Все первое
Все первое
В электролинией школе я представился начальнику эшелона Николаю Ефремовичу Басистому. Оказалось, что он начальник штаба 1-й Морской бригады Морских сил Дальнего Востока, а я назначен флагманским штурманом этой же бригады.
В эшелоне же на меня возлагалось заведование… хозяйством. Это последнее сообщение заставило мою штурманскую душу вскипеть… Свое недовольство я тут же высказал Басистому. И получил спокойный ответ:
— Приказ подписан, в пути на вас возлагаются обязанности, о которых вам уже было сказано. Через трое суток, данных на устройство личных дел, вы с вещами должны быть в электроминной школе. Семьи брать запрещено. Ознакомьтесь с составом хозяйственной команды и можете быть свободны.
…Путь начался с непогоды.
В день отправки личный состав вышел из Кронштадта в Ораниенбаум пешком, по льду. Было морозное мартовское утро. Шли весело, с песнями, но, видимо, неторопливо: к железнодорожному составу, стоявшему на путях Ораниенбаумской гавани, подошли с запозданием. Часть людей прыгала в теплушки уже на ходу.
На сортировочной станции Ленинграда, куда мы прибыли вечером, на штурмана-завхоза свалилась новая напасть. Выяснилось, что положенные два вагона с походными кухнями есть, продукты есть, мясные туши есть, а вот рубить мясо нечем. Нет ни топора, ни разделочного ножа. Краснофлотцы шутливо гудели: пора, мол, харчить макароны с мясом…
Басистый требовал, чтобы штурман-завхоз побыстрее поворачивался, время ужинать. А как будешь поворачиваться?..
И вдруг, во время самого ярчайшего накала эмоций, из темноты раздался басовитый голос:
— Чего расшумелись, что стряслось?! Нечем разделывать мясо? Ясно беда. Палкой его не распилишь. Не волнуйтесь, к рассвету прибудем на узловую станцию, там дадут вам топоры.
Говоривший приподнял фонарь, прикурил папиросу, и мы узнали от него, что с нами говорил работник транспортного отдела Государственного политического управления (ГПУ). Фамилию свою он не назвал.
А на рассвете на указанной станции меня встретил человек.
— Вы Андреев? — спросил он.
— Я.
— Пошли.
Подошли к пристанционной сторожке, открыли дверь и увидели, как старик плотник, в кожаном фартуке, с заправленными под кожаный ремешок волосами, ладит топорище. Пошарил я глазами по сторожке, ища еще один топор, но не нашел.
Опять плохо! Кухни у нас две в разных концах эшелона, а топор один… Что же, с топором по крышам вагонов бегать?
Закончив возиться с топорищем, дед насадил топор. А потом отер его фартуком, взял в обе руки, как берут хлеб-соль, и протянул мне.
— На, сынок, видать на войну едете…
От этого отцовского подарка у меня гулко застучало сердце…
Интересные люди собрались в нашем эшелоне: начальник штаба Басистый, командир минного заградителя Новиков, флагманский механик бригады «машинный бог» Соколов, командир дивизиона тральщиков Крастин, командиры тральщиков Михайлов, Кринов, политрук Быстриков, инструктор политотдела нашей бригады Баляскин, который еще мальчонкой сопровождал писателя Михаила Михайловича Пришвина в его странствиях по лесам и полям земли русской…
Николай Ефремович Басистый взял с собой карты и лоции Японского моря, и мы смогли в пути, на занятиях в штабном вагоне, в какой-то мере ознакомиться с загадочным для большинства из нас Японским морем, с заливами, гаванями и немногочисленными портами нашего побережья. О Владивостоке мы пока узнали лишь то, что было изложено в трудах Макарова и лоции Давыдова. Город, уклад его жизни, традиции и обычаи оказались намного интереснее.
Наш эшелон продвигался с задержками. То на паровозе вышли из строя подшипники: чья-то злая рука засыпала их песком, то шедший впереди нас в качестве прикрытия эшелон с углем сошел с рельсов… Обстановка заставляла «глядеть в оба», и наши люди как-то сразу посуровели.
В начале второй декады апреля 1932 года прибыли во Владивосток. Разместились там в казармах за Мельцевским базаром.
