Необъятно, как небо
Необъятно, как небо
Даже в мирное время личный состав воинских подразделений не бывает постоянным, а тем более не бывает такого постоянства на войне. В течение четырех лет у нас сменилось немало летчиков, инженеров, техников. Одни погибли в жестоких боях, другие ушли на повышение. Летный состав не раз обновлялся почти полностью, и командирам для поддержания высокой боевой готовности полка приходилось много и упорно работать, трудиться. Мы, ветераны, продолжали боевую работу.
В моей памяти навсегда запечатлелся образ командира корпуса генерал-майора авиации Степана Павловича Данилова, авиационного начальника — лучшего из лучших, героя воздушных боев в небе Испании и Халхин-Гола, еще до Великой Отечественной войны удостоенного высокой награды — Золотой Звезды Героя Советского Союза. Сколько часов провел в воздухе генерал-майор, сказать трудно. Но летал он много и обладал огромным опытом, которым щедро делился со всеми, кто в этом нуждался. От нас командир неукоснительно требовал думать, анализировать свои действия. Нередко созывал конференции, семинары, на которых лучшие летчики обменивались новыми, эффективными способами ведения боя. Вместе с нами, младшими и средними командирами, обсуждал предстоящие задачи, вникал во все мелочи, считая своим высшим долгом заботу о росте мастерства подчиненных. В этом он видел залог победы и гарантию сохранения жизни каждого пилота.
Характерной чертой С. П. Данилова была душевная близость с нами, рядовыми авиаторами, знание психологии людей. Непосредственное общение его с летчиками давало возможность многое заимствовать у него и у более опытных товарищей, а ему быть в курсе настроений и чаяний своих подчиненных, четко видеть уровень их подготовки, безошибочно определять подходы к решению задач более широкого масштаба. Принято так считать, что чем выше поднимается военачальник по служебной лестнице, тем больше отдаляется он от рядового солдата. Рядовой солдат в авиации — это летчик. К чести генерала Данилова надо сказать, что он, будучи командиром дивизии, а затем и корпуса, с успехом преодолевал этот «служебный барьер», всегда был прост и доступен, будто стоял с нами на одной ступени, хотя на его плечах к тому времени лежало управление большим авиационным соединением.
Генерал Данилов знал каждого летчика лично, как говорят, «в лицо». Неустанно следил за всеми — опытными асами и молодежью. Не терпел зазнайства, халатности, безответственности в любом деле. За нас переживал и волновался, как отец. Не раз напоминал о необходимости быть осмотрительным в бою. Не любил давать наставлений, а свою тревогу обычно скрывал за шуткой.
Думается, об этом я могу сказать с полным правом, поскольку не раз чувствовал на себе товарищеское внимание командира корпуса, видел его душевную заботу о рядовом составе авиаторов.
В расположении полка генерал-майор Данилов и начальник штаба корпуса полковник Бугаенко бывали довольно часто. В нашей повседневной жизни их интересовало буквально все: особенности последних боев, морально-боевые качества летчиков, их самочувствие, настроение. Это не было официальным знакомством командира и начальника штаба корпуса с командиром эскадрильи, своим подчиненным, а обычная, рядовая беседа.
Вот он подошел ко мне на стоянке самолета, поздоровался, взял под руку, и мы пошли рядом. Расспросив о последних полетах и встречах с противником и осведомившись, не было ли отказов двигателя и вооружения, генерал продолжал:
— Видно по всему, войне скоро конец. У меня горячее желание, Степаненко, чтобы в оставшееся время тебя не. сбили фашисты. Они ведь чуют свою погибель и звереют окончательно. Идут на всякие подлости. Не попадись, комэск, в ловушку, будь осторожен. Главное, не горячись…
Беседы, предупреждения, обращенные к нам, не были новостью. Но от спокойного голоса командира, от его душевности и заботы теплело на сердце. И мы удваивали, утраивали свои усилия и в бою, и в учебе.
…В конце сентября 1944 года самочувствие Николая Ивановича Миронова ухудшилось, давали о себе знать последствия осколочного ранения в живот. Подполковника срочно отправили в госпиталь. Полк принял новый командир Герой Советского Союза майор А. М. Марков. Невысокого роста, строгий и настойчивый, Александр Маркович умел и любил летать. За мужество и отвагу, проявленные в боях на Карельском перешейке, он был в апреле 1940 года удостоен звания Героя Советского Союза. Позже учился в Военно-воздушной академии командно-штурманского состава ВВС, но годы учебы прервала война, и он, боевой летчик, ушел на фронт. Командовал звеном штурмовой авиации, был ранен, снова вернулся в строй, командовал эскадрильей, учился сам и учил других. Военно-Воздушные Силы Красной Армии пополнялись более совершенной авиационной техникой, и Марков с успехом осваивал новые модели истребителей. Постоянная учеба была его жизненной потребностью.
— Боевое мастерство необъятно, как небо, — говорил Александр Маркович, — но мы обязаны объять его.
