Неожиданные перемены

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Неожиданные перемены

Время не стояло на месте. Флот рос и мужал. Совершенствовалась боевая выучка его личного состава.

В январе 1938 года в командование Тихоокеанским флотом вступил флагман 2 ранга Николай Герасимович Кузнецов. Будучи до этого заместителем командующего, он успел ознакомиться с состоянием и готовностью основных сил флота (подводные лодки, авиация). Большой практический опыт ведения боевых действий Николай Герасимович приобрел в боях за Испанскую республику. Новый командующий круто повернул дело на практическую организацию противовоздушной обороны, создание устойчивой системы управления силами флота, особенно в условиях нападения авиации противника.

В должность начальника штаба флота вступил тоже участник событий в Испании капитан 1 ранга В. Л. Богденко, а мой однокурсник по училищу Михаил Клевенский возглавил оперативный отдел штаба флота.

Вся жизнь на флоте приобрела заметное ускорение. Началось с того, что Кузнецов лично на месте стал изучать положение дел в каждом соединении. Затем на сборе старшего командного состава Николай Герасимович ознакомил присутствующих со всеми типами самолетов и их боевыми возможностями. Все это происходило на практике в самих авиационных частях.

В планах боевой подготовки для кораблей и частей было увеличено число артиллерийских стрельб по воздушным целям.

Всем пришлось по душе, что Кузнецов стал энергично изучать морской театр, соединения, корабли, глубоко вникать в суть дела. С однокашниками по Военно-морскому училищу имени М. В. Фрунзе, да и со всеми подчиненными командующий держался просто, но умел соблюдать положенную дистанцию. Еще в училище Кузнецов пользовался большим авторитетом. На нашем втором курсе он был хорошим, требовательным старшиной, умеющим и власть применить, и совет дельный курсанту дать, и в учебных делах помочь.

На Тихом океане наша первая встреча с Николаем Герасимовичем произошла в 1937 году, когда он был еще заместителем командующего. Мы неожиданно увиделись с ним в коридоре штаба, когда я выходил из кабинета начальника боевой подготовки Чернощека после планирования боевой подготовки на очередную неделю.

— Здравствуй, редактор «Шторма» (так называлась стенгазета училища). Что не заходишь к начальству? Или не признаешь? Пойдем ко мне, познакомь меня со всем своим хозяйством. А тебе есть о чем рассказать. Ведь именно у нас, на Тихоокеанском флоте, образовалось такое большое и, я бы сказал, уникальное соединение минных заградителей, какого нет ни на одном другом флоте. Дело у нас тут, на Дальнем Востоке, серьезное. Глядеть надо в оба. В любой час жди от японской военщины какой-нибудь провокации…

Наверное, более часа я докладывал Кузнецову подробные характеристики кораблей, их командиров в экипажей. Рассказывал о том, что помимо своих специальных тральных дел бывшие рыбные траулеры и буксиры выполняют многочисленные задания по доставке людей я грузов частям, расположенным на берегу Японского моря, по буксировке барж с материалами для строительства батарей береговой обороны и оборонительных сооружений и, наконец, по обеспечению боевой подготовки подводных лодок и береговых батарей.

— Часто тральщику во Владивостоке предоставляется время только на приемку угля, воды и продовольствия. Люди, особенно командиры, очень сильно выматываются, — с горячностью закончил я.

Выслушав мой жаркий доклад, Кузнецов заметил:

— Что горячишься, с одной стороны, это хорошо, значит, работаешь и служишь правильно, за дело болеешь, но, с другой стороны, начальнику штаба бригады надо уметь сдерживать свои эмоции, ему нелишне иметь более холодный ум, быть сдержаннее. Вот ознакомлюсь с основными силами флота — обязательно побываю на вашем соединении. Ну, желаю успехов. — Николай Герасимович крепко пожал мне руку.

В начале 1938 года я вступил в командование бригадой. При очередном докладе командующему получил разрешение с весны корабли бригады базировать в одной из бухт южного побережья острова Русский, расположенной поближе к районам боевой подготовки.

После очередной тренировки в совместной минной постановке в самой широкой, южной, части Уссурийского залива заградители стали на якорь в заливе Славянский. Не прошло и полутора часов, как в открытый иллюминатор слышу команду дежурного по штабу:

— Боевая тревога. Поднять сигналы «Воздушный», «Норд». Доложить комбригу: обнаружен самолет красного цвета.