В красивейшей бухте Золотой Рог редкий плавающий лед. У причалов торгового порта стоит несколько транспортов. Есть они и в районе мыса Чуркин. Но нигде не видно привычного силуэта военного корабля. Где же эти минные заградители и тральщики, на которых нам предстоит служить? Не было их, так же как не было в казармах нужного числа коек и парового отопления…
Несколько дней спустя с Черноморским эшелоном прибыл командир бригады А. В. Васильев — опытнейший минер и специалист по тралению мин.
Вскоре и положение с кораблями стало проясняться. Советский торговый флот передавал нам транспорты «Томск», «Эривань», «Ставрополь» для переоборудования их в минные заградители, рыбаки — траулеры «Ара», «Гагара», «Пластун» и «Баклан», а торговый порт — буксиры «Геркулес», «Патрокл», «Диомид», «Славянка» и «Босфор», которые должны были стать тральщиками.
По всем кораблям на все работы отводилось два месяца. Самое сложное состояло в том, чтобы трюмы транспортов — будущих минных заградителей переоборудовать под минные погреба, разместить в них мины в несколько ярусов, настелить на верхней и твиндечной палубах минные пути, сделать лацпорты для сбрасывания мин, установить минные скаты и дополнительные крепления под артиллерийские орудия… На траулерах предстояло убрать все приспособления для добычи и обработки рыбы, на верхней палубе настелить минные пути, а в кормовой надстройке оборудовать лацпорты и установить артиллерийское вооружение. На всех кораблях нужно было дополнительно оборудовать кубрики, сделать каюты для командного состава.
Требовалось обеспечить корабли навигационными приборами отечественного производства, радиостанциями и средствами связи, принятыми в Военно-Морском Флоте.
Объем работ был колоссальным. Выполнение их возлагалось на завод и на экипажи кораблей. Трудились днем и ночью в несколько смен. Исключительными были внимание и помощь партийных организаций края и города, огромен энтузиазм всех работников завода, конструкторов, сотрудников Главного военного порта, всего личного состава бригады. В итоге через два месяца всего через два месяца! — минные заградители вступили в строй. Тральщики начали свою службу еще раньше — перебрасывали грузы, буксировали баржи с материалами, необходимыми для оборонного строительства, развернувшегося широким фронтом. Все мы понимали, как надо торопиться, чтобы создать надежную оборону наших берегов на Тихом океане.
Трудности встречались на каждом шагу. Не хватало рабочих, и комендоры под руководством флагманского артиллериста бригады Брезинского вручную просверливали отверстия в палубе, чтобы установить барабаны под основание артиллерийских орудий. Все минеры участвовали в сооружении в грузовых трюмах стеллажей, которые из-за недостатка металла приходилось делать из дерева. На многоэтажных стеллажах каждого корабля надо было уловить около пятисот мин, каждая из которых весила несколько сот килограммов. Закрепить этот груз требовалось так, чтобы в море он мог выдержать любую качку.
Машинной команде пришлось перебирать и ремонтировать все механизмы, грузовые лебедки на верхней палубе, якорное и рулевое устройства и многое другое. Душой всех этих дел был флагманский механик Соколов. Наш «Маркони» флагманский связист бригады Парийский, человек немногословный, на вид даже мрачный, «колдовал» вместе со своими радистами над средствами связи, дабы успеть вовремя заменить их новыми.
Мне, как флагманскому штурману бригады, пришлось встретиться с самым разнообразным, чуть ли не музейным, штурманским оборудованием. К примеру, с компасами старейших образцов, о которых мы ни в училище, ни в штурманском классе и слыхом не слыхали, с веревочными лагами Типа «Черуб». Для отсчета пройденного расстояния при помощи такого лага приходилось с командирского мостика бежать на корму, ночью — с фонариком. А как быть, когда при минной постановке вся верхняя палуба будет забита минами?!
Имевшееся на флоте небольшое подразделение гидрографической службы, которому было вменено в обязанность устанавливать компасы, из-за малочисленности специалистов помочь нам не могло. И вот, флагманский штурман, как хочешь, так и поступай!
Если для обычных военных кораблей имелись документы по боевой подготовке, ее методике, перечень упражнений, то для нашего уникального, или, как говорили морские острословы, «ненормального», соединения никаких руководящих документов, естественно, не существовало.
Так сложилось, что родоначальниками ныне могучих надводных кораблей Тихоокеанского флота стали неказистые на вид гражданские суда. Переоборудованием их занимались рабочие судоремонтного завода под руководством инженера-строителя Толубятникова.
