Глава 18
Глава 18
Пока снимали бомбейский порт в сухумском порту, параллельно строилась на перроне железнодорожного вокзала Сухуми декорация «Вокзал в Дели», в стиле индийской архитектуры. Ажурная анфилада арок была собрана из крупных деталей, заранее изготовленных по моим эскизам и чертежам на душанбинской киностудии и доставлена в Сухуми по железной дороге. Теперь оставалось их смонтировать на перроне вокзала, что и было сделано нашими монтировщиками довольно быстро. Шестидесятиметровая ажурная аркада, украшенная индийским национальным орнаментом превратила сухумский перрон вокзала в вокзал Дели двадцатых годов.
Фасад здания задекорировали рекламными щитами, вывесками и объявлениями на хинди и английском. Мы приступили к съемкам эпизодов прибытия поезда, из вагона которого выходили актрисы Валентина Титова и Вита Духина с собакой по кличке Филипп. Паровоз, выпуская из трубы в небо черный дым и белые клубы пара под мощные колеса локомотива, медленно притормаживал на делийском вокзале. Из окошка кабины, декорированной индийским гербом, выглядывал бородатый машинист, он был смугл, его чалма перепачкана сажей. Паровоз мы отсняли заранее в узбекском городе Кагане, где он чудом сохранился до наших дней с тридцатых годов, и даже еще работал, выполняя маневровые операции с вагонами, выстраивая их в составы. Этот паровоз смонтировали позднее к сценам, отснятым на сухумском вокзале. На экране получилась цельная картина прибытия поезда к перрону вокзала Дели.
Экспедиция в Сухуми и его окрестностях заканчивалась. Значительная часть группы была отправлена в Душанбе, и только режиссер, оператор и я остались, чтобы доснять пейзажи под Индию. Решив отдохнуть на море, осталась и Логинова. Свободного времени было достаточно и мы с Тамарой поселились в Гульрипше, в домике у моря. Это был небольшой частный пансионат, где хозяйка сдавала комнаты исключительно писателям и деятелям искусства. Мы жили в двух маленьких комнатках на втором этаже, а первый занимали хозяева. В просторной столовой старшая дочь кормила отдыхающих обедами. Маленький дворик был превращен в чудный розарий. Мы узнали, что Лидия Васильевна, хозяйка дома, в определенном роде также была связана с искусством.
В конце тридцатых годов, когда снималась знаменитая картина Григория Александрова «Волга-Волга», с не менее знаменитой Любовью Орловой в главной роли, Лидия Васильевна была дублером кинозвезды. В сценах, где героиня прыгала с верхней палубы теплохода в воду московского водохранилища, да и в других фильмах с участием Любови Петровны, как утверждала хозяйка дома, она также дублировала в некоторых эпизодах любимую артистку.
За обедом хозяйка, угощая нас своим фирменным ликером, настойкой на лепестках роз, изготовленным ею по особому рецепту, секрета которого она никому не открывала, обратилась к нам:
— Приезжает мой постоялец, талантливый скульптор, о его скандальной истории вы, конечно, знаете. Это тот самый Эрнст Неизвестный, о котором Хрущев нелестно отозвался, назвав его работы «дегенеративным искусством». Вы не уступите ему одну из ваших комнаток? Вы же уезжаете скоро, а он приедет на месяц.
— Безусловно, уступим. Ты согласен, Володя? — спросила Тамара.
— Конечно.
Хозяйка ушла готовить комнату, а мы с Тамарой пошли гулять в сторону моря. По дороге она рассказала мне:
— С Эрнстом Неизвестным я немного знакома. Дело в том, что после разгромной выставки в Манеже в шестьдесят втором году заказы, естественно, прекратились, и он сильно бедствовал. Саша Алов и Володя Наумов взяли его к себе в киногруппу актером окружения. Ты прекрасно знаешь, кто такой актер окружения, это просто рабочий на съемочной площадке, но в то время для Эрнста это было большой поддержкой в его бедственном положении.
