Ночные удары

Ночные удары

Наконец мы получили долгожданное разрешение перейти к ночным боевым действиям. Возможностей для ночных тренировок не было. Посоветовавшись с нами и полагаясь на наш опыт, командир полка решил начать ночные боевые вылеты без тренировок.

Боевые действия в ночное время привлекали нас не только тем, что должны были снизить наши потери. Теперь мы могли выполнять задачи, для которых и предназначался наш полк: проникать в глубокий тыл противника и наносить удары по важным военным и промышленным объектам.

Первый ночной боевой вылет мы совершили 7 августа. Нескольким экипажам была поставлена задача нанести бомбовый удар одиночными самолетами по Могилевскому аэродрому, уничтожить скопившиеся там бомбардировщики и сорвать их ночной вылет на Москву, Начало удара было назначено на 21.30.

Еще засветло я первым произвел взлет. С интервалом в десять минут за мной вылетели остальные самолеты. Исходным пунктом маршрута был Волхов, далее маршрут проходил через Дятьково, Кричев и Друть. Выход на Друть нам дали умышленно, чтобы дезориентировать противовоздушную оборону Могилевского узла. Маневр оправдал себя. Хотя полет проходил в облаках, большие разрывы и «окна» в них позволяли вести детальную ориентировку. Штурман Валентин Перепелицын был новичком в ночных полетах, я помогал ему в опознавании наземных ориентиров, а радист Ермаков обеспечивал его радиопеленгами. Так мы точно прошли над контрольными пунктами маршрута.

Время удара по аэродрому командование выбрало удачно. К нашему прилету на нем садились последние самолеты, которые дозаправлялись здесь горючим при налетах на Москву.

Снизив обороты и расстроив синхронность двигателей, от чего они стали звучать как моторы немецких самолетов, я пристроился в хвост одному из «юнкерсов». Он летел с зажженными навигационными огнями. Так мы зашли строго по старту, и Валентин Перепелицын серией из пяти стокилограммовых фугасок перекрыл посадочную полосу.

— Отлично, штурман!

Огни старта погасли. На стоянках на многих из самолетов еще горели огоньки, образовав длинную изломанную линию. По ней со второго захода мы сбросили вторую серию бомб.

Результаты — выше всяких ожиданий. На земле гон рели три самолета, а зенитки все еще бездействовали, немцы не могли разобраться в обстановке. Только когда мы с набором высоты стали уходить, к нам потянулись лучи прожекторов. В это время аэродром начал бомбить экипаж Романа Тюленева, и прожекторы бросили нас.

Домой вернулись без происшествий. После посадки к нам подкатила командирская «эмка», мы доложили Голованову о выполнении задания, и он поздравил нас с первым ночным боевым вылетом.

Склады горючего и боеприпасов, более десятка самолетов сожгли экипажи нашего полка на Могилевском аэродроме. Ни один вражеский самолет не взлетел с него в эту ночь. И когда мы узнали, что 7 августа наша противовоздушная оборона успешно отразила налет немецких бомбардировщиков на Москву, мы были горды тем, что в этом успехе есть и наш труд. В эту ночь летчик-истребитель В. В. Талалихин на подступах к столице впервые таранил врага в ночном бою и не пропустил фашистский бомбардировщик «Хейнкель-111» к Москве. Сохранившиеся и поныне остатки вражеского бомбардировщика на обочине шоссе за Подольском напоминают путникам о героических защитниках неба Москвы.

В последующие ночи наша часть бомбила аэродромы, железнодорожные узлы в глубоком тылу противника. Немало было сожжено вражеских самолетов на аэродромах, уничтожено складов, железнодорожных эшелонов. При бомбардировке забитой эшелонами с техникой, боеприпасами и войсками противника железнодорожной станции в Бобруйске один из бомбардировщиков попал в сноп лучей прожекторов, на нем сосредоточился весь огонь зенитной артиллерии. Загорелся мотор. И все же горящий бомбардировщик продолжал полет на боевом курсе, пока не сбросил бомбы в цель. Этим самолетом управлял Михаил Симонов, в его экипаж входили штурман Григорий Несмашный и стрелок-радист Чхаидзе. Отбомбившись, Симонов ввел самолет в крутой разворот со скольжением и сбил пламя с мотора. Но заставить мотор работать было уже невозможно. ДБ-ЗФ не был таким самолетом, на котором можно далеко улететь на одном моторе да еще ночью. Но Михаил Симонов сумел на одном моторе привести самолет на свой аэродром.