Пока из каюты поднимался на мостик, тральщик, стоявший в дозоре, открыл по самолету пулеметный огонь. Почти тотчас это сделали и все остальные корабли. Наблюдаю стрельбу. Все идет как положено.

— Флагарт, точно фиксируйте время, параметры стрельбы и свои замечания, — приказываю я флагманскому артиллеристу.

Самолет, пройдя с севера на юг над нашим, соединением, развернувшись, ушел на северо-восток. Стрельбу закончили. Дан отбой боевой тревоги.

Начальник штаба бригады капитан 3 ранга Петр Павлович Михайлов доложил результаты внезапной проверки нашей готовности к отражению атак самолетов противника, учиненной командующим флотом.

Был поднят сигнал, объявляющий благодарность дозорному тральщику и флагманскому заградителю «Аргунь» за отличную стрельбу.

Чтобы повысить бдительность и готовность средств противовоздушной обороны, командующий флотом ввел новшество, ранее нигде не практикуемое: всякий корабль, зенитная батарея, обнаружив самолет, окрашенный в красный цвет, были обязаны открывать по нему огонь, но стрелять так, чтобы снаряды разрывались ниже цели и не поражали сам самолет. При стоянках на рейдах между кораблями возникало азартное соревнование — кто раньше обнаружит красный самолет, кто быстрее откроет огонь.

Экипаж самолета фиксировал время и место обстрела. Мы же представляли в штаб флота отчетные документы, в которых указывались время появления самолета, расстояние до обнаруженной цели, параметры ее полета и время открытия огня кораблем или батареей. «Зевакам» от командующего доставалось с лихвой, зато бдительность и истинная боевая готовность повышались.

На Тихоокеанском флоте была разработана четкая система оперативных готовностей, регламентировавшая действия кораблей, частей и соединений флота по мере нарастания угрозы нападения вероятного противника и обеспечивавшая своевременную готовность сил флота к его отражению.

Япония продолжала сосредоточивать войска вдоль наших границ, в том числе и на корейском направлении. То тут, то там возникали вооруженные пограничные инциденты. Постоянной заботой Военного совета флота были вопросы боевой готовности. Политработники проводили огромную работу по разъяснению личному составу флота военно-политической обстановки, мобилизации его на повышение боевой выучки, боевой готовности и бдительности.

Внезапное вторжение японских войск 31 июля 1938 года на нашу территорию в районе озера Хасан не застало Тихоокеанский флот врасплох. Флот своевременно и быстро перешел на повышенную боевую готовность. Подводные лодки развернулись в назначенных позициях для прикрытия левого фланга наших войск, корабли 7-й морской бригады, которой в то время командовал капитан 3 ранга С. Г. Горшков, стали нести дозорную службу, оказывать огневое содействие войскам. Надводные корабли нашего соединения обеспечивали снабжение войск боеприпасами, перебрасывали боевую технику и эвакуировали раненых во Владивосток. Работники Главного военного госпиталя, как и вся медицинская служба, возглавляемая очень толковым организатором и прекрасным медиком Бабкиным, отлично справлялись с возложенными на них задачами.

Минные заградители на протяжении всего времени (с 31 июля по 11 августа) стояли на рейде бухты Новик в готовности к немедленному выходу для постановки минных заграждений.

На второй или на третий день с момента начала хасанских событий меня срочно вызвали в оперативный отдел штаба флота. Клевенский рассказал мне, что в результате большой воды (прошли дожди) многие частя оказались на образовавшихся островах отрезанными от суши, без всяких средств сообщения. Армейское командование просило флот помочь. Присланные с флота корабельные разъездные катера хоть имели небольшую осадку, но во многих местах из-за малых глубин пробиться к сухопутным частям все же не могли.

— Что будем делать, товарищ капитан 3 ранга, комбриг минной силы? — обратился ко мне Клевенский.

— Каналы надо рыть, вот что делать.

— Эта мысль и вам, в штабе, приходила в голову, но чем и как скоро можно их прорыть?! Как тебе известно, никакой подходящей техники на флоте нет, а помощь требуется немедленная, ибо людей надо кормить, снабжать боеприпасами и вывозить раненых.