— Да, и я немного знаю его, правда, это скорее шапочное знакомство. Прошло немного времени после ухода Хрущева из жизни, как его вдова заказала Эрнсту надгробие бывшему Генсеку, дела у скульптора пошли в гору, появились заказы. Вот уж, правду говорят: «от великого до смешного — один шаг», — и наоборот. Мой друг, главный архитектор Ашхабада, Абдула Рамазанович Ахмедов знакомил меня с Эрнстом в мастерской скульптора Джумы. Тот помогал Эрнсту в работе над огромным горельефом фасада здания Дома просвещения. Но главным детищем Эрнста явились скульптуры и барельефы для знаменитой библиотеки архитектора Ахмедова, о которой упоминал кинорежиссер Сергей Герасимов в фильме «Любить человека». Ахмедов, пробив Эрнсту Неизвестному такой крупный заказ, решил его материальные проблемы. Они друзья.
— Да, да, это очень красивая библиотека, она вошла в золотой фонд советской архитектуры, я хорошо помню кадры из этого фильма, там довольно подробно показано здание библиотеки, — продолжила Тамара.
— Вряд ли он вспомнит наше мимолетное знакомство. Так или иначе, завтра мы его увидим, и если он не узнает меня, познакомимся еще раз.
На следующий день, придя с моря, мы застали Эрнста за обеденным столом. Увидев Тамару, он встал, поцеловал ей руку и спросил, как будто виделся с ней только вчера:
— Как поживают мои друзья, Саша и Володя?
— Не знаю, наверное, снимают новую картину, а я здесь, в Сухуми закончила сниматься. Познакомься, это главный художник нашего фильма.
Эрнст сильной рукой кузнеца крепко пожал мне руку, посмотрел оценивающим взглядом прищуренных глаз и, неожиданно улыбнувшись, сказал:
— А мы с вами знакомы. Правда, не помню где, но припоминаю, что нас знакомил Абдула, мой друг архитектор.
И он еще больше наклонил голову и сильнее прищурился.
— У вас отличная память. Действительно, знакомил нас Ахмедов, — ответил я.
Вечером, когда мы собирались ко сну, в дверь постучался и вошел Эрнст. В одной руке он держал бутылку чачи, в другой толстую книжечку в черном жестком переплете. Я подумал, что это альбом для набросков, какие художники часто носят с собой, но, увидев ее толщину, тут же отбросил эту мысль. Тамара подвинула ему стул, поставила на стол бутылку с минеральной водой, граненые стаканы и тарелку с виноградом.
— Другой закуски у нас нет, — сказала Тамара.
Мы выпили с ним немного чачи, потом еще. После третьего стаканчика лицо Эрнста потемнело, побагровел шрам над бровью, след войны, которую он прошел десантником и был тяжело ранен. Он открыл свой талмуд и, слегка заикаясь, сказал:
— Это мой рукописный, пока еще не изданный трактат о скульптуре. Я прочитаю вам из него отрывки, время уже позднее, долго утомлять не буду.
Заикаясь, Эрнст начал читать свой трактат. Прочитав несколько страниц, он откладывал в сторону свои записи, и мы выпивали чачи, закусывая сочными виноградинами, а Тамара пила минеральную воду. Когда в книге уже оставалось немного недочитанных страниц, а бутылка опустела, времени было далеко за полночь. По своей природе я жаворонок, поэтому клевал носом, с трудом воспринимая его научный трактат о скульптуре. Порой я засыпал под монотонное чтение книги. Первой не выдержала Тамара, она сказала:
— Эрнст, такие умные вещи лучше с утра слушать, а не под утро. Давайте на этом остановимся, а завтра мы с удовольствием дослушаем трактат до конца.
Эрнст закрыл книгу и сказал:
— У меня есть еще бутылочка чачи, я ее сейчас принесу и мы с Володей взбодримся.
Эрнст ушел за второй бутылкой, а Тамара легла на диванчике, не раздеваясь.
— Вы можете пить, разговаривать, читать трактат, а я сплю.
Я накрыл абажур платком, чтобы не мешать спать Тамаре, а мы продолжили выпивать, но Эрнст уже не открывал свой манускрипт, а рассказывал о себе:
— После юбилейной выставки в Манеже, когда меня измордовал Хрущев, да и не только меня, к моей мастерской приставили ребят в пагонах, правда, они были в цивильном, но я их узнаю по лицам, в какую бы одежду они не рядились. И что ты думаешь? Через неделю они уже у меня в мастерской были своими людьми, дневали, ночевали и выпивали со мной. Все это я пережил. А вот теперь покидаю страну, которую, между прочим, я с оружием в руках защищал в Великой отечественной. Отметины и заикание до сих пор при мне.