Впоследствии за проявленные в боях мужество и мастерство Михаил Симонов и Григорий Несмашный были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.

…18 августа — День Воздушного Флота СССР, который отмечается в нашей стране с 1933 года. Много радости приносил этот день не только летчикам, но и всем советским людям. Особенно праздничное настроение было на Тушинском аэродроме, где перед тысячами зрителей демонстрировали свое мастерство планеристы, парашютисты и летчики. Праздник заканчивался воздушным парадом, своеобразным творческим отчетом конструкторов, инженеров, рабочих авиационной промышленности.

В сорок первом году мы отметили этот день новым ударом по врагу. Группой самолетов мы перелетели на аэродром Аптуха под Орлом и оттуда совместно с самолетами 3-го авиакорпуса, которым тогда командовал полковник Борисенко, ночью нанесли бомбовый удар по нескольким вражеским аэродромам. Моему экипажу было приказано бомбить аэродром противника в Старом Быхове.

Впервые помимо фугасных бомб на внешних бомбодержателях наших самолетов висели ротативно-рассеивающие авиабомбы, начиненные маленькими термитными бомбочками. При сбрасывании такая бомба начинала вращаться, от инерционных сил разрушалась, термитные бомбочки рассеивались, поражая большую площадь и создавая множество очагов пожара.

В то время наш боевой порядок еще не имел тех составных частей, которые определились к концу Великой Отечественной войны. Не было эшелона боевого обеспечения, в который впоследствии вошли группы разведки погоды, наведения, подавления ПВО и контроля результатов бомбардировки. Но в 3-м авиакорпусе некоторые элементы нового боевого порядка уже зарождались. При бомбовом ударе по Быховскому аэродрому была выделена группа самолетов с задачей уничтожать во время удара зенитную артиллерию и прожектора. Раньше этого не делалось. Нескольким самолетам было поручено блокировать Могилевский аэродром в 40 километрах севернее Быховского, чтобы оттуда не поднялись истребители.

— К взлету готовы?

— К взлету готов, — докладывает Ермаков.

— К взлету готов, — отвечает штурман.

Мигаю бортовыми огнями — прошу разрешить взлет. За аэродромом, прямо передо мной, вспыхивает зенитный прожектор. Его голубой луч вертикально вонзается в небо. Отличный ориентир для взлета. Стартерист включает зеленый огонек электрического фонаря — взлет разрешен.

— Экипаж, пошли на взлет, — произношу я и, отпуская тормоза, плавно даю полную мощность двигателям.

Перегруженный самолет медленно набирает скорость, пытается подпрыгнуть на неровностях, но я рулями не позволяю ему этого, пока не почувствую, что он набрал скорость, при которой может опереться крыльями о воздух. Одновременно контролирую разбег и по приборам. Пора. Плавно уменьшаю давление на штурвал, самолет отделяется от земли и поднимается в ночное небо. Луч прожектора гаснет…

На всем пути к цели ни единого облачка. Чем выше поднимаемся, тем ярче над нами светятся звезды. Под крылом, будто подвешенные в темноте, проплывают еле заметные желтоватые грунтовые дороги, извилистые ленты рек, блестящие трассы железных дорог. В расчетное время впереди показались идущая с севера на юг железная дорога, пересечение двух шоссейных, западнее — серое пятно. Это городок Костюковичи. Идем точно по заданному пути. Через пятнадцать минут немного в стороне проплывает Славгород, при впадении реки Прони в реку Сож. Еще минут десять — и цель. На горизонте видны огненные всплески — это летчики, взлетевшие раньше, бомбят Быховский и Могилевский аэродромы.

И вот перед нами как на ладони, весь в пожарах, аэродром. Вспыхивают взрывы. Лучи зенитных прожекторов мечутся по небу, оно довольно плотно усеяно разрывами зенитных снарядов. По прожекторам с самолетов бьют пулеметы, один за другим они гаснут. В небе становится темнее. Там, на земле, где только что пестрили выстрелы зениток, рвутся фугаски и зажигалки. В заданном секторе аэродрома сбрасываем бомбы с термитными шашками, под нами вспыхивает и разливается большое огненное пятно, занимаются пожары. Разворачиваемся «на сто восемьдесят» и залпом сбрасываем свои фугаски. Десять мощных взрывов вспыхивают на земле. А вслед за ними еще и еще, почти без пауз рвутся бомбы, сброшенные с других самолетов, взрывы большой силы перемешивают железо, бетон и землю. Огненный смерч бушует на земле. Враг уже не сопротивляется.

