Не взяли

Не взяли

Наступила осень. Изводящие мореплавателей, месяцами не прекращающиеся туманы сгинули. Осенняя пора — самое благоприятное время для изучения берегов Приморья. Такой поход задуман командованием, и все минзаги, в том числе и наш «Теодор Нетте», к нему готовятся: пополняют запасы угля, продовольствия и всего того, что может понадобиться. Я со своим командным составом провел уже не одно занятие на картах и с лоциями, изучая районы предстоящего похода.

Хотя официально и не доводили до сведения команды, куда и зачем идем, но и на сей раз «баковый вестник» сработал безукоризненно: фактически о предстоящем походе знали все. Да и как не узнать, если дополнительно приняли несколько десятков мешков ржаных сухарей, механики получили какие-то детали на техническом складе, а корабельный лазарет пополнил запасы медикаментов. Баляскин на кинобазе достал новые кинокартины, в краеведческом музее интереснейшие материалы. Одним словом, все и вся готовились к большому совместному походу. Однако нашему «Теодору Нетте» участвовать в нем не довелось. Накануне похода меня вызвал к себе на «Томск» Басистый и объявил:

— Все минзаги завтра после подъема флага идут в поход, а ваш «Теодор Нетте» остается в базе.

Такая весть просто ошеломила.

— Как так? — взорвался я. — Почему? Что я скажу команде?

— Команде скажете, что оставлены для обеспечения боевой готовности базы. Этим всему экипажу оказано особое доверие, — невозмутимо парировал Николай Ефремович.

Ушел от Басистого в расстроенных чувствах и сам не заметил, как поднялся на вершину сопки Голубиная падь, с которой видно не только бухту Золотой Рог, пролив Босфор Восточный, но и Уссурийский и Амурский заливы. Разделяет их гряда островов Римского-Корсакова… Панорама всего залива чрезвычайно красива, а острова гряды выглядят такими-то исполинами, вылезшими из воды понежиться на солнышке. Присел на камень на самой вершине, подымил вдосталь трубочкой. Поостыл, налюбовавшись природой, и возвратился на корабль. Пригласил к себе Баляскина и все ему подробно рассказал.

— Что пригорюнился — вижу, а что надумал — сам скажи.

— Вот что, дорогой комиссар, есть у меня одна думка — не торчать во Владивостоке, а перебраться в залив Славянский. Ведь из всего плана боевой подготовки у нас осталась невыполненной только стрельба по берегу, то есть по острову Желтухина, который всего в нескольких милях от Славянки. Пойдем и отстреляем, а затем в Славянке проверим организацию постановки всего запаса мин, используя все четыре поста. Я сейчас слетаю в штаб флота к флагманскому минеру флота Эйсту. Он человек толковый. Минный запас мы все равно хоть маленькими порциями, но проверяем фактической постановкой. Уверен, Эйст доложит начальству и мы получим разрешение.

— Ну что ж, командир, тебе виднее…

Корабли ушли. У стенки остался только «Теодор Нетте» да два тральщика, проводившие планово-предупредительный ремонт.

К девяти часам утра я пошел в штаб флота. Не знаю почему, но шел бодро, уверенный в том, что испытание разрешат. И все же не без некоторого трепета постучал в дверь кабинета флагманского минера флота. Эйст — эстонец, человек уравновешенный, степенный, рассудительный. Он никогда впопыхах не ответит, прежде все досконально продумает, взвесит… В своих требованиях флагманский минер был строг, но справедлив.

Эйст жестом пригласил меня сесть и тут же спросил:

— С чем прибыл беспокойный командир?

Он очень внимательно выслушал все, о чем я доложил.

— А вы представляете, какая адова работа ложится на плечи «теодоровских» минеров? Ведь не десяток, а несколько сотен мин нужно обработать — да так, чтобы на складе они могли храниться в должном состоянии годы!

— Наши мины. Нам их в боевых условиях, ставить. Минеры у нас мастера, а их командир Пехарев просто профессор…

— Ну что ж, дело вы задумали интересное и нужное. Пойду к начальству доложу, а вы подождите в моем кабинете. — С этими словами Эйст ушел.

Вернулся флагманский минер почти через час, но с хорошей вестью постановку разрешили.

— Действуйте, только без торопливости и рекордов. В таком деле нужна строгая, продуманная организация, — напутствовал меня Эйст.

Поблагодарил флагманского минера и чуть ли не бегом пустился на корабль. А там — сразу к Баляскину.

— Все затвердили. Самому Викторову докладывали. Дал «добро», но предупредил, чтобы не горячились. Как только команда пообедает, перейдем к минному складу, там соберем людей и поставим задачи.

Все прошло, как задумали. Отстрелявшись по берегу, пошли в залив Славянский, к месту минной постановки.

Минеры и запальные партии колдуют над минами, которыми забиты нижняя и верхняя палубы, а на корме стоят артиллеристы с готовыми для сбрасывания минными вешками. Наконец раздалась команда:

— Начать постановку!

На корабле только и слышно:

— Правая!..

— Левая!..

На мостик идут доклады:

— Поставлено пятьдесят!.. Сто!.. Двести!.. Грохочут паровые лебедки, подающие мины из погребов. Люди, занятые раскаткой мин, явно не справляются. Им на помощь приходят зенитчики, пулеметчики, даже те, кто выделен в аварийные партии. Мины летят за борт строго через назначенное число секунд.

