Без вины виноватые

Без вины виноватые

29 февраля

На днях появилась в одной из местных газет статья, рассуждающая о том, что в нынешнем сезоне гимназистки увлекались артистами до степени массового психоза и даже до потери собственного достоинства, в подтверждение чего приводилось в качестве фактов, что на нашем гимназическом вечере одна ученица сама первая сунула руку артисту, а другая даже завязала у него башмак. Облив помоями гимназисток и сделав из мухи слона, шпор (едва оперившийся студент, имеющий сестру в VIII классе), упомянув о влиянии современных общественно-политических условии, свалил вину за этот «психоз» на маститых педагогов, которые не стремятся пробуждать мысль в ученицах посредством более близкою общения с ними, устройства литературных вечеров, рефератов и т.п.

В VIII классе я заговорил с ученицами об этой статье. Они, не отрицая увлечения артистами, не признают все-таки фактов, унижающих их достоинство (вроде завязывания башмака, что и по-моему, не больше как сплетня). Другие же факты, приводимые в газете, происходили не так и имели вовсе не тот смысл. Когда же ученицы спросили мое мнение о статье, я вполне искренно назвал ее «пасквилем». Факта массового увлечения театром и артистами (как мужчинами, так и женщинами) я не отрицаю. Но, приняв во внимание, что театр, да еще с такой сравнительно хорошей труппой, как ныне, составляет у нас редкое явление, невольно влекущее к себе провинциальную молодежь, я не нахожу в этом ничего особенного. В этом году каждое воскресенье шли дневные спектакли для учащихся, на которые посылались даже бесплатные билеты. И я думаю, что этому надо бы только радоваться. Если же попутно некоторые гимназистки и увлекались артистами или обожали артисток, го все это имело у них детский, невинный характер. И когда у молодежи такого возраста не бывало подобных увлечений! Автор же статьи постарался придать этому увлечению какой-то унизительный для гимназисток смысл и все циркулирующие в городе сплетни огласил как факты. Правда, он винит в этом и педагогов. Но общественно-политические условия, о которых он упоминает, признаются им только по отношению к гимназисткам, к педагогам же предъявляются требования, совершенно не считающиеся с этими условиями. Литературно-музыкальные вечера — вещь, конечно, осуществимая, и они устраивались не раз в нынешнюю зиму. Но если бы их устроили и вдвое больше, то всякий театр давал бы гимназисткам несравненно более яркие впечатления, чем эти вечера, в деле устройства которых педагоги при этом строго регламентированы. Что же касается рефератов, кружков и т.п., то это уже вовсе вне пределов досягаемости для современного педагога (по крайней мере в нашем округе). Несколько лет назад здешние родительские комитеты хотели организовать разумные развлечения для учащихся, устроить клуб, читальню, рефераты и т.п. Но лишь только попечитель округа узнал об этом проекте, как пришло ужо запрещение учащимся участвовать в атом. А родительская комиссия получила строгий запрос от губернатора и должна была прекратить свою деятельность, хотя во главе этой ко миссии стояло лицо вполне благонадежное: д. с. с. и член Союза русского народа. Чего же после этого можно требовать от педагогов, связанных по рукам и ногам разными циркулярами. Но широкие круги нашего общества, не зная всей этой механики, давящей на школу, знают только стрелочников — педагогов, которые и оказываются во всех несовершенствах нашей школы «без вины виноватыми».

1 марта

В VI класс перешли к нам две ученицы из частной гимназии и, проверяя их знания, пришлось выяснить, как поставлено там учебное дело. По словесности и истории занимается там фаворитка начальницы П-ва, существо совершенно бесталанное в педагогическом отношении, но вполне пригодное для этой школы, куда стараются заманить учениц всякими поблажками. Обе перешедшие к нам ученицы оказались совершенно не умеющими письменно излагать свои мысли и за оба сочинения получили у меня два, между тем как П-ва оценивала одну из них пятерками и четверками. На мое удивление по этому поводу ученицы объяснили, как получались у них такие баллы. Сочинений они писали мало, и когда оказались не в состоянии написать характеристику Ильи Муромца (в VI классе), то баллов им совсем не поставили. Устно проходили лишь по учебнику, спрашивали только заданный урок, никогда не обращались к старому. Понятно, что, с одной стороны, получались отличные баллы, а с другой — полное невежество и неумение мыслить и говорить. Недаром одна из них возражала нашей историчке, что она совсем не понимает ее вопросов, т<ак> к<ак> ни о чем подобном у них никогда не говорили. Подготовка по русскому языку в младших классах там дается, только очень странная. До нынешнего года там занималась учительница, сама не знавшая грамматики и державшаяся только потому, что ладила с П-вой и начальницей. Когда же поссорилась с ними, то на экзамене им ничего не стоило оскандалить ее, после чего она удалилась. Ныне приехала новая учительница, особа с громкими фразами и широкими планами (вроде устройства в гимназии «старинного театра», на манер петербургского), из которых, впрочем, ровно ничего не осуществила. Но когда пришлось заняться обыденной работой с ученицами, то здесь оказалась крайняя наивность. Темы классных работ, например, заранее сообщаются ученицам, родители и репетиторы пишут им дома, в классе они переписывают, и в результате опять отличные баллы. Эта же цель — цель внешней успешности — преследуется и некоторыми коллегами по реальному училищу. Там, например, русский язык преподается каким-то бесталанным юристом, совсем не умеющим преподавать, но зато имеющим солидную «бабушку» в округе. А чтобы не ударить лицом в грязь, он сначала исправляет диктовки учеников, потом велит им переписать и, наставив хороших баллов, представляет эти тетради своему начальству как свидетельство о своих успешных занятиях.

