42. Только бы взяли!
42. Только бы взяли!
Лиля получила по почте большой фирменный конверт, с трепетом открыла его и вытащила сертификат на плотной глянцевой бумаге — теперь она имеет право называться Medical Doctor, она стала американским доктором. Какого труда и каких усилий ей это стоило! Она держала бумагу в руках, перечитывала, ей хотелось поделиться радостью со своими, но их не было дома. Почему бы не позвонить Евсею Глинскому, не поделиться с ним и спросить совета на будущее?
— Евсей, это Лиля Берг.
Она давно с ним не говорила, но почувствовала, что голос у него был какой-то вялый, расстроенный:
— А, Лиля. Как твои дела?
— Хорошо дела, я только что получила сертификат ECFMG.
— Ну, поздравляю! В какую резидентуру собираешься подавать?
— Думаю о хирургии.
— Все-таки хочешь в хирургию? Слушай, не делай глупости. Я как раз хотел сказать тебе про моего друга Бориса Лившица. Помнишь его? Такой худой и бледный. Ты когда-то у нас говорила с ним насчет резидентуры.
— Помню, а что с ним?
— Он умер.
— От чего? — Лиля замерла от неожиданности.
— Сердце. Не смогли справиться с инфарктом. А ему всего сорок. Его доконала нагрузка. Подумай, прежде чем подавать в хирургию. Я тебе говорил уже, выбери что-нибудь полегче: рентгенологию или реабилитационную медицину.
Обескураженная Лиля даже не сразу поняла, что он сказал ей.
— Я подумаю, — растерянно ответила она, — спасибо, а как твой сын?
Лучше бы она не спрашивала — голос Евсея совсем упал:
— Ох, Лиля, расстраивает он нас — пристрастился к наркотикам, стал настоящим наркоманом. Не знаем, что делать. — Помолчав, он продолжил: — Понимаешь, в Америке он впервые столкнулся с необходимостью пробиваться самому. И не выдержал испытания. Поначалу стал баловаться марихуаной, потом краком, кокаином и уже не может отвыкнуть…
Лиля тихо положила трубку. Новость о сыне Глинских ее совсем доконала. Она сразу подумала, что надо как-то проследить, чтобы Лешка не стал баловаться наркотиками. Говорят, в колледжах все пробуют. Если такое могло случиться с тем Сашей, какая гарантия, что ее Лешка… И неужели ей действительно надо отказаться от хирургии?.. Это так горько — менять специализацию. Но Уолтер Бессер ведь считал, что она может продолжать в Америке делать операции по методу Илизарова, потому что здесь их не делают. Он ортопедический хирург и наверняка знает… Что же делать?..
Пришел домой Лешка, выхватил сертификат у нее из рук, прочел и кинулся ее обнимать. Лиле было очень приятно, что сын не остался равнодушным, как обычно. Алеша пришел следом, увидел сертификат, тоже кинулся целовать и поздравлять Лилю, потом убежал и принес букет роз и бутылку французского шампанского. Их бурная радость и поздравления развеяли Лилину грусть, она решила пока не говорить им о звонке Евсею. Но о выборе поговорить все-таки надо. Шампанское подействовало, глаза ее засверкали.
— Хочу спросить у вас совета, дорогие мои. В какую все-таки резидентуру мне подавать? Всюду трудно попасть, а в хирургическую всего трудней. Мне говорят, что она самая тяжелая, и советуют поменять специальность на более легкую. Но…
— Сама-то ты как считаешь, чего хочешь? — Алеша обнял ее и заглянул в глаза.
— Конечно, я хотела бы оставаться ортопедическим хирургом.
— Тогда оставайся. Знаешь, вся жизнь состоит из цепи компромиссов, но два выбора надо делать строго по желанию: выбор супруга и выбор профессии, — и Алеша с улыбкой добавил: — Надеюсь, в выборе супруга ты не раскаиваешься?
Лиля улыбнулась в ответ, а Лешка добавил:
— Ты ведь хирургом и была — иди в хирургическую.
Лиля вздохнула, засмеялась и погрозила им пальцем:
— Вы меня толкаете на трудную жизнь. Ну, смотрите, потом, когда буду занята на операциях, не жалуйтесь, что я вас забросила.
Про смерть Лившица и наркоманию Саши Глинского она решила пока не говорить.
Эта ночь стала для них с Алешей особой. Долгие месяцы утомительной учебы она сдерживала себя, но теперь, счастливая и успокоенная, ласкала мужа и шептала:
— Алешенька, ведь правда, я еще не старая?.. Правда, мы любим друг друга?..
* * *
На следующий день Лиля с некоторой робостью решила напомнить о себе Уолтеру Бессеру. Секретарша соединила ее. Немного стесняясь, Лиля сказала:
— Уолтер, это Лиля. Я наконец сдала все и собираюсь в резидентуру.