— Может, нам попробовать произвести взрыв большой мощности на вынос грунта? Взрывать можно бракованными минами и подрывными патронами. Расставить их на нужные интервалы и взорвать электрозапалами. Иного ничего не придумаешь. Выполнение этой задачи предлагаю возложить на флагманского минера бригады Романовского, выделив в его распоряжение корабельные подрывные партии.

— Постой-постой, а тут что-то вырисовывается. Насчет мин — это нереально. Нам стокилограммовые заряды не нужны, с такими шариками возиться трудно. Сейчас я уточню, сколько у нас подрывных патронов. Кроме того, армейские саперные части имеют толовые подрывные шашки, наверное, в большем количестве, чем мы на флоте.

Клевенский получил необходимые данные, и мы вместе с ним доложили наши соображения начальнику штаба флота капитану 1 ранга Богденко. Он их одобрил, а командующий флотом, которому мы докладывали вместе с начальником штаба флота, утвердил.

Подрывные партии во главе с флагманским минером Романовским и необходимая взрывчатка были срочно доставлены в Посьет. Дело свое подрывники сделали, с задачей справились.

Хасанские события явились боевой проверкой сил армии и флота. Японцы потерпели поражение. Ход событий послужил поводом для многих размышлений и умозаключений, позволил увидеть и наши погрешности, устранением которых нам и предстояло заняться.

С поступлением в нашу бригаду новых тральщиков мы получили возможность всерьез приступить к отработке траления, особенно в условиях плохой видимости. Если для точного траления тральные буи, вешки, обозначавшие границы трального галса, имели аккумуляторные огни, то для траления в условиях тумана никаких приспособлений не было, так же как не было и приборов, позволяющих тральщикам с необходимой точностью определять в море каждый тральный галс. Обычная проводка кораблей за тралами в условиях дня или ночи, хотя была и непроста, но возможна, так как мы видели всю ширину протраленной полосы. А как быть, если с апреля по конец августа стоят непроглядные туманы? Как обеспечить безопасность курса корабля, проводимого за тралами? Именно над этим мы и бились, особенно в 1937–1939 годах, в упорном, тяжелом труде на море ища способы и средства для выполнения этой оказавшейся чрезвычайно трудной задачи. Чем больше мы трудились в море, тем быстрее приобретали навыки траления в сжатых по интервалу строях, когда сзади идущий тральщик шел чуть ли не впритык к тральным буям впереди идущего. И все-таки тральщики были «ахиллесовой пятой» нашего соединения, да и всего флота тоже: их было слишком мало — полтора десятка, — чтобы справиться со всеми возможными в условиях военного времени задачами. В целом же наша бригада выросла. В ее составе теперь уже было семь заградителей, вполне подготовленных для действий в любых условиях.

В начале 1939 года командующего флотом Н. Г. Кузнецова вызвали в Москву. Мы чувствовали, что это неспроста.

В один из апрельских дней ко мне в каюту вошел начальник политотдела бригады Степанов и сообщил, что Николай Герасимович Кузнецов назначен наркомом Военно-Морского Флота. Вместо него еще в марте в командование флотом вступил флагман флота 2 ранга И. С. Юмашев.

Вскоре после этого стало известно, что на флот прибудет член Политбюро, секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Жданов вместе с Кузнецовым и Юмашевым. Нас, командиров соединений, известили, что будет собран флотский актив.

Степанов настойчиво советовал мне выступить на этом активе, рассказать о том, что нас волнует. Я так и сделал. Увлекшись, подробно доложил свои расчеты по всем районам Тихоокеанского театра, где придется осуществлять проводку подводных лодок, надводных кораблей и транспортов за тралами, вести контрольное траление. Заканчивая свое выступление, доложил, что для обеспечения боевой деятельности флоту потребуется современных тральщиков типа БТЩ в несколько раз больше, чем он имеет сейчас. Когда я возвратился на свое место, Степанов шепнул мне:

— Ничего себе выступление, больше тридцати минут говорил. Разве так можно? Наверняка все дело испортил.

Но что бы там ни было, я сказал то, что наболело па душе.

Представив всему активу И. С. Юмашева, А. А. Жданов выступил перед нами с небольшой речью. Он особо остановился на военно-политической обстановке, требующей еще большей бдительности, постоянной боевой готовности Дальневосточной армии и Тихоокеанского флота.