2 марта

Словесницы все угнетают меня своим отношением к делу. Небрежное отношение к грамматике привело к провалу двух пробных уроков, которые им придется передавать (в прошлом году из Мучениц ни у одной не было провала, а ныне из 6 провалено уже 2). По словесности пришлось выбросить из Толстого «Воскресение» и обзор позднейших его произведений. что прежде всегда проходили. Да и то, что успели пройти, пройдено крайне невнимательно и без всякого интереса. Одним словом, нынешний состав учениц и их отношение к делу как раз вогнали меня в ту программу, которую пришлось представить мне в округ после полученного оттуда замечания. Реакция давит таким образом не только со стороны начальства, но и со стороны учениц. К слабому развитию нынешних словесниц и не отрицаемой и самими ими лени прибавляется в последнее время еще какой-то дух противоречия, разжигаемый в них все той же И-и, которая в последнее время как бы объединила своих подруг или, вернее, подчинила их своему влиянию, вследствие чего у группы словесниц получилась своя довольно пессимистическая физиономия, отличная от общей физиономии класса. На днях, например, когда у нас шел разбор личности Левина из «Анны Карениной», И-и вдруг заявила от имени всех словесниц, чтобы я рассказал им биографию Некрасова. Я был удивлен этой выходкой и возразил, что такое заявление может быть поставлено только в ряд с их отказом взять сочинение домой, так как довольно странно было бы прервать на половине характеристику Левина и перескочить к биографии Некрасова, когда они не знают даже более важной для разбора «Анны Карениной» биографии Толстого. Но видя, что Толстой, очевидно, им совершенно не интересен (даже наиболее способная из них И-и до самого конца так и не удосужилась познакомиться как следует с его биографией), я со следующего раза, когда окончили «Анну Каренину», начал проходить Некрасова. Но в первый же день, когда им задано было прочесть автобиографическое стихотворение Некрасова, из девяти словесниц явилось только двое, и урок не состоялся. А на следующий день, хотя и явились в класс, они обнаружили такие знания, что пришлось поставить 2 двойки.

В последнее время такое отношение к делу и оппозиционный дух словесницы попытались перенести и на мои общие для всего класса уроки. И-и, например, редко слушает, когда я рассказываю, и никогда ничего не записывает, возражая странным аргументам, что лучше отвечать собственными соображениями, чем повторением чужого (как будто знания можно заменить одними соображениями). Так же ведет себя она и ее ближайшие подруги и на педагогике. А когда я спросил ее, то знания оказались очень слабыми, и она получила тройку. Для самолюбивой «первой ученицы» это было обидно, и она свалила вину на меня, говоря, что балл поставлен несправедливо. Когда же она заявила, что так думают «все», то мне пришлось сказать перед классом, что постановка балла вещь субъективная («зависящая от настроения», — добавляет И-и), зависящая не от на строения, — возражаю я — а от того, кто что считает более важным в курсе. Когда спор с И-и пошел и дальше, остальные ученицы стали ворчать, что этот разговор для них вовсе не интересен. И я перешел к уроку. Но во всяком случае попытка И-и настроить против меня класс оказалась, как мне кажется, неуспешной. Такого результата, как на словесности, во всяком случае, не получилось.