Пока велись все необходимые работы, нам довелось познакомиться с одной здешней достопримечательностью — туманом такой густоты, что уже за несколько десятков метров ничегошеньки нельзя разглядеть. Этот неделями стоящий туман был для нас прямо-таки грозен. А тут еще ветры, течение, встречные корабли… Вспоминая все эти трудности, хочется сказать огромное спасибо капитанам тех гражданских судов, которые передавались военному флоту, их штурманам. Они по закону истинного морского братства много нам помогали: рассказывали об особенностях плавания в дальневосточных водах, о местных признаках изменения погоды, о приемах, позволяющих определить, насколько приблизился корабль к берегу при плавании в условиях плохой видимости. Их опыт всем нам очень пригодился.
Так, с самого начала нашего пребывания здесь установилась крепкая дружба между военными и гражданскими моряками. Особенно ярко она проявилась в годы Великой Отечественной войны, в частности во время десантных операций при освобождении южной части Сахалина, островов Курильской гряды, во всех десантах в корейские порты.
Но это было уже позже, а в 1932 году нам предстояло как можно быстрее изучить район залива Петра Великого, где надлежало создать систему мощных батарей береговой обороны, способных вместе с нашей бригадой защищать морские подступы к границе.
Для выбора места минноартиллерийских позиций в море вышла на сторожевом корабле «Красный вымпел» рекогносцировочная группа во главе с комендантом береговой обороны А. Б. Елисеевым. В составе группы были штурманы нашей бригады Горшков, Мельников, Потапенко и я. Возглавлять штурманов, как старшему, пришлось мне.
С этого первого штурманского похода и началось изучение залива Петра Великого. Обычно, придя в какую-либо бухту, мы гребцами садились в шлюпку, шли к берегу и производили зарисовки, делали промеры у всех пристаней и пирсов. Мы заходили буквально во все бухты, зарисовывали и описывали приметные места, промеряли морские глубины, помогали, как умели, артиллерийской рекогносцировке.
Во время таких походов многие места поражали нас своей красотой. Особенно очаровали всех бухта на острове Аскольд, залив Америка, заливы Стрелок, Славянский, архипелаг островов Римского-Корсакова. Наш первый поход по заливу Петра Великого оказался очень полезным и многое дал его участникам — штурманам. В нем проявили свои незаурядные штурманские способности, острую наблюдательность штурмана минного заградителя «Ставрополь» К. Мельников и флагманского корабля «Томск» С. Горшков.
Штурмана проводили регулярные занятия с командным составом кораблей, а я — с флагманскими специалистами. Изучали театр сначала по навигационным картам, а затем по немым. В каждой кают-компании висела достаточно большого размера нарисованная масляными красками на линолеуме немая карта залива Петра Великого.
…Но вот наступил знаменательный день: переоборудование и ремонт флагманского корабля «Томск» были закончены, уголь и продовольствие приняты. Состоялся первый выход на ходовые испытания и определение девиации.
Отошли от причала, идем не спеша. Все командование бригады на верхнем мостике. Мне помогают в работе флагманский связист и штурман корабля. Флагманский артиллерист Брезинский с корабельными артиллеристами готовится к опробованию артиллерийского вооружения.
Флагманский минер Головко с минерами занят минными погребами. Все в приподнятом настроении.
Еще бы — первый выход первого корабля первой бригады надводных кораблей Морских сил Дальнего Востока.
Погода — как по заказу. Штурмана приступили к девиационным работам и крутятся между четырьмя компасами как белки в колесе. На очередном галсе замечаю: одна грузовая стрела второго трюма задрана, а другая опущена, над ней с блоками возятся боцмана. Требую от командира корабля, чтобы стрелы были закреплены строго в том рабочем положении, при котором будет производиться подъем мин из трюма. Иначе мы не приведем в порядок Магнитные компасы.
В конце концов грузовые стрелы установили как надо. Штурмана закончили работу, определили девиацию, вычислили поправки. Корабль вышел в Уссурийский залив.
Залив широк и красив. На юго-востоке видна вершина горы Иосиф, еще южнее вырисовывается остров Аскольд. На юго-западе уходят в даль многочисленные острова архипелага Римского-Корсакова.
Мы, штурмана, свое дело сделали. На душе спокойно. Можно закурить трубочку. Теперь дело за артиллеристами, минерами и механиками.