Он, как обычно, весело рассмеялся:
— Сдала? Поздравляю! Теперь я позвоню моему другу доктору Рамиро Рекене и попрошу его принять тебя в хирургическую резидентуру Еврейского госпиталя Бруклина.
— Думаешь, есть шанс, что меня примут?
— Don’t worry, be happy, — сказал Уолтер фразу из своей любимой песни. — Я ему скажу, что ты станешь первым испытателем русского метода Илизарова в Америке. Мы все будем еще учиться у тебя. Отвези туда заявление.
— О, Уолтер, даже не знаю, как тебя благодарить за добрые чувства и помощь.
— На то и друзья, чтобы помогать, — опять рассмеялся он.
И вот Лиля ехала в Бруклин на интервью для получения места резидента.
Число врачей — эмигрантов каждый год росло как снежный ком, но к началу 80–х вакуум стал насыщаться, программы тренингов и число резидентов начали сокращать. Попасть в резидентуру становилось все трудней. Теперь Лиля была одной из сотен русских врачей в Нью — Йорке, которые сдали экзамен, но с трудом могли найти место резидента. Должно случиться чудо, чтобы ей досталось место в этом Бруклинском госпитале, думала она. Господи, только бы взяли!
Район Бедфорд — Стайвесант (Bedford-Stuyvesant) был одним из самых бедных районов Бруклина, но такого она все-таки не ожидала. Многоквартирные дома и особняки стояли без крыш, с пустыми глазницами окон и разрушенными стенами. Через громадные пробоины было видно, что внутри нет ни стен, ни потолков. Такую картину Лиля видела на фотографиях разрушенного Сталинграда. Но там шли многомесячные бои, а здесь войны, кажется, все-таки не было. Неужели это Америка, Нью — Йорк?! Что тут произошло, кто разрушил эти улицы?[84]
Ответ был тут же, перед ее глазами: сами жители района. Улица была полна неряшливо одетых чернокожих молодых мужчин и подростков, все слонялись без дела, многие были пьяны или одурманены наркотиками, в воздухе стоял удушливый запах марихуаны. Дети и женщины появлялись редко, шли нагруженные покупками из мелких лавочек на соседних улицах.
У Лили забилось сердце, она испугалась. Осторожно шла по изрытому неровному тротуару, с опаской приглядываясь — не захочет ли кто отнять ее портфель? Мышцы были напряжены — в любой момент она была готова побежать.
Солидное 12–этажное здание госпиталя произвело на нее впечатление — красивая архитектура начала XX века, отдельный подъезд для машин скорой помощи и широкие ступени, ведущие к высоким дверям. Над дверями выложено название: Brooklyn Jewish Hospital. Напротив, через улицу, такое же солидное здание синагоги с шестиконечной звездой на фронтоне, но прямо под ней — нарисованный краской крест. Очевидно, синагогу переделали в католическую церковь. За зданием синагоги виднелся ряд неопрятных трех — четырехэтажных жилых домов.
При входе стоял охранник в форме. Первый же взгляд показывал большое запустение и в самом госпитале: стены грязные, мебель старая и разбитая, потолки серые, высокие окна мутные от пыли. На площадке 3–го этажа располагались кабинеты хирургического отделения, там толпились такие же люди, как на улице, посетители и родственники больных. Все курили, дым стоял до потолка. Лиля опять подумала, что если судьба привела ее в такой запущенный район и в такой госпиталь, то не за тем же, чтобы только поглазеть на все это. Что же ей предложат?..
Обстановка резко изменилась, когда она вошла в кабинет доктора Рамиро Рекены, заместителя директора департамента хирургии, высокого седого человека с мягкими интеллигентными манерами. Он тихим голосом сказал:
— Садитесь, доктор Берг. Я еще раньше просмотрел ваши бумаги и был ими приятно поражен. И мой друг Уолтер говорил мне о вас много хорошего. Он рассказывал, что вы владеете каким-то русским методом проведения операций, с помощью которого можно сращивать сломанные кости и даже их удлинять. Это действительно так?
— Да, это метод Илизарова, доктора из Сибири, — ответила Лиля.
Рекена с удивлением покачал головой:
— Доктор из Сибири предложил новый метод? Это очень интересно, я никогда не слышал о таком. Скажу вам откровенно: в американской хирургии мало женщин — хирургов, но вы нам подходите, нам нужен человек с вашим опытом. Должен сказать, что наш госпиталь находится в тяжелом финансовом положении. В этом районе трудно работать: большинство наших пациентов — это иммигранты из Гаити, Ямайки и других неразвитых стран, они не имеют медицинских страховок. Мы зависим от денег города и ожидаем административного слияния с соседним госпиталем. При слиянии мы получим дополнительные средства и сможем взять еще несколько резидентов. Пока я не могу вам ничего обещать, но директор департамента доктор Роберт Лернер и я считаем вас первым кандидатом. Если госпитали сольют, вы получите по почте извещение и контракт на первый год резидентуры.
