Асами не рождаются

Асами не рождаются

Над городом по-прежнему неистовствует авиация противника. Мы не уклоняемся от схваток, если даже видим, что у него численное превосходство. Вот и теперь над Сталинградом все жарче разгорается бой. Его завязала вторая эскадрилья нашего полка, проводя разведку. Заместитель командира эскадрильи старший лейтенант Рязанов и его летчики мужественно дерутся против большой группы «мессеров». В группе Рязанова мои друзья — Амет-Хан Султан, Лавриненков и Борисов. Бой длится долго. В самолетах уже на пределе горючее и боеприпасы. Старший лейтенант Рязанов просит помощи.

Мне приказано идти ведомым у командира звена лейтенанта Григория Гаранчука. В ожидании сигнала на вылет сидим в кабинах в готовности номер один. Вот и сигнал — красная ракета. Запускаю двигатель, жду взлета ведущего, подруливаю к полосе. Гаранчук почему-то задерживается. Застыла в неподвижности его машина. Вижу, как из-под нее выныривает механик и мчится ко мне.

— Мотор не запускается, — кричит он еще на расстоянии, тяжело переводя дух.

Эскадрилья Рязанова с боем отходит к аэродрому и начинает посадку. Машины идут со всех направлений, с ходу садясь на поле. Понимаю: очень туго им пришлось…

Теперь бой наращивать поздновато, однако и не взлететь на исправной машине — означает не выполнить боевой приказ. Выруливаю на старт, даю газ, взлетаю. Над аэродромом шныряют только «мессеры». Наши, по-видимому, сели все. «Ну, держись, Иван, — мелькает у меня в голове. — Будет тебе сейчас жаркий экзамен: один против десяти! При таком перевесе сил фашисты редко упускают свою жертву живой и невредимой».

С набором высоты ухожу на север. «Мессершмитты» проскальзывают мимо меня и тут же атакуют. Становится ясно, с кем имею дело: асы! Они уже уверены в легкой победе.

Выполняю вираж влево, «мессеры» делятся на пары, часть из них заходит в атаку сверху, часть снизу. Долго вращаюсь в левом вираже, в глазах темнеет от перегрузки. Пересыхает в горле. От максимальных оборотов перегрелся двигатель, стрелка прибора ушла до отказа вправо.

Выхожу из виража и направляю машину на два разрисованных «мессера». Чья возьмет? Даю очередь. Один из них задымил и пошел книзу. Радуюсь успеху и не замечаю ошибки. Хищники, находящиеся выше, теперь пикируют на большой скорости и открывают по мне огонь из пушек. Мой самолет, покачнувшись, будто приседает в воздухе, двигатель дает перебои, из него вырываются струи пара. Значит, поврежден водяной радиатор.

Снова тяну машину в левый вираж, ведь противник надеется на мою инертность. Однако долго держаться в воздухе уже не смогу: из радиатора хлещет вода, и тотчас заклинивает мотор. Садиться нужно немедленно, иначе — конец…

Внизу обширные просторы Приволжской равнины. Пикирую к земле, вывожу на бреющий и сажусь на фюзеляж. «Мессеры» ликуют. Заходят сзади и из пушек обстреливают бегущую по лугу мишень. Одна трасса взрывов вспахивает землю чуть левее. Дымит и тлеет трава.

Я разворачиваю машину вправо, выскакиваю из кабины и бегу что есть сил подальше от самолета. По слуху определяю: стервятники возвращаются для повторной атаки. Первая очередь придется несомненно по мне. Поблизости, как назло, нет ни ямы, ни канавы.

Спасительная мысль приходит в голову неожиданно. Я падаю, тут же вскакиваю и снова бегу, но теперь уже к машине. Ложусь сбоку, как бы заслонившись от пуль двигателем. Тесно прижимаюсь к пышущему жаром, пахнущему маслом и бензином мотору: сейчас он мое единственное спасение.

Несколько снарядов взрываются рядом, но дальнейший обстрел прекращается. Видимо, фашисты израсходовали все боеприпасы. Пронзительный рев «мессеров» постепенно отдаляется.