День прошел исключительно удачно. Все, что наметили по плану, выполнили. Что ж, вот и началась флотская жизнь нашего соединения.
Было уже очевидным: плавать нам в Японском море с его многомесячными туманами придется главным образом по счислению, точность которого во многом зависит от знания маневренных элементов кораблей, определения поправок лагов и влияния дрейфов. Поэтому эти вопросы отрабатывались на бригаде самым тщательным образом. Мы понимали, насколько это будет важно при совместных минных постановках в плохую видимость или ночью.
Дело, конечно, нелегкое, но все были вознаграждены красотою — иначе и не скажешь, именно красотою! — и четкостью совместных эволюции всех заградителей. Смотришь и любуешься, сердце радуется. Наблюдая, как выполняют эволюции заградители, начальник Морских сил Дальнего Востока М. В. Викторов как-то сказал:
— Маневрируют четко, красиво, как линкоры.
Более высокую оценку трудно заслужить.
Один за другим вступали в строй новые корабли. Постепенно налаживался и наш быт. Заботами командования бригады почти весь командный состав получил ордера на жилье. И мы стали строить грандиозные, дерзкие по своему замыслу планы устройства личной жизни. Атмосфера была до предела насыщена мечтами о приезде жен, детей, о домашнем уюте, о всем том, что называется семейным счастьем и так дорого каждому. Думали-гадали, где и как приобрести самое необходимое. Постепенно все устроилось. Можно было вызывать семьи.
Получив вызов и собрав свой немудреный багаж, жены Головко, Михайлова и моя выехали во Владивосток. Об этом они сообщили нам телеграммой. Поезда обычно опаздывали на несколько суток. Поэтому наша троица — Головко, Михайлов и я — решила дежурить по очереди на квартире Михайлова на Посьетской, недалеко от железнодорожного вокзала, а накануне приезда — всем там ночевать.
Всю ночь мы не спали, места себе не находили, волновались, как юнцы. Часа три ждали на перроне вокзала. Наконец-то появился поезд, а вот и пятый вагон. В окно видим дорогие, взволнованные лица. Радости и счастью нашему не было границ…
Нам дали трое суток отпуска на устройство домашних дел. Они пролетели молниеносно. Надо было возвращаться на корабль. Когда через несколько дней я вернулся с моря, в дверях комнаты нашел записку: «Ключ там, где условились. Начала работать в политическом управлении. Не волнуйся. Все хорошо. Зоя». Так поступали жены многих моих товарищей. Никто из женщин не хотел сидеть дома.
Своими силами личный состав бригады на острове Русском построил летнюю дачу для детского сада. Этим садом многие годы заведовала жена Петра Павловича Михайлова.
В 1937 году в нашей стране широко развернулось патриотическое движение женщин-энтузиасток, которые по призыву Валентины Хетагуровой, не страшась трудностей, отправились на Дальний Восток помогать обживать и перестраивать этот богатейший край. Но это было несколько позже…
Приехавшие к нам жены тоже стремились внести свой посильный вклад в общее дело. Хотя женщинам было очень нелегко на новом месте, все невзгоды они переносили стоически. В борьбе с трудностями, в совместной напряженной работе росла и крепла настоящая дружба. Такая дружба истинна и бесценна.
Как только вступил в строй последний минный заградитель, бригада ушла для боевой подготовки в залив Суходол. Освоили залив Стрелок, все бухты, включая залив Америка, затем залив Славянский, побывали во всех уголках Амурского залива вплоть до Посьета.
Часто плавали в тумане, не имея никаких электронавигационных приборов. Показаниям лагов полностью доверять было нельзя: на вертушку наматывалась морская трава, в изобилии плавающая в море. Поэтому самым верным показателем скорости были обороты машин. От того, насколько точно машинисты держали заданные обороты, зависела точность счисления. К чести машинистов, они были на высоте.
Для боевой подготовки уходили на длительные сроки, возвращались в базу лишь пополнить запасы угля и продовольствия. Часто даже не сходили на берег, не имели возможности побывать дома. Ошвартуешься, бывало, к стенке, а на дом свой только поглядишь.
Корабельные штурмана после каждого похода приходили ко мне со своими отчетными кальками. Мы их совместно анализировали, искали причины, повлиявшие на точность счисления. Постепенно накапливался опыт, росло штурманское мастерство.
