Глава 41

Глава 41

Будучи в Москве я остановился у Расула Нагаева, моего ашхабадского товарища, по образованию юриста, а по призванию фотографа-любителя. В 60-е годы Расул окончил курсы телеоператоров и проработал несколько лет на студии телевидения в Ашхабаде. Однажды, находясь в командировке в Москве, Расул познакомился с юной блондинкой Аллой и вскоре на ней женился. Таким образом Нагаев перебрался в Москву и устроился сначала наШаболовке, а когда была построена Останкинская башня и телецентр, стал оператором центрального телевидения. Мы сидели у открытого окна кухни, выпивали домашний самогон и на чем свет стоит ругали «сухой закон» Горбачева. Пришел коллега Расула Доржин. И, торжественно отстегивая замки черного кейса, произнес, загадочно улыбаясь:

— Берегите здоровье, ребята, не пейте сивуху, — и торжественно достал бутылку «Столичной».

— Вот это подарок! — радостно воскликнул Расул, шлепнув ладонями.

— Три часа отстоял в очереди, но отпускали только по бутылке в руки. Жаль, что вас не было со мной, а то бы мы имели три пузыря, — сказал Доржин.

— Надо было позвонить нам, — с сожалением произнес Расул, ловким движением ножа срывая алюминиевую пробочку бутылки.

— Я так и хотел, но во всех телефонных будках рядом с магазином трубки были срезаны, поймать бы этих вандалов, и кое-что им тоже отрезать. Так за что пьем? — спросил Доржин, поднимая стакан.

— У нас с Володей радостное событие. Несмотря на смутное время, нам удалось получить заказ на съемки фильма, — сказал Расул.

— Фильм — это громко сказано, вернее, это просто рекламный ролик. По киношным меркам две части, или шестьсот метров пленки, а у вас на телевидении, где все исчисляется секундами, займет не более двадцати минут, — сказал я.

— Вот это заказ, за это стоит выпить! — не без зависти произнес Юра Доржин.

Мы дружно сдвинули бокалы и с удовольствием их осушили.

Как утверждал бизнесмен Марк Гейхман, наш непосредственный хозяин, которого мы с Расулом стали называть продюсером, будущий рекламный ролик назывался «Курорты Абхазии». Марк рассказал нам:

— Ролик заказан компанией документальных фильмов ВВС-Life, поэтому дикторский текст должен звучать на английском языке.

Уточнять подробности о таинственном английском заказчике мы сочли не этичным и поверили Марку на слово, тем более что у нас было большое желание снимать, насладиться творческим процессом и заработать приличные деньги. Мне как режиссеру предстояло написать сценарный план, а оператору Расулу Нагаеву найти ручную телевизионную камеру и всю необходимую технику для съемок. Где и как Расул достал все это, мне не известно, как говорят в кино: это осталось за кадром. Для нас было ясно, что сценарий, который должен утвердить наш продюсер и за который он должен был заплатить, был в некоторой степени «липовым». Мы писали сценарный план, еще точно не зная, где будем снимать. И это несмотря на мое хорошее знание Абхазии, где я отдыхал в Доме творчества Союза кинематографистов в Пицунде и частенько бывал в киноэкспедициях, работая на художественных фильмах «Восход над Гангом», «Служа Отечеству», которые мы снимали по готовому утвержденному сценарию и заранее выбранной натуре. Сейчас перед нами стояла совершенно другая задача. Мне с оператором надо было сначала отснять весь материал, связанный с курортами Абхазии, смонтировать его, подложить музыку и только потом написать текст, перевести его на английский язык, пригласить актера, который мастерски бы прочитал его. Марк утвердил сценарий с первого же раза и дал распоряжение главбуху выдать нам гонорар и деньги на командировочные расходы.

— Расул, — обратился к нему Марк, — билеты на самолет до Адлера тебе принесут домой вечером. Завтра улетаете утренним рейсом. В Адлере вас встретит наш человек, Гарри Хагуш, прокурор Гагринского района. Он отвезет вас в Гагры, где разместит в ведомственной гостинице при районной прокуратуре и предоставит вам «Рафик» с шофером. Машина будет в вашем распоряжении с первого до последнего дня съемок. Хагуш — мой друг, он мужик хороший, поможет вам во всем.

С этими словами он встал, пожал нам руки, пожелал доброго пути и удачи, давая понять, что аудиенция закончена.

Выйдя из кабинета, я тихо сказал Расулу:

— Мне показалось, что Марик даже не открывал папку с нашей рукописью.

— Володя, не бери в голову, «новым русским» некогда, они делают гешефт, — успокоил меня Расул.