Вступив в командование флотом, флагман флота 2 ранга И. С. Юмашев неоднократно вызывал меня к себе, и мы вместе с ним — либо на катере, либо на машине — объехали почти весь залив Петра Великого, кроме архипелага и островов Римского-Корсакова. В пути Иван Степанович требовал от меня самых подробных объяснений. Мне нравилось, что новый командующий сразу же знакомится с командирами, с жадностью познает новый для него морской театр, внимательно выслушивает мнение других, не торопясь отвергнуть его или согласиться. Но мне было не совсем понятно, почему именно от меня он требует такого досконального знания района. Все прояснилось месяца через два, когда командующий вызвал меня к себе вместе с начальником штаба бригады Михайловым. Юмашев сообщил о моем назначении командиром Охраны водного района главной базы флота. Для меня это было полной неожиданностью. Видя мое недоумение, Юмашев с веселыми искорками в глазах заметил:

— Что, не ожидал? Говорят, неожиданность действует ошеломляюще. Ну ничего, привыкай. ОВР у нас усиливается, в его состав включаются помимо тральщиков и — малых охотников (МО) береговые батареи от малого до среднего калибра. Командиру ОВРа оперативно подчиняются эскадрилья самолетов-разведчиков, малые подводные лодки, развернутые на ближайших подступах к заливу. Командир ОВРа организует взаимодействие сил береговой обороны, торпедных катеров, авиации при прорыве противника через минные заграждения. Командовать такими силами — и честь большая, и ответственность тоже. Минные заградители объединяются в бригаду заграждения, подчиненную командующему флотом. Командиром ее назначен капитан 3 ранга Михайлов, твой начальник штаба, теперь уже бывший. Дела он все знает, поэтому даю вам на сдачу и прием два дня. В среду, после того как примешь овровские дела, зайдешь ко мне, товарищ Андреев, потолкуем поподробнее.

Во вторник после подъема флага команда заградителя «Аргунь» была построена по большому сбору. Я представил ей Михайлова как нового командира бригады, попрощался с командой.

На штабном корабле, вернее, неподвижном блокшиве «Монгугай», вступив в должность командира ОВРа, я поднял флаг старшего флагмана с двумя звездами. Дня через два на должность начальника политотдела ОВРа с бригады подводных лодок прибыл батальонный комиссар Иван Шведов. Человек открытый, прямой и откровенный, он всем быстро пришелся по душе, а мы с ним сошлись даже характерами и сблизились семьями.

Через несколько дней перед самым спуском флага рассыльный принес мне в каюту полученный о главного поста службы связи семафор. Читаю: «Прошу срочно прибыть в штаб. Клевенский». Это меня нисколько не удивило. Капитан 2 ранга М. С. Клевенский, работая начальником оперативного отдела, мог вызвать и среди ночи. Клевенского я хорошо знал еще с курсантских лет. Очень подвижный, с копной черных вьющихся волос, с темными глазами, Михаил чем-то походил на цыгана. Стремительный, быстрый в решениях и поступках, он слыл у нас оригиналом. Но что бы там ни было, Михаил нравился мне. Нравились его кипучая энергия, организаторские способности, то, что его голова всегда была полна идеями, планами, предложениями. Он работал неутомимо и много полезного сделал для флота. Служить с Клевенским было трудно, но интересно.

Вот и сегодня, идя с рейда на катере, я был уверен: у Михаила зародилась очередная идея. Так оно и оказалось. Не успел я войти к нему в кабинет, как он предложил мне ознакомиться с одним из вариантов постановки мин в довольно неудобном районе.

— Ты, Володя, подумай, как лучше это сделать, а я тем временем разберусь с полученной почтой.

Все в деталях мы с ним обсудили, пришли к единому мнению… Казалось, можно и уходить, но чувствую, у Михаила еще что-то есть: не зря мелькают в его глазах лукавые искорки. И не ошибся.

— Интересная пришла из Москвы директива. На, почитай, — протянул мне Клевенский документ.

Читаю и глазам своим не верю… В директиве черным по белому написано, что всем командирам соединений, дивизионов и кораблей первого и второго ранга, желающим получить академическое образование, разрешается направлять свои рапорта непосредственно Наркому или начальнику Военно-морской академии.

