Игорь Носов На всю жизнь
Игорь Носов
На всю жизнь
Моя мать однажды сказала:
— Когда тебе было два года, ты часто играл с игрушечной машинкой в кроватке, возил её по одеялу, потом останавливал и говорил: «Дидя!» Так ты называл дедушку.
Некоторое время мы жили с дедушкой в одной квартире. И волей-неволей его рабочий день начинался с меня, потому что каждое утро я его будил. Тогда он решил это дело упорядочить и провёл в свою комнату миниатюрный звонок, работавший от электрической батарейки. Кнопка, находящаяся в коридоре, соединялась проводом со звонком в его комнате. К этой кнопке, едва проснувшись, я и бежал по утрам.
Но этим, конечно, наши общения не кончались. Я не только будил дедушку, но и требовал его внимания чуть не на весь день. Я не понимал, что ему надо работать, и думал, что он живёт со мной в одной квартире только для того, чтобы играть со мной. И я не помню, чтобы мои вторжения к нему когда-нибудь раздражали его, он всегда бывал мне рад, уделял мне много времени и охотно возился со мной.
Особенно запомнились мне наши частые прогулки на железную дорогу рядом с Киевским вокзалом. Дедушка водил меня за руку по путям и депо, объяснял многие непонятные вещи.
Например, чем отличается паровоз от электровоза, зачем нужны семафоры с призрачно-синими глазами. Как-то на товарной станции мы обнаружили огромную гору песка, взобрались на неё и стали строить дворцы, дома, крепостные стены и дороги. Это был наш собственный город, и я долго не хотел уходить, боясь, что, когда нас не будет, придут нехорошие люди и разрушат его. На следующий день мы снова пришли сюда, на этот раз с игрушечными машинами и солдатиками, и, к моей большой радости, город стоял на месте. Уже много лет спустя, читая книги о Незнайке и его друзьях, о сказочных городах Змеевке и Солнечном, я вспоминал наш песочный городок у железной дороги.
Вскоре дедушка переехал па другую квартиру, и меня стали возить к нему раза три в неделю. Я с нетерпением ждал свиданий с дедушкой, он тоже очень радовался моим приездам. Мы много играли с ним, и эти игры были так увлекательны, что помнятся и сейчас. Действие игр чаще всего разворачивалось прямо на полу. То мы строили железную дорогу (дедушка подарил мне несколько паровозов, а к ним десятки вагончиков), то лепили из пластилина пальмы и засаживали ими весь ковёр. Во всех этих забавах дедушка участвовал со мною на равных — ползал по ковру, расставляя пальмы, переводил стрелки, даже устраивал нечаянные аварии, а когда игра переносилась в ванную, где плескался океан, изо всех сил дул, гоняя по воде кораблики, едва не тонувшие под тяжестью пластилиновых матросов. Иногда же морские игры переносились в комнату, и тогда в корабль превращался диван, а дедушка, став капитаном, исподволь учил меня географии: маршруты наших путешествий тщательно отмечались на школьном атласе. Мои познания в географии стали столь обширны, что я даже удивил однажды своих родителей. Как-то они говорили об Англии, что-то там случилось. Я прислушался и спросил:
— Это в Лондоне, что ли?
Мать изумилась:
— Боже! Ребёнок и разговаривать-то почти не умеет, а уже знает о Лондоне!
«Приключения Незнайки и его друзей». Рис. А. Лаптева. М., Детгиз, 1954.
Теперь я понимаю, что дедушка не просто со мною играл, а, играя, всегда чему-то обучал. Вскоре игры стали дополняться серьёзными занятиями. Дедушка учил меня рисовать (сам он рисовал довольно хорошо), а когда мы вместе лепили из глины или пластилина, объяснял, как точнее лепить, исправлял мои ошибки. Я до сих пор берегу десятки вылепленных нами зверюшек, мы устраивали целые выставки и относились к ним очень бережно, расставляя зверюшек на книжной полке. Пластилиновые игрушки были самые разные: от слона и носорога до выдуманного дедушкой Незнайки.
Дедушка отличался большим вниманием к людям, но ко мне, наверно, был особенно внимателен. Однажды, заметив, что я начал заикаться, он надолго оставил свою работу и повёз меня в Тушино, к тёте. Там мы часто ходили в лес и развлекались, как могли. Помню, однажды мы играли в медведей: дедушка изображал взрослого медведя, а я детёныша. Взрослый медведь очень забавно разговаривал с малышом, рассказывал, что можно есть, какие травы полезны, прятал меня от охотников, которыми оказывались случайные прохожие. Это меня очень забавляло, я много смеялся. Лесной воздух, игры и смех сделали своё дело: заикаться я перестал.
На следующее лето мы всей семьей выехали на дачу. От дедушки я почти не отставал: то заходил к нему в комнату и сажал на стол возле пишущей машинки огромную жабу, то хвалился выменянным у приятеля перочинным ножом, то просил его помочь мне вылить из свинца солдатика.
