Последние удары

Последние удары

— Лопаты, метлы, веники разобрать!

Заместитель командира полка по инженерно-авиационной службе майор Г. С. Айвазов улыбается, подав такую команду. Ну, не смешно ли — асы с вениками…

Разбираем нехитрый инструмент, бредем по глубокому снегу на стоянки. Снежные заносы — серьезный враг боеготовности эскадрилий и безопасности полетов. Аэродром под толстым снежным покровом — мертвое, пустое поле, если с него не могут взлетать самолеты.

Работают все: летчики, инженеры, механики, солдаты БАО. Для очистки взлетной полосы почти никакой специальной техники нет.

— Лучшей физзарядки не придумаешь, — шутит Погорелов. Он сбрасывает с себя куртку, раздевается до гимнастерки. Мороз не страшен, если в руках лопата, а перед тобой — огромные сугробы. Мишино лицо наливается румянцем, глаза искрятся, чуб выбивается из-под ушанки. Рядом позванивает орденами Алексей Рязанов…

Физзарядка, конечно, дело неплохое, но летные навыки, к сожалению, она не повышает и даже не поддерживает на прежнем уровне. Неделя без практики — скверная вещь для истребителя-фронтовика. Это, по сути, не просто топтание на месте, а даже отступление назад. Скора ли распогодится? Мы должны летать! Иначе неизбежны промахи и ошибки.

Спустя несколько дней показалось солнце. Наконец!

Первые полеты по кругу, проверка двигателей, высший пилотаж, восстановление всех навыков. Без этого нельзя идти в бой и рассчитывать на успех.

8 января — сопровождение штурмовиков. «Илы» проходят вблизи от аэродрома в колоннах эскадрилий в направлении Джуксте. Загудели и наши двигатели. Со

246

своими четверками вылетает майор Рязанов, пристраивается рядом со штурмовиками: четверки составляют группу непосредственного прикрытия. Наша эскадрилья также набирает высоту и идет за ними. Мы — ударная группа, идем с превышением над всей кавалькадой. Задача — не допустить истребители противника к «илам» и машинам Рязанова, пребывающим в нижнем ярусе, сковать врага боем на дальних подступах.

Линия фронта выделяется на фоне снежных заносов лишь новыми объектами, все остальное замаскировано или покрыто снегом. Наблюдать за землей некогда: едва минули передний край, как на нас с высоты падают группы «фоккеров».

Разворачиваемся в лобовую атаку. ФВ-190 отходят в сторону солнца. Радоваться пока рано — они еще вернутся и нападут. Их волчьи повадки нам хорошо известны.

— Штурмовики, внимание, — спустя минуту передаю по радио. — Над вами «фоккеры»!

В наушниках слышу голос командира штурмовиков:

— Внимание, сверху «фоккеры».

Все подтянулись. Значит, опять фашисты не воспользуются внезапностью. Любую их попытку атаковать мы встретим в боевой готовности.

Внизу артиллерийские позиции — цели для штурмовиков. Дым от выстрелов выдает их, демаскирует.

— Цель впереди по курсу, атака! — командует ведущий «илов».

Маневрируя между разрывами малокалиберных зенитных снарядов, самолеты пикируют на орудия. Со стороны солнца появляются две группы ФВ-190: одна атакует нас, другая — штурмовики. Расчет простой: оттянуть нас от всей группы. Первым подверглось атаке замыкающее звено капитана Погорелова. Мы с набором высоты и с разворотом стремительно идем на противника. При выходе из атаки мне и моему ведомому младшему лейтенанту Сидорину попадают на прицел «фоккеры». Они тут же сваливаются вниз. Миша Погорелов догоняет третьего и сбивает меткой очередью. Остальных разгоняет группа майора Рязанова.

Противник не достиг успеха, но и у нас не все в порядке: «эрликоны» повредили машину лейтенанта Масленникова, он идет на вынужденную посадку.

Да, наступил последний год войны. Однако фашисты нисколько не ослабляют сопротивления. Наоборот, часто контратакуют, надеясь на реванш. На чем основаны эти надежды? На вере в «новое оружие», которое способно повернуть вспять наши дивизии? Надежды иллюзорные. Вряд ли сами немцы верят в него после понесенных колоссальных потерь и крупнейших в истории поражений. Вероятнее всего, что ими движет звериный страх: с одной стороны, перед Гитлером и его режимом, предписывающим сражаться до последнего солдата за «великую» Германию, а с другой — ужас перед надвигающимся возмездием, расплатой со стороны объединившихся в мощную коалицию свободолюбивых народов.