По обыкновению, мы допоздна засиделись у Расула на кухне, за окном наступила ночь. Тимур и Влада, дети Нагаевых спокойно спали у себя в комнате. В домах напротив светились окна, не все москвичи спали в эту августовскую ночь. Неожиданно в тишине сначала раздался отдаленный слабый гул. Приближаясь, он нарастал, пока не превратился в оглушительный грохот.

— Что это? — спросила Алла.

— Похоже на звуки бронетранспортеров, и мне кажется, что они доносятся с проспекта Вернадского, — прислушиваясь к гулу, сказал я, — очень похоже на бронемашины морской пехоты. Мне это напомнило высадку десанта во время боевых учений в годы моей службы на Балтфлоте.

— Началось, — с тревогой сказал Расул.

— А что началось? — удивленно спросила Алла, — до парада седьмого ноября еще не скоро.

— Какой парад! Это войска стягивают в Москву для переворота.

— Как же вы сегодня полетите в Адлер?

Алла набрала справочную Внуково, внимательно выслушала ответ.

— Ваш рейс перенесен на сутки, — сказала она.

Весь следующий день телевидение показывало балет Петра Ильича Чайковского «Лебединое озеро».

В лайнере ИЛ-62 рейсом Москва-Адлер стюардесса разносила по рядам свежий номер газеты «Известия». Развернув ее, я узнал, какие из союзных республик поддержали победу Бориса Николаевича Ельцина.

— Наша Туркмения пока воздержалась, — сказал Расул.

В аэропорту Адлера нас встретил Гарик Хагуш.

— Что в Москве? — сразу после приветствия тревожно спросил он.

Я молча протянул ему газету «Известия».

— У нас в Гаграх абсолютный вакуум, мы ничего толком не можем узнать, по телевидение — сплошной концерт, — продолжал Гарик.

— Читайте, в газете все подробности. Скажу только, что победила демократия, — ответил Расул.

Мы сели в «Волгу», на лобовом стекле которой была табличка с надписью «прокуратура».

Выезжая из аэропорта, я увидел постового милиционера по привычке отдающего честь машине районного начальства.

На рассвете следующего дня мы уже ехали по дороге в сторону Пицунды, где располагался прямо у самого моря дом творчества Союзов кинематографистов.

Иван, так звали нашего бесстрашного и отчаянного шофера, недавно вернулся со срочной службы в армии.

— Ваня, где ты так лихо научился водить? — спросил я его, любуясь быстротой его реакции и уверенностью на дороге.

— В армии, Владимир Аннакулиевич. Там я закончил автошколу, и меня взял к себе водилой командир дивизии. Так до самого дембеля на генеральской «Волге» и откатал. Требовательный и строгий был у меня начальник, но справедливый. Обожал быструю езду.

Еще перед отъездом, пока Расул грузил кофр с камерой и штатив в салон «Рафика», Иван закрепил на лобовом стекле табличку «прокуратура», такую же, как и на «Волге» своего шефа Хабуша.

— Владимир Аннакулиевич, это наша охранная грамота от гаишников, а также от строптивых новых директоров курортов. Они понаставили шлагбаумов, будки с охраной, замки на воротах повесили, — пояснил он, — а наша табличка открывает любые двери.

Расул удобно развалился в машине, заняв сразу два сидения.

— Володя, а почему ты решил начать съемки с Пицунды? — Спросил он.

— По дороге в сторону Сухуми ближайшая курортная зона — Пицундский мыс.

Кроме того, в Доме кинематографистов я не раз отдыхал, знал тогдашнего директора, красивую грузинку средних лет. Она держала дом творчества в образцовом порядке.

Скоро наш «Рафик» свернул в сторону моря.

— Пицунда, — повернув голову, бросил Иван.

Я смотрел на мелькающие за окном пальмы, акации, сверкающее на солнце море и вспомнил, как я отдыхал в Пицунде, в Доме творчества с семьей. Раз мы решили прогуляться к окраине города, где сохранились дома на сваях, напоминая о том, что некогда эти места были заболоченными, и здесь свирепствовала малярия. Осушить эти места и превратить в курорты стоило больших усилий. Впереди на старой проселочной дороге мы увидели большую очередь, которая тянулась к просторной высокой металлической клетке с настоящей живой взрослой львицей. Там же находились хрупкая дрессировщица и фотограф с фотоаппаратом на штативе. В клетку, открывая решетчатую дверь, периодически заходили люди из очереди.

Увидев живую львицу, Вика потащила меня поближе к клетке.

— Папа, я хочу сфотографироваться с львичкой.

— Ты не боишься войти в клетку к хищному зверю? — спросил я дочку.

— Сначала ты, а потом я, ладно?