Лиля поблагодарила и вышла с очень слабой надеждой. «Если госпитали сольют»?.. На обратном пути число «дикарей» на улицах увеличилось еще больше, стало шумней и тесней. Успокоилась Лиля, только когда села в вагон поезда.
Потянулись недели нервозного ожидания. Каждый день Лиля с тревожной надеждой открывала почтовый ящик, но письма из госпиталя не было. Наконец примерно через месяц позвонил Уолтер Бессер и радостным голосом выпалил:
— Лиля, хорошие новости: Рамиро сказал, что слияние двух госпиталей утвердили. Жди по почте контракта на резидентуру. Поздравляю!
О, господи! Значит, берут, значит, все-таки повезло!
— Спасибо, огромное тебе спасибо за помощь, — повторяла она.
— Лиля, только я хочу предупредить тебя — много белой кожи ты там не увидишь, — и рассмеялся, как всегда, закончив: — Don’t worry, be happy!
Алеша стоял рядом и встревоженно слушал. Лиля кинулась ему на шею:
— Взяли, взяли, взяли! Повезло наконец!
Теперь она ждала конверт с контрактом, волновалась: вдруг что-то задержит, вдруг он не придет? Но почта в Америке работает исправно, и вот в ящике обнаружен толстый пакет с множеством бумаг, которые надо подписать и отослать обратно. Лиля узнала, что будет получать 35 тысяч долларов в год[85], медицинскую страховку на себя и всю семью и месячный отпуск. Это был достаточно устойчивый доход для всей семьи. А вместе с Алешиным заработком они теперь были вполне обеспеченны. Боже, какое это счастье — быть обеспеченными!
Впервые за все время в Америке Лиля вдруг почувствовала уверенность: она выдержала и обеспечила устойчивое благополучие своей семьи. Вот она, победа! Подписав и отправив договор в госпиталь, Лиля вдруг физически ощутила — с души стала сползать, как ледник, громадная давящая усталость; будто плотина прорвалась, и напряжение схлынуло. Ей захотелось плакать, почувствовать себя слабой и зависимой женщиной и ничего не решать самой. Она еле сдержалась — не хотела выказывать слабость перед Лешкой. Но как только он ушел, она села на колени к Алеше и разрыдалась. Он покрывал ее лицо поцелуями:
— Ну что ты, что ты, девочка моя хорошая?..
— Алешка, Алешка, — как ребенок всхлипывала Лиля.
— Понимаю, я понимаю, девочка моя…
— Как мне хотелось бы съездить в Москву, навестить родителей.
— Теперь это невозможно — между Россией и Америкой встала тень Афганистана. Русские не дадут тебе визу, ты для них предательница.
Лиля грустно вздохнула:
— Знаешь, ездить на сабвее и ходить пешком в районе госпиталя слишком опасно. Там даже в дневное время страшно, а мне придется приезжать засветло и уезжать поздно вечером. И дежурить придется чуть ли не каждую третью ночь.
Алеша сказал за нее:
— Я уже думал об этом. Будем покупать машину.
— Но, Алешка, я же ничего не понимаю в машинах. Выбери сам, подешевле.
Алеша возразил:
— Русские эмигранты обычно покупают по дешевке подержанные машины. Но ты доктор, тебе нужна новая машина, а не рухлядь, которую придется постоянно чинить. Мы купим новую, в рассрочку, и снимем место в гараже рядом с домом.
Они пригласили Уолтера с его подругой, молодой балериной Майрой, в дорогой артистический ресторан «Русская чайная» (Russian Tea Room). В свое время здесь бывал композитор Рахманинов и певец Федор Шаляпин, на стене висел его громадный портрет.
* * *
Покупать машину в Америке проще, чем в СССР — пачку туалетной бумаги. Алеша поехал в dealership, местное представительство фирмы, присмотреться к маркам и ценам. Он ходил по громадному салону в восторге от десятков моделей блестящих новых машин, выбирал марку, цвет, садился за руль. Потом пошел в салон другой фирмы — и повторил то же самое. Общая картина стала ему ясна: все модели доступной им цены в 12–14 тысяч долларов были приблизительно одинаковые. Если купить в рассрочку на пять лет, надо внести задаток три тысячи. Он вернулся в первый салон и позвонил Лиле из автомата:
— Машин много и все хорошие, я уже отупел от осмотра. Облюбовал одну — приезжай посмотреть. Если тебе понравится, будем оформлять покупку.
Лиля приехала, Алеша подвел ее к бежевому «бьюику» «Небесный ястреб» (Buick Skyhawk):
— Садись за руль и почувствуй себя американским доктором.
Обивка сидений была бархатистая, тоже бежевая. Лиля погладила ее рукой, покрутила руль, машина ей понравилась, и они уселись оформлять бумаги.
— Ваша работа? — спросил агент Лилю.
Она взглянула на Алешу, он подмигнул ей, ободрил.
— Хирург, — сказала она и улыбнулась.
Агент даже перестал записывать и с интересом посмотрел на Лилю.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.