Эрнст провел ладонью по шраму на лице и сказал:
— Мне повезло, я сижу вот с тобой сейчас, выпиваю, а мог бы и не быть на этом свете. Давай выпьем, не чокаясь за тех, кто остался там, навсегда, — и он посмотрел вверх.
Утром, спускаясь по скрипучим ступеням во двор, мы с Тамарой увидели Эрнста, сидящего за столиком, на котором лежала уже знакомая книга в черной обложке. Эрнст сосредоточенно что-то писал. Увидев нас, он оторвался от рукописи и поздоровался. Вид у него был свежий и отдохнувший.
— Доброе утро, Эрнст, мы собрались на море, пойдешь с нами? — Спросила Тамара.
— Пойду.
Море было спокойное. Тамара заплыла довольно далеко, мы остались вдвоем, лежа на горячих гладких голышах. Эрнст подробно рассказал мне о своем ближайшем отъезде из страны, и как в этом ему очень помогла Нина Петровна Хрущева.
— Скоро ко мне приедут девочки, мои натурщицы, они сестры, и я их обеих люблю и называю женами, им это очень нравится. Они мирно сосуществуют, и я никогда не видел, чтобы они ссорились, просто идеальные жены. Они позировали для многих моих работ, очень пластичны. Я вас познакомлю с ними. Уезжая навсегда из этой страны, я решил своим девочкам сделать прощальный подарок, отдых на море.
Увидеть этих девушек мне не пришлось, мы вернулись в Москву. Продолжалась съемка фильма. С тех пор Эрнста я больше не видел. Абдула Ахмедов в 2004 году, уже в Москве, с женой Маргаритой были у меня в гостях, в мастерской, на дне рождения. Я спросил его об Эрнсте, виделись ли они.
— Как-то с группой молодых архитекторов мы прибыли в Америку. Эрнст пригласил меня к себе в гости, а я захватил ребят посмотреть его новые работы, мастерскую и его американский дом. Он долго показывал свои владения, мастерскую, двор, на котором выставлены его скульптуры прямо на лужайке, рассказывал о своем житье в Штатах. Все это растянулось надолго, мы изрядно устали и проголодались. По старой дружбе я намекнул Эрнсту, что пора бы перекусить и выпить за встречу. На что Эрнст с улыбкой, но жестко ответил:
— Я теперь сам не пью, и других не угощаю.
Представь себе, Володя, что я испытал! Мне было стыдно перед моими молодыми коллегами, ведь это я их привел к Эрнсту, будучи уверен, что нас ждет радушный прием и приличное застолье, тем более что я им много рассказывал о нашей хлебосольной, бескорыстной дружбе.
Я засмеялся и сказал:
— Абдула, твой друг отпустил вас не солоно хлебавши, видимо забыл, как ты с женой Маргаритой поил, кормил и таскал его по гостям, а главное обеспечил такими крупными заказами.
— Меняются люди в чужой стране, у них меняется психология.
За Абдулу ответила Маргарита. Помолчала и добавила:
— К сожалению, и у нас такое бывает. Сегодня ты отдашь последнюю рубаху другу, а завтра он пройдет и не поздоровается.
Абдул Рамазанович Ахмедов, Народный архитектор СССР, лауреат Государственной премии СССР, профессор Международной академии архитектуры, действительный член Российской академии художеств ушел из жизни в 2008 году. Расул Гамзатов, его земляк и друг посвятил стихи Абдуле:
Мой друг, Ахмедов Абдула,
Построй мне саклю городскую.
И, если в ней я затоскую,
Пусть будет грусть моя светла.
Любые новшества вноси,
Сойдет постройка мне любая,
Но только в ней от краснобая
Меня заранее спаси.
Идут побеги от корней,
Да будет дом в зеленой сени —
И обитают в доме тени
Отца и матери моей.
Клянусь тебе, мой дорогой,
Твоя оценится заслуга,
Коль будет дом открыт для друга,
Для вести доброй и благой.