Уже в период переоборудования кораблей выявились высокие командирские качества многих их командиров. Особенно хочется сказать о командире «Ставрополя» Марине. Этот человек имел богатый и разносторонний морской опыт, который сказывался во всем. Как-то так получалось, что заводские работы, производившиеся силами личного состава; на его корабле шли наиболее споро, размещение экипажа в кубриках, оборудование ходового мостика и многое другое было более рациональным.
После окончания ремонта кораблям часто приходилось подходить к причалам, швартоваться. И здесь все увидели, что лучше всех это делает Марин. Он швартовался быстрее всех, с минимальным реверсом. Хорош был на этом корабле и комиссар Александр Гольдштейн, тот самый Саша, с которым мы по комсомольской мобилизации в числе пятисот комсомольцев Москвы в декабре 1922 года были посланы па Балтийский флот. Пожалуй, именно это удачное сочетание прекрасного командира корабля и опытного комиссара позволило «Ставрополю» по морской культуре, организации службы и боевой подготовке выйти вперед.
Вступив в строй, минные заградители форсированными темпами стали отрабатывать организацию службы, которую, как и курсы и перечни упражнений по боевой подготовке по каждой специальности, штабу бригады и флагманским специалистам — Андрееву, Брезинскому, Головко, Парийскому, Соколову пришлось разрабатывать самостоятельно. В этой области большую работу проделали старпомы минных заградителей Каратаев, Кремов и командиры кораблей Новиков, Марин.
Все работали с огоньком, словно одержимые, месяцами не сходя на берег. Корабли часто выходили в море, отрабатывали совместное плавание, организацию минных постановок в дневных, а затем и в ночных условиях, в сложных условиях погоды.
Обычно, совершив совместное продолжительное плавание в заливе Петра Великого и маневры при постановке условных линий минных заграждений, мы шли в бухту Суходол, заливы Славянский, Америка, где производили фактическую постановку учебных мин, качество которой определялось прежде всего точностью счисления, контролировавшегося обсервацией мест поставленных в начале и в конце каждой линии мин. Все собранные данные накладывались на общую карту, со штурманами производился тщательный анализ, выявлялись ошибки каждого, каждому давалась оценка, которую докладывали командованию бригады. Такая методика применялась при любом совместном плавании.
Стала заметно повышаться штурманская культура. Но нам очень мешало отсутствие электромеханических лагов. Ломали голову, как выйти из создавшегося положения. Наконец, набравшись храбрости, я пошел к начальнику штаба бригады и предложил ему послать меня в командировку в Ленинград, где, как мне было известно, в лаборатории Кудревича испытывались несколько советских электромеханических лагов.
— Если вы пошлете меня в командировку, то Кудревич, с которым мне приходилось не раз встречаться, вникнув в наше положение, обязательно даст нам для трех минных заградителей три лага. Уверен, что даст, — горячо доказывал я Басистому необходимость такого шага.
— А еще в чем вы уверены? — не без иронии спросил Николай Ефремович.
— В том, что начальник гидрографии даст нам хронометры, нужное число отечественных магнитных компасов и мы наконец сможем выбросить всю иностранную музейную рухлядь. Уверен и в вашей поддержке, так как другого выхода нет.
— Штурман, вы неисправимый фантазер и витаете где-то в облаках. Все командировки на запад запрещены и расцениваются как «чемоданные настроения»…
— Товарищ начальник штаба, позвольте доложить? Если в командировку нельзя, то отпустите в отпуск.
— Какой может быть отпуск?! Года не прошло…
— Мне отпуск положен еще за 1931 год. Я не использовал его, хотя мне и предоставляли путевки в санаторий…
Задумался начальник штаба. Молчит. Вышел я из каюты обескураженный. Последняя надежда раздобыть лаги и компасы рухнула. А без них не может быть и речи о повышении точности путеисчисления.
Через два дня меня вызвал Васильев. Вхожу в каюту. Там уже Басистый и военком бригады Григорьев.
— Товарищ Андреев, — говорит комбриг, — расскажите-ка нам о ваших предложениях насчет поездки в Ленинград. На чем базируется ваша уверенность в успехе?
Подробнейшим образом снова обо всем доложил.