Медленно, не спеша, поднимаюсь и, еще не совсем опомнившись, отряхиваю комбинезон от пыли, ощупываю себя. Не верится, что жив и невредим. Осматриваю машину. Кроме повреждений в водяном радиаторе, погнуты только лопасти воздушного винта — значит, после незначительного ремонта самолет войдет в строй.

Только теперь неподалеку замечаю стадо коров. Ко мне бегут двое ребятишек лет тринадцати — пастушки.

— Здравствуйте, дядя летчик!

— Здравствуйте.

Прикрывая ладошкой глаза от солнца, они глядят на меня с любопытством.

— Дяденька, покажи самолет, — просит один. Подсаживаю его к кабине, но он с испугом отшатывается.

— Горит!..

В самом деле, белая пелена пара закрыла приборы.

— Это не дым, а пар, — успокаиваю его. Он недоверчиво качает головой.

Напившись воды из их фляги, я залезаю в кабину, забираю часы и, взвалив на плечи парашют, двигаюсь к аэродрому.

— Будьте здоровы, хлопцы, — говорю на прощанье. — Желаю и вам стать летчиками.

До своих добираюсь на попутной полуторке. Клонит ко сну — обычно на боевое дежурство мы поднимаемся с рассветом. Как бы не прозевать нужный поворот! Закрываю глаза и вспоминаю детство. Вот так и я когда-то босоногим пастушком мечтал подняться в небо… Разные мысли, картины пережитого одна за другой проносятся в голове и возвращают меня к сегодняшнему дню. Следовало ли взлетать с аэродрома, ведь в воздухе находились только «мессеры», — мучительно соображаю я, пытаясь найти ответ — Ведь перед парой Гаранчука стояла задача наращивать бой. Но фактически бой закончился, и его следовало не развивать, а начинать сначала. Имел ли я право на риск: идти одним самолетом против десяти асов, не обдумав свои действия и не доложив о ситуации командиру?

Вспоминаю советы командира полка Морозова: не вступай в бой, если шансов на победу нет. Это верно. Как говорится, не лезь на рожон. Но в небе вспыхнула ракета. Я выполнял приказ. Правда, результаты… Пилот возвращается из боя без машины и с царапиной на лбу. И смешно и горько.

Командир встретил меня с улыбкой.

— Где твой конь?

— Вот здесь, — я показал на карте.

После короткого доклада о происшедшем поделился сомнениями, которые мучили меня в пути.

— То, что задумываешься над своими действиями, анализируешь их, это хорошо, — сказал подполковник. — Но поступил ты правильно. Наращивать бой не пришлось, ты его закончил. Представь себе действия авиаторов противника, если бы твой самолет не взлетел. Фашисты, несмотря на зенитный огонь, уничтожили б машины на заправке. Здорово бы нашкодили нам. Тебе удалось оттянуть их на себя… Поврежденную машину отремонтируем. А за то, что не растерялся, умело провел бой, объявляю благодарность.

На душе у меня отлегло. Будто тяжесть свалилась с плеч.

Вечером, в который раз обдумывая события дня, прихожу к выводу: все-таки мне следовало действовать иначе — набрать высоту, разогнать скорость и свалиться на вражеских асов неожиданно.

Хорошие мысли и решения подчас приходят с опозданием, когда их уже невозможно осуществить. Но это может пригодиться в будущем.

Мы учились жить у жизни, приобретали боевое мастерство в бою, самостоятельно овладевали всем новым, не изведанным ранее, превращая его в свое достояние, опыт. Постигали все собственным умом, нередко ценой своей крови. Мы не были потомственными авиаторами, большинство из нас обучалось ускоренным порядком по сокращенной программе. Но мы вышли из трудового народа и овладели техникой высшего класса, которую создал наш народ по приказу Родины. Рабочий человек, труженик, как в труде, так и в науке, способен достичь вершин совершенствования. Асами не рождаются, ими становятся, если этого потребует твоя Отчизна. И в этом отношении нет предела способности народа к самовыражению.