Жизнерадостный, общительный, он часто советовался с командирами эскадрилий, уважал их и ценил, как основных помощников в боевой работе.
Войска 2-го Прибалтийского, преодолевая Лубанскую низменность, болота и непроходимые топи, стремятся вперед. Сентябрь дает о себе знать — почти ежедневно льют дожди. С раскисшего грунта трудно взлетать, однако мы работаем. Недавно полк пополнился новыми самолетами и молодыми летчиками. Накапливаем силы для решительных ударов. Освобождение Прибалтики не за горами.
Как всегда, все свободное время Александр Маркович отдает учебе. И сейчас, перед тем как начать новые бои, командир полка решил лично проверить, на каком уровне поддерживается техника пилотирования.
Облака плыли высоко, дул свежий ветер. Полосатый матерчатый конус — указатель направления ветра — развевался поперек линии старта. Несмотря на неблагоприятную погоду, командиры эскадрилий поднимались в воздух и четко выполняли фигуры высшего пилотажа.
В небе майор Алексей Рязанов. За оглушительным гулом двигателя не слышно голосов молодых летчиков, но по их лицам видно — ребята в восторге от мастерства комэска.
За Рязановым взлетает Шмелев. «Борода» ничем не уступает Рязанову. Его машина вертится в небе, словно «волчок», пикирует вниз, взмывает вверх, описывает крутые виражи и вертикальные фигуры. А на финише прижимается точно к посадочному знаку «Т».
Третьим поднимаюсь я.
Когда проверочно-показательные полеты командиров эскадрилий закончились, Марков построил личный состав и сказал:
— Товарищи, завтра боевая работа. Результаты проверки готовности командиров эскадрилий удовлетворяют меня. Считаю, что летчики тоже не подведут, не отстанут от своих командиров.
— Так точно! — отозвался из строя высокий, богатырского сложения летчик — младший лейтенант Масленников.
— Выполним любое задание, товарищ командир, не сомневайтесь, — поддержали остальные.
Спать легли рано. С постели нас подняла команда адъютанта эскадрильи старшего лейтенанта Султана Агзамова. На дворе еще только серело. После завтрака и осмотра самолетов начальник штаба майор С. И. Донин построил личный состав полка.
— Товарищи, — обратился к нам Марков. — Враг на нашем направлении упорно сопротивляется. Наша задача — вместе с наземными войсками не дать фашистам закрепиться в столице Латвии, освободить ее, не допустив разрушений. Теперь мы ежедневно будем сопровождать штурмовики, осуществляющие удары по войскам противника на подступах к городу. Довожу до сведения, что гитлеровцы перебросили на это направление свежие силы истребителей из эскадры «Удэт».
Командир объявил боевой порядок полка:
— Я полечу в группе непосредственного прикрытия с эскадрильей майора Рязанова. В ударной группе — эскадрилья капитана Степаненко. Обе эскадрильи не допускают истребителей противника к нашим штурмовикам… Эскадрилья майора Шмелева находится в резерве в готовности номер один. Задача — наращивать бой и прикрывать посадку на своем аэродроме. Вылет для сопровождения по зеленой ракете.
Командиры эскадрилий доводят поставленную задачу летному составу. Уточняем, как держаться в боевом порядке, как лучше выполнять маневр, перестраиваться, кто первый атакует, кто прикрывает атаку. От того, как все мы осознали свою роль и способы ее выполнения, зависит очень многое. Однако это лишь примерная схема действий, основное будет решаться там, в небе. На земле всего не предусмотришь.
Предстартовые минуты… До предела напряженные, решающие. Летчик, в высокой степени сознающий свою личную ответственность перед народом и Родиной, обычно в такие минуты тревожится прежде всего за исход боя. Доминируют оптимизм, вера в свои силы, все же где-то глубоко в душе временами возникает страх. Он дает о себе знать до взлета. Когда летчик начал работу, ему уже некогда думать о чем-то другом. Вступают в силу иные чувства, стремление встретить врага во всеоружии.
Как солдат, многократно смотревший смерти в лицо, могу с полным основанием сказать: страх — естественное чувство, но усилием воли человек может одержать над ним верх и сознательно, по зову долга выполнить любой приказ Родины, каким бы трудным тот ни оказался. Постепенно чувство страха все больше сменяется уверенностью в своих силах. А это уже прочная предпосылка к тому, чтобы выдержать огромные психологические нагрузки и не дрогнуть в бою.
Все мы, авиаторы, хорошо знаем: человек, способный снять с себя чрезмерное нервное напряжение, умеющий не терять самообладания при самых опасных обстоятельствах, всегда будет уверенно вести бой.
…В воздух взвилась зеленая ракета. Первой взлетает пара комполка, затем идет на взлет эскадрилья Рязанова.
