Ц

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ц

Центр и периферия

Все ли, чем живет цивилизация, — Библия, Гомер, Платон, Аристотель — появилось в центрах власти? Не обязательно. Были столицы более могущественные, чем Иерусалим, а маленькие Афины не сравнить с Египтом. Правда, имперский Рим дал нам Вергилия, Горация и Овидия, французская монархия — классическую трагедию, а английское королевство — Шекспира. В Китае шедевры поэзии создавались в период, названный в честь императорской династии Тан. Но центром следует признать и раздробленный на множество государств и государствишек полуостров Западной Европы. Данте, Сервантес, музыка барокко, голландская живопись.

Странствия творческого импульса из одной страны в другую окутаны тайной, и, ввиду отсутствия явных причин, люди приучились говорить: Zeitgeist. Особую ясность эта проблема приобретает, когда испытываешь ее на собственной шкуре, ибо разделение Европы на творческий Запад и повторяющий привезенные оттуда образцы Восток — известный факт. Польские памятники архитектуры копируют заграничные стили — впрочем, как правило, они построены архитекторами родом из Фландрии, Германии, Италии. Храмовая живопись создавалась преимущественно итальянцами. И, скажем, парижанин может спросить: зачем мне смотреть нескольких польских импрессионистов, если я знаю картины, которым они подражали?

А теперь мы все немного запутаем. Описывая Москву 1813 года, англо-ирландский путешественник[479] отметил, что образованные люди говорят и пишут по-французски, что вполне объяснимо, ибо не может быть никакой словесности на варварском языке, использующем варварский алфавит. Тот же путешественник, проезжая по дороге в Варшаву через Новогрудок, утверждал, что эти монотонные, неприглядные и неприветливые места никогда не породят таких гениев, как Стерн[480] или Бёрк[481]. (А ведь он мог встретить на улице юного Мицкевича.)

Вскоре высшие классы русского общества не только научились писать на родном языке, но и создали на нем великую литературу — правда, начав с подражания французским писателям. Конечно, это может быть и аргументом в пользу тех, кто связывает смелость ума с центрами власти: русская литература зарождается в Петербурге, столице империи.

Творческие способности объясняли самыми разными причинами — природой, расой, неуловимым национальным духом, общественной структурой и т. д. — обычно без особого успеха. Во всяком случае, стереотип культурного центра и периферии основательно укоренился в умах жителей Западной Европы, а назвать его нравственно безразличным или безобидным никак нельзя. Немцы, убежденные в культурной неполноценности славян, массово убивали этих «недолюдей»; с другой стороны, в антиамериканских настроениях французов кроется презрение к примитивным ковбоям, которое сегодня трудно увязать с тем фактом, что центр науки и искусства переместился из Европы в Америку.

Все это — область укрепляющихся и распадающихся стереотипов. Одно следует признать: существуют молодые и старые культуры. Например, период развития языка может быть более продолжительным или более коротким. Работая с языком, я понимаю: через определенные этапы его развития невозможно перескочить, и, желая влиться в мировую литературу, я ограничен тем, что внесли в польский язык мои предшественники, — даже если сам могу к этому кое-что прибавить.

Церкви

Люди ходят в церковь, ибо они — существа двойственные. Они желают хотя бы на мгновение оказаться в иной действительности, нежели та, которая их окружает и выдает себя за единственно возможную. Эта повседневная действительность сурова, груба и жестока, трудновыносима. Человеческое «я» в глубине своей мягкое и ежеминутно чувствует, что его приспособленность к миру сомнительна.

Католическая вера учит, что окружающий нас мир преходящ, а его законы преодолел Сын Божий, подчинившись им. Князь мира сего восторжествовал и тем самым был повержен. Участвуя в мессе, мы вновь отвергаем мир без смысла и жалости и входим в реальность, где важны доброта, любовь и прощение.

Если бы для участия в мессе требовались крепкая вера и сознание, что в жизни мы поступаем, как того требует наша религия, то всех верующих, ходящих в церковь, следовало бы назвать лицемерами и фарисеями. Однако на самом деле крепкая вера — редкий дар, что до поступков, то литургия напоминает: все мы грешники. Поэтому пребывание в церкви — не для избранных.

В церковь ходят вследствие нужд человеческой природы, а знание катехизиса или даже усвоение так называемых истин веры здесь не самое главное, хоть это и желательно.