Первые раны заживают быстрее…

Первые раны заживают быстрее…

Раны оказались серьезными. В тот же день полковой врач Владимир Васильевич Рощин препроводил меня в госпиталь, расположенный неподалеку в селе.

О врачах, медицинских сестрах, санитарах сложено много песен, написано немало книг и, уверен, будет создано еще больше. Самые теплые воспоминания о медиках остались и у меня. В госпитале доктора вынули немало осколков, хотя несколько все же осталось.

— Терпи, казак, атаманом будешь, — привычно приговаривал седоусый врач, ловко орудуя скальпелем.

Один из осколков, застрявший под ухом, вытащить так и не удалось. Он оставался там и постоянно напоминал о себе: когда я наклонялся, голова как бы тяжелела.

Госпитальная обстановка располагает к размышлениям. Я часто вспоминал об эскадрилье, прислушивался к гуденью самолетов, угадывал на слух их тип, направление полета. Распознавал безошибочно двигатели и очень радовался, если удавалось увидеть в небе своих, завидовал друзьям. Но и они тоже не забывали обо мне.

Первым в госпиталь приехал Миша Погорелов. Еще с улицы я услышал его выразительный голос и еле приметное «оканье». Вскоре и он сам вырос на пороге. На лице улыбка, пилотка набекрень, русый чуб выбивается из-под нее, как у залихватского донского казака.

Мы подружились с Мишей с первых дней пребывания его в нашем полку, как говорят, сошлись характерами. Многое в нем напоминало мне Ивана Ребрика: откровенность, отсутствие рисовки, уважение к товарищам, прямота в отношениях, честное признание своих ошибок, добросовестность при их исправлении. У Миши красивое продолговатое лицо с выразительными черными глазами, густые русые волосы, которые он зачесывал назад, что считалось тогда модным.

Миша улыбался, но не сводил взгляда с моей забинтованной головы.

— Не узнаешь? — спрашиваю.

— Узнать трудно, но можно, — честно отвечает он и, видно, умышленно не интересуется здоровьем, не задает обычных в таких случаях вопросов. Туго затянутые бинты говорят сами за себя.

— Весь металлолом из меня удалили и отправили на переплавку, — шучу, пожимая руку друга. — Осталась самая малость. Подарок рурских магнатов…

— Полковой врач докладывает нам о ходе лечения, — словно оправдывается Миша и улыбается: — А голова чем тяжелее, тем умнее.

Миша сообщает полковые новости. Воздушные бои становятся все кровопролитнее, наши вылетают по нескольку раз в день. С прикрытия линии фронта не вернулись лейтенанты Глушихин и Горшков. Они провели десятки воздушных боев, сбили несколько самолетов противника. Мне трудно поверить в их гибель… Боевыми были истребителями, расторопными, смелыми. Будто вижу немного медлительного в движениях, плечистого, Крепкого, широколицего и ясноглазого Владимира Николаевича Глушихина и стройного, с подчеркнутой военной выправкой Павла Ивановича Горшкова…

Потеря боевых друзей больно отзывается в душе, зовет к мщению.

— Есть слухи, что у гитлеровцев на подходе к фронту новые самолеты с форсированным двигателем и мощным вооружением, — сообщает Миша. — «Мессершмитт-109» с приставкой «г-2». Что это такое — пока неизвестно. Кроме того, прибывают именитые немецкие асы, воевавшие в легионе «Кондор» в Испании: Мельдерс, Удет, Рихтгофен…

Здесь, в госпитале, нам читали лекции о международном положении, текущем моменте. Приезжий лектор говорил уверенно и внушительно. В общем выходило, что рейх стоит на краю пропасти: разваливается экономика, промышленное сырье на исходе, запасы нефти исчерпаны, металла уже нет. Немцы снимают у себя колокола и дверные ручки. В верхушке военного руководства происходит борьба за власть, в частности, растут разногласия в среде высшего командования военно-воздушными силами, что особенно сказалось после поражения гитлеровцев под Москвой.