В 1932–1933 годах я подавал рапорты, но всякий раз мандатная комиссия отказывала мне «ввиду отсутствия замены». А тут такое искушение…

— Что задумался, Володя? — спрашивает Клевенский.

— Задумаешься! На флот идут новые, прекрасно вооруженные корабли. Наверняка появятся и более крупные. Тут уж, чтобы командовать ими, — без академического образования не обойтись… Ты ведь успел окончить академию…

— Успел… Как сам-то решаешь?

Здесь же, у Клевенского, я написал рапорт, в душе не веря, что пошлют на учебу. Тем более что совсем недавно я получил новое назначение: стал командиром Охраны водного района Главной базы (ОВРГБ).

Работы было много, дело новое, интересное, время летело стремительно. Хоть я и рассказал начальнику политотдела ОВРа Шведову, с которым мы работали очень дружно, о том, чем кончился разговор у Клевенского, но вскоре и сам-то забыл о своем рапорте…

Крутой поворот в моей флотской судьбе произошел если не совсем неожиданно, то, во всяком случае, внезапно…

После совместного учения ОВРа с взаимодействующими частями прошло более месяца. Однажды оперативный дежурный докладывает:

— Вас вызывает командующий.

Командующий флотом Иван Степанович Юмашев был человеком примечательным. Умом остер, волею крепок. Вышел он из юнг и всего добился упорным трудом. Своей энергией, знаниями, опытом морской службы, внимательным отношением к людям и спокойной требовательностью Иван Степанович быстро завоевал авторитет и уважение.

Иду я и гадаю: зачем это я понадобился комфлоту, что за дело у него ко мне?.. Неизвестность ведь всегда настораживает.

На новых тральщиках как будто все в порядке… Малые охотники с их «гидроудочками» — так называли гидроакустические приборы, которые надо было опускать на борт на шестах, — хоть и маются с этой очень примитивной техникой, но все же ищут подводные лодки и нередко не без успеха. ЧП никаких не было… Почему вызывает командующий флотом?

В здание штаба входил со все усиливающейся неясной тревогой. Адъютант немедленно доложил комфлоту и пригласил меня в кабинет.

— По вашему приказанию прибыл.

— Здравствуй и садись. Чем недоволен? Может, обидел невзначай?

Вопрос столь неожиданный, что я растерялся.

— Чего молчишь? Командир Охраны водного района Главной базы — это командующий флотом в своем районе. Где еще у командира ОВРа столько сил? Нигде, только у нас, на Тихоокеанском флоте. Чего тебе еще надо? Управляй всеми силами. Командный пункт в одном из фортов наладил… Хвалю! На последнем зачетном учении руководил силами ОВРа… Справился. Правда, не без недостатков, но справился. Дело в гору пошло, а он задает лататы с флота! Или службой недоволен?

Сижу, молчу, даже в жар бросило. Тут только вспомнил я о своем рапорте…

— Товарищ командующий!.. Доволен, и даже очень!.. Но уверен, твердо уверен, что на нашем флоте будут не только крейсера, но и многие другие корабли, необходимые для действий на Тихоокеанском театре. Чтобы ими управлять умеючи, обязательно нужно «подковаться» как следует!

— Ну, что же мне с тобой делать? Сам выбрал, сам и пеняй на себя! Приказано откомандировать тебя в академию… Как думаешь, кому можно передать дела ОВРа?..

Вот когда я окончательно понял, до какой степени дорого мне все буквально все — на флоте; весь тот труд, который и я вместе со всеми вложил в его строительство, все те люди, с кем так хорошо жилось и работалось, вся моя флотская семья, флотская дружба, флотские традиции, как дорого дело, которому отдано столько лет жизни!

— Вижу — пригорюнился. Это хорошо и правильно.

— Иван Степанович! Пойду в академию для того, чтобы вернуться и служить только на Тихоокеанском флоте. Очень прошу не забыть и принять обратно на флот!.. Дела, по моему мнению, можно сдать Михайлову, сменившему меня на бригаде.

— Правильно, и мы так думаем. Через недельку придете и доложите.

Вышел из штаба удрученный. Медленно бреду по улице Ленина, спускаюсь к причалу, где стоит старый-престарый, с проржавевшим днищем, залитый цементом бывший пароход «Мангугай», ныне база ОВРа. На фок-мачте поднят флаг старшего флагмана…

Не успел войти в каюту, как тут же пришел мой близкий друг, замечательный политработник, душевнейший человек Иван Шведов. Он был взволнован не меньше меня.