В середине августа командир нашего полка полковник Александр Евгеньевич Голованов был назначен командиром 81-й авиадивизии. Мы тепло простились с ним. Командиром полка стал бывший заместитель Голованова по летной подготовке майор В. П. Филиппов. Могучего сложения, добродушный, он был известен в полку как отважный летчик. Над Березиной его самолет сбили «мессеры». Покидая горящую машину последним, он выпрыгнул на высоте всего пятьдесят метров, раскрыл парашют методом срыва и приземлился благополучно. Он отлично знал боевые качества всех экипажей, относился к летчикам, прибывшим из ГВФ, с уважением, считался с нашим мнением, учитывал его в летных делах. Филиппов служил в полку с начала его формирования, все традиции и порядки сложились при нем, поэтому в жизни и боевой деятельности полка особых изменений не произошло.

С неменьшим напряжением, чем летчики, трудился наш технический состав. Не было случая, чтобы по вине инженерной службы полка, которую возглавлял военинженер 3-го ранга Михаил Сергеевич Петренко, произошел отказ в работе двигателей, каких-либо агрегатов или специального оборудования. День и ночь, по нескольку суток, не зная ни сна, ни отдыха, работали инженеры и техники, добиваясь, чтобы самолеты всегда находились в боевой готовности. Вылетая на боевое задание, мы не сомневались, что материальная часть нас не подведет. Спасибо вам, скромные наши боевые товарищи!

Сложившаяся к концу августа тяжелая обстановка на московском направлении потребовала перенесения всей тяжести бомбардировочных ударов на танковые группировки противника. Мы летали на Духовщину, Шестку, Рославль, где сосредоточивались части 3-й и 4-и танковых групп гитлеровцев, летали ночью и днем. Особенно успешно работали на «пешках» Володя Шульгин и Сергей Фоканов. Они освоили бомбометание с пикирования, и счет уничтоженных ими танков и автомашин противника все возрастал.

Но объектов врага, которые нужно было бомбить, было много, а авиации мало, и нам по-прежнему приходилось действовать небольшими группами. Несмотря на нашу малочисленность, мы наносили чувствительные удары по врагу.

В начале второй половины августа трем экипажам — Валентина Иванова, Романа Тюленева и моему — было приказано уничтожить штаб крупного танкового соединения противника, который находился на юго-восточной окраине города Рославль. Экипаж Валентина Иванова точно вышел на цель и очень удачно отбомбился. Сброшенные им бомбы с термитными шашками создали несколько пожаров, которые облегчили нам прицеливание. Противовоздушными средствами Рославль прикрыт был слабо, лучи двух-трех прожекторов робко искали нас в небе, одна-две батареи малокалиберной зенитной артиллерии вели беспорядочный огонь. За свою беспечность немцы дорого поплатились. С нескольких заходов мы прицельно отбомбились и ушли к себе на аэродром.

Утром начальник разведотдела полка капитан Таланин поздравил нас с успехом. По данным разведки, стараниями наших штурманов Константина Токарева, Андрея Квасова и Валентина Перепелицына были уничтожены штаб, мощная армейская радиостанция, штабные автомашины и обслуживающий персонал.

Не менее успешно действовали и остальные группы, бомбившие другие объекты.

Но и гитлеровцы не оставляли вас в покое. После атак немецкими истребителями-разведчиками нашего аэродрома под Мценском мы перебазировались на полевой аэродром в Егорьевск. И там нас бомбят; перебазируемся в Ярославль, а оттуда в Гаврилов-Ям. Затем из-за сложившейся на фронте обстановки, полку приказали перелететь в Елец. Перед вылетом наш стрелок-радист сержант Ермаков допустил оплошность — не законтрил замок колпака турельной установки. На взлете мощным воздушным потоком мгновенно сорвало колпак и ударило им по килю хвостового оперения. Часть киля и руль поворота срезало как ножом, самолет затрясся. Плавным разворотом «блинчиком» захожу на аэродром и приземляюсь. Виновник стоит передо мной бледный и растерянный: сразу признал свою вину и не оправдывается. Честный парень, такого и ругать не хочется…

Остаемся на ремонт в Гаврилов-Яме и застреваем там на целых две недели. Борис Ермаков искупал свою вину всем, чем мог, помогал бригаде в ремонте самолета, да и мы сложа руки не сидели, но работа двигалась медленно. В Гаврилов-Яме остались мы не одни — из-за болезни командира корабля Михаила Котырева с нами остался и его экипаж. После ремонта нашего самолета и выздоровления Котырева оба наших экипажа временно подчинили другому соединению.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.