теперь Боян работал в разведке.
В Москве меня ждал большой сюрприз. В списке бойцов, которых В. К. Блюхер представил к награждению орденом Красного Знамени, был и я. Орден мне вручил в торжественной обстановке в Кремле М. И. Калинин. Я получил повышение по службе: в моих петлицах появился ромб.