Звенья ведут Валерий Шман и Виктор Куницын. За ними выруливаю и я с ведомым младшим лейтенантом Александром Куликовым. Второе и третье звенья ведут лейтенанты Николай Лысенко и Андрей Никонов. Ведомые — молодые летчики младшие лейтенанты Николай Андреев, Борис Телегин, Петр Масленников, Николай Зяблинцев, Петр Поночевный, Виктор Богомолов.
На горизонте показались восьмерки наших штурмовиков. Пристраиваемся к ним. Моя эскадрилья в верхнем ряду.
Внизу видна Даугава, река делит Ригу на две части. Отблески утреннего солнца играют на волнах. Вдали, на западе, гряда темно-серых облаков. Черные дымы встают над линией фронта, застилают передний край. Там идет бой, видны танки и мотопехота.
Линия фронта встречает нас тысячами разрывов зенитных снарядов. Штурмовики маневрируют, командир их основной группы приказывает:
— Увеличить скорость! Цель перед нами. Атака!
«Илы» сначала бьют по артиллерии и танкам «эрэсами», потом строятся в круг и накрывают их бомбами.
В это время с востока на нас набрасывается группа «фоккеров». Командир полка командует:
— Отразить атаку «фоккеров», не допускать их к «илам»!
Затем круто разворачивается на атакующих и дает длинную очередь. Один фашистский самолет, охваченный пламенем, падает. Мы вышли из-под удара разворотом на сто восемьдесят градусов и оказались над противником. Видим, как ФВ-190 проскочили вниз под «илы». Выполняем разворот всей группой и на выходе из атаки перехватываем самолеты противника. Мне хорошо виден крайний «фоккер». Он потерял скорость и растет, увеличиваясь, в моем прицеле. Мелькают кресты, пауки свастики. Посылаю длинную очередь. Фашистский самолет разваливается в воздухе, часть его крыла проносится прямо передо мной.
Звенья Никонова и Лысенко наваливаются на фашистские машины, ушедшие вниз, преследуют их. Приходится вернуть ребят в строй. «Илы» тем временем образуют защитный круг и продолжают «обработку» цели. Сверху, построив над «илами» купол, «яки» под командованием Рязанова отбивают атаки ФВ-190.
Первая атака «фоккерам» не удалась, именно поэтому они не проявляли особой активности и носились по внешнему обводу, ожидая случайной добычи: а вдруг кто-нибудь зазевается, на какой-то миг потеряет скорость или осмотрительность.
Четверка ФВ-190 проскочила мимо машины Маркова. Предупреждаю его: «Сзади «фоккеры»!» Подполковник круто бросает «як» на врага, но поздно: еще одна четверка «фоккеров» свалилась откуда-то сверху, ударила по нему и исчезла. Очередь пришлась по левому крылу и кабине. Мы бросились на гитлеровцев, но те уже скрылись.
Оглядываюсь на своих ведомых. Крайний слева — самолет младшего лейтенанта Артемьева — клонится на крыло, дымит, теряет скорость и падает.
— Прыгай, чего медлишь! Да прыгай же! — повторяю приказ.
Для меня совершенно ясно: машина уже неуправляема. Самолет идет к земле и взрывается.
«Илы» выполнили задачу и на бреющем возвращаются домой. Избитые, израненные зенитным огнем, они еле двигаются на фоне зеркальной глади Даугавы. Мы отбиваем одну за другой упорные атаки врага. Горючее уже на исходе, и без помощи с аэродрома нам не обойтись.
На подлете к месту базирования встречаем, наконец, смену — эскадрилью майора Шмелева. Противник получает мощный отпор и ретируется на запад.
«Як» командира полка садится на фюзеляж, шасси не выходит. Очевидно, повреждена воздушная система. Я приземляюсь рядом с ним. Вижу царапины и ссадины на лице Александра Марковича. Сосредоточенный, он спешит на командный пункт.
На разборе А. М. Марков подвел итог боевого вылета:
— Сегодня задача по прикрытию группы штурмовиков выполнена. Но не обошлось без потерь. Погиб замечательный молодой летчик Георгий Артемьев. Досталось и мне… — Подполковник обвел нас внимательным взглядом. — Причина одна: мы ослабили осмотрительность в групповом бою. За промахи и расплатились. Враг использовал наши ошибки. Учиться осмотрительности следует не от случая к случаю, а постоянно и серьезно. Мы обязаны видеть противника не тогда, когда он уже атакует, а на далеких подступах, чтобы успеть сманеврировать, изготовиться к бою. Командирам эскадрилий приказываю организовать занятия по обучению осмотрительности. Я тоже буду принимать в них участие.
Да, боевое мастерство поистине необъятно. Кажется, многому уже научился, есть у тебя и опыт, и победы. А завтра, в следующей схватке, словно снег на голову — опять какой-то изъян, ошибка, неудача. Значит, воюй и учись! В этом залог твоих успехов, удачи твоего подразделения, части, гарантия жизни твоей и подчиненных. В воздухе требования к летному мастерству одинаково высоки, но командир обязан быть на голову выше своих подчиненных.
Это как никто понимал и к этому стремился Герой Советского Союза А. М. Марков.