Постановку закончили вовремя. Развернувшись, идем малым ходом вдоль линии мин. Убедились, что все буйки плавают — значит, все мины поставлены. Стали на якорь. Теперь уже сам Пехарев должен, точно определить, правильно ли стала на заданную глубину каждая мина, и точно установить местоположение всей линии, которая перекрыла всю бухту. Дан отбой боевой тревоги. Все спешат на бак перекурить. Настроение у команды приподнятое.

День выдался на загляденье погожий, на воде гладь. Лучшую погоду для выборки мин и не придумаешь. Но людям после такого тяжелого труда надо дать отдохнуть. Решили выборку мин начать на утренней зорьке. Всему личному Составу было объявлено: побудка в пять, команде — горячий завтрак за счет экономических сумм.

Возвратившийся Пехарев доложил: мины стали хорошо, по штурманской части полный ажур.

Утром начали выборку мин. В работе никого понукать не приходилось. Еще вчера на сборе результаты замеров минной линии были объявлены всем. Каждый знал: нормативы приготовления мин хотя и на несколько секунд, но перекрыты.

Подача мин через коридоры кают командного состава была чрезмерно трудной и могла сорвать темп постановки. Однако моряки других боевых постов пришли на помощь минерам. Были и другие, более мелкие огрехи и недостатки, в том числе в подсчете числа сброшенных мин. Никакой механизации, никаких приборов в этой области тогда еще не существовало. Видимо, потому, что на флотах вообще не было заградителей с таким большим запасом мин, как у нас на Тихом океане. Проведенная постановка дала богатый материал для размышлений и улучшения организации всего этого дела.

Мины выбрали за два дня благодаря виртуозной работе людей и милостивой погоде. Но, как и предрекал Эйст, приведение в порядок мин и корабля заняло неделю. Сколько мы пи мыли деревянную палубу, отмыть ее от минного сала так и не смогли. Осталось одно — вымыть ее хлорной известью, которая предназначалась только для дегазации и без разрешения вышестоящих химических инстанций тратить ее запрещалось.

Решили попросить помощи у Эйста, когда он придет на минный склад, где мы будем сдавать имущество, чтобы узнать результаты постановки и проверить состояние минного боезапаса. А что он придет, мы были уверены.

С якоря снимаемся с таким расчетом, чтобы у минного склада быть ровно в девять. Пришли к намеченному часу. На склад прибыл Эйст, покачал головой, увидя, в каком состоянии верхняя палуба.

Флагманский минер флота самым тщательным образом ознакомился с отчетными документами, согласился со многими нашими предложениями и, поблагодарив команду за проведенную работу, убыл на катере в штаб флота. Нашу просьбу отпустить нам три бочонка хлорной извести Эйст передал в штаб флота, и вскоре мы получили желаемую хлорку.

Сразу же после минной постановки мы запросили разрешение перейти в другую бухту для пополнения запасов пресной воды. В те времена в той бухте был образован большой водоем, куда собирали дождевую воду, пригодную для питья и паровых котлов.

Получив разрешение, вышли по назначению, а через три часа уже вошли в бухту. Отдав правый якорь и развернувшись, рассчитывал подойти к пирсу кормой.

Корабль на среднем заднем ходу приближается к пирсу. С кормы докладывают:

— Осталось тридцать… двадцать пять метров…

Машинным телеграфом даю команду: «Полный вперед!», а исполняется она наоборот: «Полный назад!» Что за чертовщина?!

С кормы докладывают уже тревожным голосом:

— Осталось восемнадцать метров.

Бросаюсь к переговорной трубе, идущей в машинное отделение.

— Самый, полный вперед!

— Есть, самый полный вперед.

— Отдать левый якорь!

— Осталось пятнадцать метров, — несется с кормы. Сейчас врежемся кормой в пирс — и прощай руль, прощай винт…

— Аварийный вперед!

— Есть, аварийный вперед!

Но расстояние до пирса катастрофически сокращается. Кажется, уже ничего нельзя изменить. С замиранием сердца смотрю на береговую черту и своим глазам не верю: случилось чудо — корабль остановился!

— Стоп машина! Якорь-цепи не задерживать.

С корабля — с нависшей над пирсом кормой — руками передают швартовые тросы. Гребцы швартовой шестерки быстро закрепляют их за кнехты. С кормы на пирс мгновенно подается сходня.

Вызванному Бяшкирцеву, этому лучшему из лучших командиров отделения машинистов, я мог сказать лишь одно:

— Пойдем на пирс и посмотрим, какие беды мы могли натворить.

Сошли на пирс, видим: перо руля каким-то чудом угодило между двух свай, а корма нависла над пирсом, метра на три. От удивления Башкирцев просто остолбенел…

Время шло к ужину. Команде разрешили мыться и стирать белье. Тем временем сигнальщик докладывает через мегафон:

. — На береговом сигнальном посту подняты наши позывные и сигнал: «Командующий выражает одобрение вашим действиям».

Вот и такое бывает в нашей морской жизни. Но все же одобрение высокого морского начальника и без пяти минут серьезнейшая авария, которой едва удалось избежать, — подобное встречается редко…

Год боевой подготовки нами был закончен все-таки удачно, с приличными результатами.