— А что, пожалуй, это дело стоящее, — поддержал меня военком. — Нужно доложить начальнику Морских сил и получить разрешение предоставить формально отпуск Андрееву. Ну а если в Ленинграде сделать ему ничего не удастся, то строго спросить с него.
Кудревич и начальник гидрографического управления отнеслись к нашим просьбам более чем внимательно. Дали три лага, четверо часов полухронометров, несколько компасов и много штурманского имущества. Всего груза набралось около полутора тонн. Такой багаж пассажирским поездом не принимали, и его удалось отправить только при помощи работников транспортного отдела ГПУ. Я на радостях отправился курьерским поездом. Полухронометры и штурманский инструмент взял с собой.
Курьерский поезд до Владивостока шел почти две недели. Когда приехал на место, отправленное штурманское имущество еще не прибыло. Через три месяца, вернувшись с моря, я получил от железнодорожников извещение. В нем меня предупреждали, что если в ближайшее время не будет получен отправленный мною из Ленинграда багаж, то его продадут с аукциона. Дело кончилось тем, что за длительное хранение груза на железной дороге мне пришлось раскошелиться заплатить сумму, большую чем мой месячный оклад.
На заводе вот-вот должны были спустить на воду первую подводную лодку типа «Щ» (командир Г. Н. Холостяков). Но на ней не было лага. Пришлось поделиться — отдать один лаг, а «Ставрополь» по-прежнему остался с веревочным лагом.
…Три минных заградителя под флагом комбрига вышли в штурманский поход до мыса Егорова. Во время этого похода мы заходили во все неизвестные нам ранее бухты, в районы рыбозаводов.
Когда отряд стал на рейде Тетюхе, где в глубине материка были рудники, штурмана подошли на шлюпке к пристани. Вышли на причал. Нас встретил сторож — древнейший дед, вооруженный видавшей виды берданкой. Как водится, закурили. Мы поинтересовались, почему с рудника не подают вагонетки с породой.
— Стоим уж много дней. Угля нет, — пояснил сторож.
Закончив свои дела, оставили симпатичному деду махорки и отправились на «Томск». Там я доложил комбригу о том, что рудник не работает — нет угля. И тогда Васильев приказал всем кораблям выгрузить на пристань сэкономленный уголь. Только после того как приказ был выполнен, отряд снялся с якоря и пошел во Владивосток.
В условиях когда все нужно начинать на голом месте, взаимная выручка особенно необходима.
Однажды, в бытность мою уже командиром заградителя «Теодор Нетте», осенью на стоянке у пирса на Малом Улиссе получил я приказание доставить в бухте Врангеля летчиков. Готовимся к походу, прогреваем машину. Появляются летчики, и среди них мой однокашник по Военно-морскому подготовительному училищу Сергей Тихонов. Крепко обнялись. Оказалось, он и есть командир эскадрильи. Разместили наших дорогих гостей по каютам начсостава. За кают-компанейским чайком поговорили по душам.
К утру пришли к месту назначения. Мы с Сергеем первыми сошли на берег. И перед нашими глазами открылась суровая картина. Самым лучшим жильем была полуземлянка, сделанная из ящиков. Угля нет, ближайший кустарник и тот вырублен. Семья Сергея — жена и двое ребятишек — разместились в полуземлянке. Холодно. Сынишка влез в огромные отцовские унты. Но никаких жалоб. Летчики благодарят нас за гостеприимство. Распрощались. И мы со старшиной шлюпки — командиром отделения кочегаров пошли к берегу.
— Товарищ командир, давайте отдадим летчикам уголь!
— Какой уголь? — недоумеваю я.
— Ну тот самый, который сэкономили.
Вот это товарищеская выручка — старшина смены кочегаров предлагает отдать летчикам уголь, сэкономленный в поте кочегарского труда! Отдать законную премию, на которую для экипажа «Теодор Нетте» приобретались дополнительные продукты.
Догребли до корабля и вместе со старшиной спустились в кубрик кочегаров. Говорю ему:
— Докладывай предложение.
Внимательно выслушав старшину, все согласились с ним. Решили засыпать уголь в мешки, через угольные шахты поднять их на верхнюю палубу, погрузить в шлюпку, доставить на берег, а там двести метров нести на своих плечах. Кочегары готовы были сделать это не по приказанию, а по велению души, по велению закона товарищества.
Это пример из жизни одного корабля, но так было на всем флоте. Подобных примеров можно привести тысячи…