— Весть о твоей посылке на учебу, дорогой Володя, распространилась со скоростью свирепого тайфуна. Правда это?

Давно примечено, что «баковый вестник» нередко опережает официальные сообщения. Так случилось и на сей раз.

— Правда, Иван. Комфлота отругал… Вместо меня будет назначен Михайлов. Через неделю приказано закончить передачу дел и отъезжать. До чего грустно, ты и представить себе не можешь!

Мы со Шведовым были, предельно откровенны друг с другом. Пришел он к нам недавно, с подводных лодок. Дело для него во всем было новое — и по масштабам, и по составу сил. Задачи же перед ОВРом стояли очень нелегкие. Не зря в то время командир ОВРа считался старшим флагманом, без разрешения которого бранд-вахты, стоявшие у боновых ворот, не выпускали не только корабль, но и катер…

Как-то само собою получилось, что мы с Иваном очень подружились, часто заходили друг к другу в каюты — поделиться мыслями, посоветоваться, а то и просто поболтать, в трудную минуту душу отвести. Сейчас мы сидели в каюте оба удрученные.

— С одной стороны, Володя, хорошо, что ты едешь в академию, с другой ох как не хочется расставаться! Да и дела-то наши — хлопотные, на «фитили» счастливые — вон как лихо в гору пошли…

— Ты думаешь, Иван, мне легко мне не жаль? Слов не найду даже тебе рассказать, как тяжко расставаться… Одному поверь: после академии обязательно вернусь! Здесь все родное. Тут и доживать свой век будем…

Перед самым отъездом у нас дома собрались друзья. Почему-то нет только Шведовых. Как положено, присели перед дорогой, помолчали и двинулись на вокзал. А Шведовых нет и нет…

Тяжелое, бередящее душу прощание. Поезд трогается. Группа провожающих краснофлотцев скандирует:

— Ко-ман-ди-ру счаст-ли-во-го пла-ва-ни-я!!!

И вдруг на перрон вбегает Иван — с пирогом на противне. Пытается догнать уходящий состав и, конечно, не может… Тут уж не только у моей жены слезы на глазах… Стоим мы с ней в купе обнявшись, с грустью смотрим на гладь Амурского залива.

Проехали Седанку, Океанскую, Угловую… Море скрылось…

Прощай… Нет! До свидания, Тихоокеанский флот!

Служба на Тихоокеанском флоте, плавание в суровых условиях дальневосточных морей закаляли флотскую молодежь. Многие из тех, кто прошел суровую, но замечательную школу на Тихом океане, стали видными людьми на флоте, заслужили всеобщее признание в годы Великой Отечественной войны. Всех перечислить просто невозможно. Назову лишь некоторых. Это Николай Ефремович Басистый, Петр Павлович Михайлов, Тихон Андреевич Новиков, Борис Васильевич Каратаев, Владимир Демьянович Шандабылов, Арсений Григорьевич Головко, Сергей Георгиевич Горшков. Имена этих людей говорят сами за себя.

Все, кто служил на Тихоокеанском флоте, с благодарностью и любовью вспоминают эту службу, товарищей, с кем довелось плавать в дальневосточных морях, командиров, помогавших нам закалить свою волю и характер, приобрести необходимый командирский опыт. Именно поэтому так дорог нам Тихоокеанский флот, на котором прошла лучшая пора нашей флотской жизни. И наша благодарность ему безмерна!

Вернуться сразу после окончания Военно-морской академии на Тихоокеанский флот мне не довелось. Я был назначен начальником штаба эскадры Черноморского флота. На Черном море меня и застала Великая Отечественная война.

Снова на Дальний Восток я попал лишь в апреле 1943 года, когда был назначен командующим северной Тихоокеанской флотилией.

Но где бы мне ни приходилось служить, везде я встречал своих однокашников — комсомольцев-добровольцев, прибывших на флот по путевке комсомола в 1922–1923 годах, тех, кто все свои силы, энергию, ум и талант вложил в дело строительства мощного, достойного нашей великой Родины флота. По-разному сложились их судьбы. Многие из них уже в предвоенные годы командовали кораблями, частями, а иные и дивизионами подводных лодок, надводных кораблей, эскадрильями самолетов. Некоторые строили корабли, создавали различные виды боевого флотского оружия.