И все же, несмотря на асе усилия врага, очевидно главное: это агония. Никто и ничто не сможет остановить нас в стремлении к победе.

В течение января часто вылетаем на «свободную охоту», атакуем железнодорожный транспорт, автоколонны. В бой рвется молодежь. Это естественно: ребята сожалеют, что мало довелось им воевать, хотят внести свой ощутимый вклад в дело победы. Им хочется приобрести всесторонний опыт и, что греха таить, — получить больше наград.

Командир полка категорически против. Терять молодежь, когда войне скоро конец? Будет еще потребность в кадрах авиаторов и после войны. Защищать у нас есть что и есть от кого.

И все же молодые летчики выказывают недовольство.

— Почему нас все время назначают ведомыми? — жаловался как-то один младший лейтенант. — Так и провоюем в охране чужих хвостов…

— Не горячись, — успокаивали старшие товарищи. — Фашисты еще не сложили оружия. Набирайся терпения, бои от тебя не уйдут.

Помню, как я сам не так давно обижался на командиров, которые до поры до времени сдерживали нас, молодых. Лишь испытав в полной мере силу ударов опытных немецких асов, мы поняли, как правы были наши наставники — старшие товарищи. Верно они поступали, когда, оберегая нас, усиленно тренировали, учили и еще раз учили для смены «старикам».

Противник еще достаточно силен. В агонии он бросает навстречу нам лучших асов, об этом свидетельствуют последние бои над занятой врагом территорией. Теперь мы перед операцией обычно «расчищаем» воздушное пространство, но ситуация нередко складывается такая, что даже лучшие из наших воздушных бойцов не всегда добиваются успеха.

Время неумолимо бежит, вернее сказать, летит, оставляя позади свершившиеся события и являя людям новые. Через несколько дней — 23 февраля. В полку идет подготовка к празднованию 28-й годовщины Красной Армии: в эскадрильях состоялся смотр техники, подводится итог четырехлетней борьбы на фронтах. Приезжают артисты и писатели. Помню беседы внимательного, любознательного Игоря Чекина. Его статьи и очерки мы читали с большим интересом. А в один из дней ко мне подошел корреспондент Московского радио.

— Товарищ майор, если желаете, можете сделать заказ для праздничного концерта по радио.

Я взглянул на него — не шутит ли.

— Если можно, хотелось бы послушать «Турецкий марш» Монти.

— Что ж, — весело согласился корреспондент, — будет исполнено.

Гость уехал, и я уже забыл о встрече с ним, как вдруг в день празднования 23 февраля вбегает в столовую летчик Михаил Погорелов:

— Эх, друг Ваня, сидишь ты в столовой и не знаешь: Москва специально для тебя передает «Турецкий марш».

Оказывается, корреспондент выполнил-таки свое обещание.

Якуб Ильясович Шабакаев был последним моим ведомым в годы войны. Отличный летчик, он прошел сквозь огонь и бури Великой Отечественной на машине, подаренной ему украинским хлеборобом, жителем хутора Веселый Луганской области Иваном Никитовичем Базалеевым. Скромный труженик, Иван Никитович в грозную для Отчизны годину передал государству все свои личные сбережения для приобретения самолета.

…Двумя эскадрильями вылетаем для прикрытия штурмовиков. «Илам» много работы: зажатый в гигантские клещи с суши, моря и воздуха Курляндский «мешок» с большим трудом уменьшается в размерах, но при этом становится более «наполненным». Насыщенность войсками занятой врагом территории растет с каждым днем.

Первую эскадрилью Рязанова снова ведет А. М. Марков. Идем двумя группами: ударную возглавляет командир полка, непосредственное прикрытие поручено мне.