В то лето со мной случилось вот какое происшествие. Как-то мы с моими дружками, гуляя в лесу, увидели на верхушке березы птенца. Он сидел, подрагивая, со страхом посматривая по сторонам, и сразу было видно, что он ещё не умеет летать. Тогда, посовещавшись, мы решили птенца снять. Кому же полезть на березу? Верхушка березы довольно тонкая, я был самый маленький и лёгкий, и выбор, естественно, пал на меня.
И вот, гордый от чувства ответственности, я уже лезу но дереву, перебираюсь с ветки на ветку, а земля уходит всё ниже и ниже. Я остановился, чтобы передохнуть, и вдруг увидел бегущего к нам дедушку. Я так и сжался от страха: ни вверх не могу, ни опуститься вниз, а до земли метров восемь, а может, и больше. Дедушка сразу понял, что со мной происходит, неторопливо подошёл к берёзе и очень спокойно сказал:
— Всё в порядке, миленький. Не смотри вниз и спускайся потихоньку.
Несколько минут он координировал мое «нисхождение», а сам всё повторял:
— Ну, ещё немного, ещё чуть-чуть. Ну, молодец! А теперь можно прыгать!
Читать меня стали учить ещё задолго до того, как я пошёл в школу. Понятно, в обучении меня грамоте дедушка взял на себя ведущую роль. Подробности, конечно, уже улетучились из памяти, но всё же думаю, что его метод обучения отличался от общепринятого — по букварю. Для меня такого рода букварём стали десятки записных книжек, которые он заполнял, обучая меня. На одной странице дедушка писал букву, объясняя, как она произносится, на другой уже слоги, включающие букву, а на третьей целые слова из знакомых слогов. Но самыми интересными были картинки, которые дедушка рисовал. Они поясняли слова и целые предложения, фразе соответствовала серия рисунков, что-то вроде самодельных комиксов. Читать я, помню, научился довольно быстро и легко.
В автобиографической повести «Тайна на дне колодца» дедушка пишет: «Наиболее привлекательным для меня местом на рынке были книжные палатки». Тяга к книге сохранилась у него на всю жизнь. Часто, после напряжённой работы за письменным столом, дедушка ходил гулять но городу, чтобы отдохнуть и рассеяться. Обычно он шёл в букинистические магазины. Иногда он брал меня с собой, и мы возвращались, обязательно купив какую-нибудь книгу. Дома он тут же садился за неё, и, читая, делал на полях пометки и что-то записывал в записную книжку.
Читал дедушка очень много, и меня, малыша, удивляло, как это можно сразу читать столько книг, корректур, газет и журналов, загромождавших письменный стол. Повзрослев, я удивлялся уже не столько объёму прочитанного, сколько охвату и разнообразию интересовавших его знаний. Я нахожу его подчеркивания и записи на полях в книгах прямо-таки несовместимых: об инкубаторах и психологии детей, о космических полётах и разведении пчёл (однажды на балконе я нашёл целую пачку дореволюционных журналов «Пчеловодство»). Кто читал книги Носова, тот поймёт, что иначе и быть не могло. Разве можно написать «Весёлую семейку» или «Незнайку на Луне», тщательно не изучив инкубаторное дело и не проштудировав Циолковского?
В своих воспоминаниях дедушка писал о детской мечте стать химиком. Химиком он не стал, жизнь распорядилась иначе, но химия сопровождала его едва ли не всю жизнь — она нашла себе применение в его профессиональной киноработе (тому свидетелями десятки книг по фотографической химии, стоящие на дедушкиных книжных полках), интерес к ней не оставлял его даже и тогда, когда он стал писать книги для детей.
Дома у нас была оборудована химическая лаборатория, в ней было всё необходимое, не хватало только вытяжного шкафа. Дедушка, моя тётя — химик и я были настоящими энтузиастами по выращиванию кристаллов. Мы терпеливо изо дня в день фильтровали и насыщали растворы, очищали кристаллы от наростов, добиваясь правильности граней. Наши труды увенчались замечательной выставкой: за стеклом на полке, переливаясь гранями, сверкали разноцветные кристаллы самых разнообразных форм. А сколько часов проводили мы вместе, проявляя и печатая фотографии!
Надо сказать, что все эти увлечения не проходили для дедушки бесследно. Кинематографист по образованию, он многие годы проработал режиссёром, но, даже став профессиональным писателем, он не потерял интереса к кино. Работая над сценариями и инсценировками, он дотошно следил за их воплощением в кино и на сцене. Сколько я помню, у нас дома всегда были фото- и киноаппараты. Что касается фотографии, то она стала фамильной страстью — отец мой Петр Николаевич стал профессиональным фотожурналистом, не обошло это увлечение и меня. Я хорошо помню, как мы однажды вместе занимались портретной съёмкой, поочередно снимая друг друга и подробно обсуждая значение освещения, фона и ракурса.
Мне было четырнадцать лет, когда дедушки не стало, но уроки, которые он преподавал мне в моём детстве, запомнятся на всю жизнь.