Все мои однокашники прошли через горнило Великой Отечественной войны и за доблесть и мужество были удостоены высоких правительственных наград.

Вместе со мной на Черном море служили контр-адмиралы Михаил Георгиевич Соловьев и Павел Иванович Болтунов. Они командовали соединениями подводных лодок. Командир бригады подводных лодок капитан 1 ранга Андрей Васильевич Крестовский погиб в боевом походе в 1944 году. Георгий Гаврилович Громов руководил всей связью Черноморского флота, а после войны в звании контр-адмирала возглавил Высшее военно-морское училище связи.

С 1946 года крупным соединением Черноморского флота командовал тоже мой однокашник — Михаил Федорович Романов. На флоте он прошел путь от командира корабля до командира соединения, получил звание вице-адмирала. После войны мы встретились с Михаилом Федоровичем Романовым уже на Балтике, когда я командовал там флотом. Романов — грамотный, волевой командир — умело совершенствовал боевую выучку личного состава соединения и очень много сделал для обеспечения базирования кораблей на Балтийском море.

Алексей Иванович Катков был флагманским артиллеристом эскадры Черноморского флота. Вместе с ним мне пришлось готовить и проводить все (до февраля 1943 года) десантные и набеговые операции, в которых участвовали наши корабли. Высокообразованный специалист, контр-адмирал Катков стал флагманским артиллеристом флота.

Интересны судьбы и других моих сокурсников. Алексей Васильевич Волков командовал кораблями, получил звание контр-адмирала, Юлиан Антонович Романовский отличился в морских сражениях на Балтике, позже стал контр-адмиралом. Борис Васильевич Каратаев, с которым мы вместе служили на 1-й морской бригаде Морских сил Дальнего Востока, впоследствии командовал военно-морской базой, затем в звании контр-адмирала был начальником тыла флота, долгое время работал в центральном аппарате.

Как и предрекал наш преподаватель Гедримович, Александр Хирвонен и Александр Суханов посвятили себя штурманской службе и немало сделали для ее совершенствования. Михаил Дмитриевич Куликов был флагманским штурманом флота, начальником Главного гидрографического управления, получил звание контрадмирала и многие годы работал в Военно-морской академии. Контр-адмирал Юрий Викторович Ладинский стал не только хорошим штурманом, но и отличным командиром соединения, преуспел в морских науках, получил звание кандидата военно-морских наук. Георгий Федорович Болотов стал контр-адмиралом-инженером.

Александр Алексеевич Кузнецов и Борис Антонович Почиковский командовали морской авиацией на разных флотах. Михаил Марасанов стал флагманским штурманом авиации Военно-Морского Флота.

Адмирал Павел Сергеевич Абанькин служил в морской авиации, был помощником командующего Тихоокеанским флотом, много лет работал в центральном аппарате, ушел в отставку с должности заместителя главнокомандующего Военно-Морским Флотом.

Виталий Алексеевич Фокин, с которым мы, вместе кончали штурманский класс, во время Великой Отечественной войны служил на Севере, позже в звании адмирала командовал Тихоокеанским флотом и закончил службу в должности первого заместителя главнокомандующего Военно-Морским Флотом.

Если в 20-х годах в нашей стране был только один корабль, носящий комсомольское имя — учебное судно «Комсомолец», то сейчас в составе Военно-Морского Флота насчитывается немало различного класса кораблей, в том числе и атомных, которым присвоено имя республиканских, краевых и областных комсомольских организаций, наиболее плодотворно и широко ведущих работу по шефству над флотом, подготовке для службы на современных боевых кораблях высокообразованных, технически грамотных и преданных делу партии флотских специалистов. Ныне не сотни, а тысячи комсомольцев добиваются чести быть посланными на флот по комсомольской путевке.

Сейчас на мостиках кораблей, у атомных реакторов, у ракетного и иного боевого оружия несут службу наши внуки, комсомольцы. Нет выше радости, чем видеть, что дело, которому посвятил свою жизнь, находится в надежных руках твоей боевой смены.

Счастливого вам плавания на просторах Мирового океана, больших успехов в ратном флотском труде, дорогие мои комсомольские внуки!