Лекцию мы слушали с большим интересом, она вселяла в наше сознание надежды, бодрила.

— А как у нас с самолетами, ничего не слышно? — с надеждой спрашиваю Михаила.

Погорелов наклоняется, негромко сообщает:

— Говорят, вскоре получим скоростные. Типа «Як».

— Мечты?

— Из проверенных источников.

Миша посидел еще немного, пожелал мне быстрого выздоровления и ушел искать попутную машину.

Раны заживали быстро. На десятый день меня выписали. Прощаясь, врач сказал:

— От малых осколков мы вас избавили. — Он выложил на стол с десяток выщербленных черных и серых кусочков со следами свежих изломов на гранях. — Но два, побольше, извлекать не стали. Они проникли довольно глубоко, застряв у жизненно важных центров. Для их извлечения нужна серьезная операция, совершенная аппаратура. Без особых условий и инструментов подобные операции проводить нельзя. Можно повредить нервные окончания, а это, в свою очередь, повлечет за собой ухудшение функций…

Я не выдерживаю:

— А летать с этими осколками смогу?

— Сможете. Если начнут вас беспокоить, обращайтесь к нам. Поедете в тыловой госпиталь.

На попутной машине быстро добрался в полк. Обычная деловая обстановка в части успокаивала, настраивала на рабочий ритм. Доложил командиру.

— Как себя чувствуешь, Степаненко? — выслушав, спросил Морозов. Знаю, если перешел на «ты», значит, у майора хорошее настроение.

— Отлично. Отдохнул, но очень скучал.

— Все на тебе зашили?

— Даже заштопали, а теперь и заросло…

— Иди отдыхай. О работе поговорим завтра.

Отдаю свои аттестаты старшему писарю штаба сержанту Мордухаю и спешу на занятия, которые проводит на традиционном месте — под дубом — инженер полка капитан Г. С. Айвазов. Тема занятий: «Тактико-технические данные нового самолета-истребителя».

— Разрешите присутствовать?

Григорий Сергеевич смотрит на меня с удивлением.

— Старший сержант Степаненко после текущего ремонта? Садись, — разрешает он. — Записывай.

Все, кто ближе, жмут руку: «С возвращением…» Данные нового истребителя радуют. Наконец-то получим свои машины, на которых можно на равных сразиться с «мессершмиттами». Посмотрим, чья возьмет! Правда, опять придется учиться, осваивать материальную часть, а значит — не участвовать в боях. Но, несмотря на это, настроение у всех приподнятое.

— Пересаживаемся с ишака на жеребца, — прокомментировал Амет-Хан Султан, когда капитан Айвазов объявил перерыв.

Я слушаю, как перебрасываются шутками дорогие, близкие сердцу люди, мои боевые товарищи. Сколько бед и горя выпало на их долю! У многих гитлеровские палачи зверски уничтожили семьи. А сколько уже не вернулось в полк, а значит, не вернутся никогда домой, к родному очагу… Сердце сжимается при мысли о тех страданиях, которые принял мой брат, погибший в застенках фашистского лагеря, тревожит судьба сестры. Она осталась на оккупированной Украине… Проклятый фашизм! Когда же мы прикончим его?

Усилием воли беру себя в руки. На память приходят слова комиссару Миронова. Он их часто повторял, беседуя с нами. «Не ной, не ворчи от сознания собственных недостатков, а смело иди им наперекор, преодолевай, будь оптимистом в настроениях и целях! Воюй разумно, с инициативой, не чувствуй себя слабее противника, а действуй так, словно все выгоды и перевес на твоей стороне, ибо уверенность в своих силах и умении — это половина победы…»

Да, нужно учиться, настойчиво изучать новую технику, овладевать тактикой. В этом залог наших успехов, успехов полка.