Мы встали в очередь, которая довольно быстро двигалась. Многие, особенно женщины и дети подойдя к клетке, отходили в сторону, не решаясь войти в нее. Когда очередь дошла до нас, я вошел в клетку, а Вика осталась, испуганно прижавшись к матери. Дрессировщица взяла у меня двадцать пять рублей и тихо сказала:

— Главное, не делайте резких движений и не вздумайте броситься бежать, это очень опасно. Правую руку положите на шею львице, а левой поднесите баночку сгущенки к ее морде, она будет слизывать молоко. Я отойду в сторону, а в это время фотограф снимет вас, после чего осторожно передадите банку мне и выйдите из клетки.

Укротительница постучала ладонью по крышке крепкого табурета, львица послушно поднялась на задние лапы, став выше меня ростом, и уперлась передними о табурет. Глаза львицы смотрели на меня совершенно равнодушно, что меня немного успокоило. Я дал полизать ей баночку, а тем временем правой рукой обнял мощную львиную шею.

— Это трюк не для слабонервных, — пронеслось у меня в голове.

Дрессировщица отошла в сторону, щелкнул фотоаппарат.

— Снято, — сказал фотограф, дрессировщица забрала банку, а львица спрыгнула и легка на лист фанеры в углу клетки.

На улице Вика бросилась мне на шею, она плакала и прижималась ко мне своим дрожащим тельцем.

— Вика, может вместе сфотографируемся в клетке на память? — спросил я ее.

— Нет, папа, не сейчас, потом, когда я буду большая.

— Хорошо, пойдем, я куплю тебе чучхели с орешками, быстрее вырастишь, и тогда мы с тобой вместе сфотографируемся с львичкой.

Наш «Рафик» уперся перед закрытыми воротами бывшего дома творчества. Раньше они всегда были гостеприимно распахнуты и готовы принять гостей, а над ними висела надпись «Добро пожаловать!». Выйдя из машины, мы увидели металлическую табличку, на которой грузинской вязью было что-то написано. Я посмотрел на Ваню, но он только пожал плечами и развел руками. Через решетку калитки на нас подозрительно смотрел охранник, который по-грузински что-то крикнул мальчику, из его слов я понял только одно слово: прокуратура. Тот бегом помчался к зданию и вскоре я увидел ту самую директрису, немного постаревшую, но еще со следами былой красоты. Мы подошли к открывшейся калитке.

— Здравствуйте, я узнала вас, — с улыбкой посмотрела на меня женщина. — Вы не раз бывали здесь, я даже помню вас с маленькой дочкой, в столовой вы сидели за столом вместе с оператором «Ленфильма» Розовским, не помню его имени, а вы Владимир, да?

— Какая у вас память!

— Я многих отдыхающих помню, — вздохнула она. — Вы теперь в прокуратуре работаете? — взглянув на табличку, спросила она.

— Нет, я снимаю документальный фильм «Курорты Абхазии». Машину нам любезно предоставила Гагринская прокуратура. Познакомьтесь, это оператор центрального телевидения Расул Нагаев, а это наш водитель Иван.

Женщина по-грузински обратилась к охраннику, тот открыл ворота, Иван загнал машину на территорию дома творчества, а мы пошли пешком. Меня поразила толпа отдыхающих: здесь были женщины со множеством детей, пожилые мужчины играли в нарды, сидя на топчанах, и громко восклицали: «Шиши быши». Отовсюду слышалась гортанная речь.

— Дом творчества теперь принадлежит не Союзу кинематографистов СССР, это собственность Грузии. Раньше у нас отдыхали сотрудники всех киностудий страны, а теперь — только наши, грузинские. Так вы сказали, что снимаете фильм «Курорты Абхазии», не так ли?

— Именно так.

— Тогда я ничем помочь вам не могу, ведь это теперь Дом творчества исключительно грузинских кинематографистов, — ответила она.

— Это я сразу понял. Но мне приятно увидеть вас, наш бывший Дом творчества с его парком, пляжем, бассейном, кинозалом, где я в 1972 году смотрел новый фильм моего узбекского друга режиссера Али Хамраева «Седьмая пуля», с талантливым киргизским актером Суйменкул Чокморовым. Спасибо, что вы впустили нас, но снимать, пожалуй, мы здесь не будем, чтобы не мешать нашим грузинским товарищам, — сказал я.

Расул неохотно залез в машину и с грустью произнес:

— И где это хваленое грузинское гостеприимство, даже чай не предложила, — и он хлопнул ладонями.

— Не переживай, Нагаев, приедем в город Пицунду там и перекусим, но сначала снимем знаменитыйсредневековый Пицундский храм.

Иван рванул с места, ворота за нами закрылись, и мы опять выехали на шоссе.