В Курляндии март еще не весна, но уже и не зима. На земле, укрытой снежным покровом, четко просматриваются почерневшие леса и крыши домов. Они становятся для нас отличными ориентирами. Штурмовики безошибочно выходят на цель — колонну танков, совершающую в этот момент перегруппировку. Объект для поражения отличный. «Илы» пикируют на него с ходу. Внизу вспыхивают серые стальные коробки, повторяются знакомые картины паники. Ограниченные в маневре, мы барражируем над штурмовиками, прикрывая их своими крыльями. Ударная группа командира полка более раскована в действиях, прочесывает воздушное пространство вокруг нас. Истребители проходят парами в разных направлениях, сходятся и расходятся, вновь становятся в круг, меняют строй, отворачивают на запад, север, следят за небом и нами. А вот и «фоккеры»: подкрадываются на этот раз со стороны Балтийского моря, готовятся напасть на мою эскадрилью. Если фашистам удастся связать нас боем и мы хоть на миг оставим штурмовики, они нападут на них. Гитлеровцы еще не заметили ударную группу Маркова (она отошла на север) и начинают заходить для атаки.

— Держись, Якуб, — обращаюсь я к ведомому, — сзади «фоккеры». Разворот на сто восемьдесят, делай раз!

Вся группа молниеносно развернулась на противника. Четверка «фоккеров» тоже выполнила разворот, но на нее свалилась пара «яков», одного из которых мы опознали по номеру: его пилотировал подполковник Марков.

Ведомый командира полка — Иван Кошевой. У обоих преимущество в высоте. Марков с пикирования свалил первой же очередью одного стервятника, остальные растерялись, их боевой порядок расстроился.

Немцы пунктуальны во взаимодействии: как мы и предполагали, с юга подошли еще две четверки, чтобы напасть на штурмовики, которые, как они посчитали, должны были остаться без прикрытия. Увидев, что первая четверка не смогла отвлечь на себя эскадрилью непосредственного прикрытия, а сверху барражируют наши истребители, противник бросился на группу Маркова. На помощь гитлеровцам для развития боя уже шли новые четверки «фоккеров». Численное преимущество было теперь на стороне противника.

Эскадрилья под командованием Маркова немедленно строится в оборонительный круг: теперь и ей нельзя отрываться от нас.

Штурмовики тем временем завершают удары, готовятся уходить. Мы непрерывно висим над ними и тоже продвигаемся на восток. Над нами гремит воздушный бой. Приказываю Валерию Шману в паре с Данилюком помочь Маркову сверху, и они устремляются на врага. Миша Погорелов, летевший со своим звеном в группе Маркова, устремляется наперерез «фоккерам», которые с особым остервенением атакуют командира, и поражает одного из них длинной очередью. Это немного охлаждает пыл врага. Он отходит, но спустя минуту атакует снова. Михаил не успевает прикрыть командира, но на его месте откуда-то возникает машина молодого летчика Ивана Кошевого и заслоняет подполковника Маркова. Очередь, выпущенная в этот миг немецким асом по командиру, приходится по самолету Кошевого. Языки пламени охватывают «як», пляшут на его крыльях.

— Ваня! Кошевой! Не задерживайся, лети домой, — приказывает командир полка. — Быстрее на свою территорию!

Кошевой отворачивает, вслед за ним тянется полоса черного дыма. Звено Погорелова прикрывает выход Кошевого из боя.

Отходим, отбивая жестокие атаки врага. По всему видно: с нами дерутся опытные асы-истребители.

…Санитарная машина увезла в госпиталь тяжело раненного в бою подполковника А. М. Маркова. Иван Кошевой приземлился недалеко от нашего аэродрома и едва успел выскочить из кабины. Все на нем горело, огонь добирался и до тела. Потушить пламя помогли подбежавшие пехотинцы. Когда подъехала «санитарка», Кошевой упал в снег и потерял сознание. Врачи оказали ему первую медицинскую помощь и увезли в госпиталь.

Забегая вперед, скажу: вылечившись, Иван Кошевой вернулся в полк и продолжал воевать.

Кто же будет командовать 4-м истребительным? Этот вопрос волновал всех нас. Но ответа на него долго ждать не пришлось. Через несколько дней командование полком принял Николай Иванович Миронов.

— Как видите, судьба у нас с вами одна, — шутил он, приветствуя полк на утреннем построении.

Незабываемый, славный путь прошли мы под его началом.