Впрочем, на одном и общем уроке у меня вышел с восьмиклассницами небольшой конфликт. Девицы были сегодня отчего-то в особенно оживленном и веселом настроении (одна из них в начале урока хохотала до истерики) и сдерживать их было очень трудно, особенно одну группу, которая, несмотря на замечания, продолжала со смехом читать какое-то приложение к «Сатирикону» и ничего не слушала. Когда я кончил спрашивать и до звонка оставалось еще минут 10, я предложил докончить заинтересовавшую их статью из «Свободного воспитания». Но так как в этой статье дальше шли уже общие выводы по поводу опыта одной свободной школы, то ученицы оказались не особо расположенными читать ее и предложили лучше почитать приложение к «Сатирикону». Я возражал, что за это еще, пожалуй, пропечатают, и убеждал их, что, прочитав фактическое сообщение о школе, полезно познакомиться и с выводами. Потом, подойдя к парте, взял у них «Сатирикон» и положил вместо него «Свободное воспитание». С-на начала читать, но мысли ее были, видимо, рассеяны смешной книгой, и она начала запинаться в словах, в пунктуации и заявила, что не понимает. А когда я полушутливо заметил, что, очевидно, кроме «Сатирикона» они ничего не в состоянии сегодня понимать, С-на обиделась и отказалась дальше читать. Л-я, которой я предложил, тоже отказалась. И тогда я, обиженный в свою очередь их упрямством, придал уроку официальный тон и начал спрашивать по методике арифметики.

3 марта

Вчерашний конфликт благодаря хорошему отношению ко мне класса прошел бесследно, и сегодня на уроках мы опять мирно беседовали. На методике русского языка я знакомил с книгами для классного чтения и, в частности, с книгой Тулупова и Шестакова «Новая школа», запрещенной теперь для школ. Ученицы заинтересовались помещенными в третьей части «Новой школы» статьями о свободе, равенстве и братстве. С-на прочла их вслух, а остальные внимательно слушали. Потом разбирали принесенные мной сочинения но педагогике. Многие писали характеристики девочек и написали очень недурно. Несколько из них прочитали в классе и слегка обсудили.

6 марта

Сегодня на педагогическом совете у меня вышел конфликт с классной дамой В-вой. Когда стали разбирать поведение ее класса, я начал говорить, что очень многие дефекты в этом отношении можно было бы предупредить, если бы классная дама внимательнее относилась к своим обязанностям. Она же, например, когда я рассаживал некоторых учениц, не могущих сидеть без разговора, не обращала на это внимания, и в следующий раз все оказывалось по-старому, или «рассадка» принимала характер какого-то издевательства (например, между двух «болтушек» садилась третья). Принятие же вовремя мер было бы на пользу не только учителю, но и самим ученицам. Классная дама только отмалчивалась, как будто дело не касалось ее. При обсуждении же поведения этого класса начальница предложила сбавить балл до 4 компании учениц, увлекавшихся артистами и даже бегавших из гимназии, чтобы встретить их на улице. Предложение было принято. А двум ученицам сбавлен балл даже до 3. Одной за то, что, рассердившись на неудовлетворительный балл, бросила тетрадь по направлению к учительнице французского языка, а другой за то, что бросила яблоком в потолок на уроке закона божия (впрочем, законоучитель этого не видел и факт подтвердила только классная дама В-ва).

7 марта

Сегодня раздаются четвертные свидетельства, и среди учениц то и дело видать заплаканные физиономии. На уроке французского языка пятиклассницы стали говорить учительнице, что многим из них сбавлено поведение и все это из-за меня. Я был очень удивлен, кто мог передать им мои вчерашние разговоры на совете в таком неправильном освещении и думал было уже на свою «приятельницу» В-ву, но, как потом оказалось, передала им это другая классная дама — М-ва, с которой у меня было столкновение еще в прошлом году из-за ее крайней нетактичности. Таким образом, классные дамы вместо того, чтобы содействовать учителям хотя бы со стороны внешнего порядка, только мешают этому и стараются поссорить учителя и учениц, не останавливаясь даже перед клеветой.

9 марта

На уроке в VII классе, когда я спрашивал учениц, стоял шум и разговоры; поэтому, когда спрошенная мной на вопрос ученица Т-ва что-то ответила, я не расслышал и переспросил ее. Но та вдруг обиделась на мое невнимание и с обычным для нее упрямством заявила, что она уже сказала и больше повторять не станет. Я посадил ее и только заметил, что эта «выходка довольно глупая». Жаль, что я не сдержал себя и не ответил на ее выходку более рассудительно. Можно бы указать, что когда только что спрошенная перед ней ученица также не слыхала моего вопроса, я только рассмеялся и повторил «ной вопрос. Спокойным отношением скорее бы можно вызвать в ней сознание некорректности ее поступка.