Война скоро окончится, в этом все мы глубоко убеждены. Наши сражаются на подступах к Берлину.

…Под вечер летчики собрались у командного пункта полка. Настроение у всех отличное. Наперебой делятся воспоминаниями, шутят. Вдруг над посадочной полосой зависает штурмовик Ил-2, не спеша снижается и садится. Что случилось? Почему он здесь сел?

— Наверное, заблудился, — высказывает кто-то из летчиков догадку.

— Может, из боя — и не дотянул до своих?

— Наверное, поврежден… Нужна помощь, — встревожился инженер Айвазов.

Майор Донин вызвал из штаба посыльного — мастера по кислородному оборудованию сержанта Асанова.

— Выясните, кто приземлился, и пригласите сюда. Вечерело. Солнце садилось за горизонт. Минуло уже полчаса — никто не появляется. Полеты уже прекратились. Неожиданно Ил-2 загудел, вырулил на старт и быстро поднялся в воздух.

Оказалось, командир эскадрильи соседнего штурмового авиационного полка капитан Максимча, возвращаясь из боя, передал управление эскадрильей своему заместителю, а сам «заблудился» на наш аэродром, чтобы навестить Лиду Зубкову — нашу оружейницу. Видно, не на шутку причаровала парня эта веселая дивчина.

— Ну, я тебя поймаю, «горбатый», — погрозил вслед капитану начальник штаба. — Тоже мне женихи, — с деланной насмешкой взглянул на нас. — Невест уводят, а вы ворон ловите.

Капитан Максимча не раз, возвращаясь после боя, снижался и проходил на бреющем над домиком, в котором жили девушки-авиаспециалисты.

Лида Зубкова прибыла к нам из Красноярска, где окончила школу младших авиаспециалистов. Вместе с ней приехала и Нина Зинченко, тоже оружейница. О безупречной работе комсомолок говорило само за себя оружие на самолетах, ни разу не отказавшее в самых сложных боях.

Кроме подготовки оружия Лида Зубкова по своей инициативе выполняла и многие другие обязанности. Она чаще других ездила на почту за письмами и газетами, делала это охотно, видно, ей доставляло большое удовольствие общаться с людьми.

Помню, рассказывали, как Лида, часто пользуясь попутными машинами, никогда не забывала о регулировщиках и на обратном пути всегда наделяла их свежими газетами. Иногда, если полевая почта размещалась неблизко, начальник штаба майор Донин выделял для доставки корреспонденции самолет У-2. Лида просила пилота снизиться над узловыми пунктами шоссейных дорог и сбрасывала продрогшим на морозе или опаленным летним солнцем девчатам-регулировщицам пахнущие свежей краской, скатанные в трубочку газетные листки.

Невысокого роста, кругленькая, веселая и общительная, Лида нравилась многим нашим холостякам, однако она отдала предпочтение Ивану Максимче.

— Прохлопали невесту, — подшучивал над нами майор Донин.

Правда, не все истребители «ловили ворон», как неосторожно заметил начштаба. На самолете Виктора Куницына оружие заряжала Нина Зинченко — Лидина подруга. Скромная, красивая девушка. Не раз мы замечали, как после посадки Куницын подолгу задерживается у машины, беседуя с Ниной.

— О чем вы там воркуете, Куня? — подтрунивали ребята.

— Как — о чем? — у Виктора розовеют щеки. — Надо же доложить, как работало оружие…

Позже Виктор и Нина поженились. Всем полком мы справляли комсомольскую свадьбу, на которой и мне довелось исполнять песни. Фронтовая дружба, рожденная в боях, навсегда соединила их дальнейший путь.

Милые наши девушки! Сквозь дымку времени я и теперь вижу Шуру Мягкову, Катю Баранову, Лиду Зубкову, Нину Зинченко, Зину Цветкову, Лену Марьясову, Веру Повницу… Мотористки, оружейницы, парашютоукладчицы, связистки… Пусть не обидятся, что я больше рассказываю о летчиках. Многие подробности о службе рядовых и сержантов с девичьими именами унесло неумолимое время. Но в памяти осталось главное: на своих скромных постах они были настоящими воинами, отлично служили Родине в годину тяжких испытаний. Большое спасибо вам, дорогие подруги, славные дочери героического советского народа.