Внешкольный надзор за учащимися

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Внешкольный надзор за учащимися

8 февраля

Министерстве повеяло кажется новым духом, а до нас в лице попечителя фон Г-мана (ставленника бар. Таубс) только теперь докатилась в полном объеме старая волна кассовского режима. По предписанию попечителя местный комитет начальников средне-учебных заведений организовал чисто панический внешкольный надзор. Учащиеся могут быть на улице до семи часов вечера, а после этого начинается «ловля», предъявление билетов-паспортов, удостоверение личности, стычки с наблюдающими и т.п. Желающие из педагогов могут заниматься этим каждый день, но обязаны к этому классные наставники и классные дамы. Эти лица участвуют и в облавах, которые время от времени устраиваются по распоряжению председателя комитета. В назначенный председателем день от него летят в запечатанных конвертах предписания лицам надзора: быть во столько-то часов между такими-то улицами. И вот несчастные педагоги рассыпаются по всему городу, чтобы «тащить и не пущать», а председатель комитета «легкой тенью» скользит среди них, «проверяя посты». Дожили до времени, нечего сказать! Между учениками и учителями вырастает новая пропасть, отношения портятся, возникает взаимная подозрительность (в IV классе мужской гимназии на другой день после облавы один ученик вдруг спросил меня: «А Вы на каком углу вчера дежурили?» Я возразил, что классным наставником не состою и меня это не касается), растет ложь, обман. Началось переодевание учеников, вместо гулянья по улицам пойдет картежная игра дома.

Скоро ли выкурят, наконец, из нашей злосчастной школы эти кассовские пережитки вместе с его бывшими сотрудниками из истинно русских немцев!

12 марта

Внешкольный надзор привел уже к нескольким скандалам. Особенно усердствуют в поимке «чужих» реалистов мои коллеги по мужской гимназии. Один из них, С-в, довольно снисходительный к своим, поймал как-то на улице трех реалистов и, так как они отказались сообщить ему свои фамилии, донес на них в реальное училище. Там пришлось устраивать очную ставку: С-в стоял у дверей, а перед ним проходили класс за классом, чтобы он их опознавал. Опознать, кажется, так никого и не удалось, но скандал получился хоть куда! Узнав об этом, одно местное общественное учреждение (библиотечная комиссия), где С-в состоял до сих пор членом, исключило его из своего состава. А на последнем заседании комитета даже его председатель должен был поставить на вид надзирающим (имея в виду надзирающих из мужской гимназии), что они ведут себя весьма нетактично, обращаются к ученикам громко, при публике, говорят сразу в повышенном тоне, спрашивают учащихся, зачем они здесь, посылают домой и т.п., тогда как следует только, отозвав в сторону, негромко спросить фамилию, выяснять же причины пребывания ученика на улице уже дело его учебного начальства. На этом же заседании начальница частной гимназии г-жа Б-ч сделала заявление от лица своего педагогического персонала, который отказался обсуждать правила внешкольного поведения, так как находит внешкольный надзор нецелесообразным и ввиду новых веяний в Министерстве просит комитет подождать с его введением. Заявление произвело на присутствующих впечатление большой бестактности, так как комитет именно и создан для внешкольного надзора, а директивы об облавах и т.п. даны самим попечителем и в официальном заседании, где все только и ищут, чтобы подкопаться друг под друга, выразить солидарность с этим заявлением никто не посмел. Среди гробовой тишины председатель комитета заявил: «Самое лучшее, если мы будем считать, что Вашего заявления совсем не было, если же мы примем его и занесем в протокол, то от корпорации Вашей гимназии никого не останется». Тогда и сама начальница, и председатель педсовета стали усиленно заявлять о своем несогласии с протестом педагогов. А по окончании заседания г-жа Б-ч выразила даже соболезнование председателю комитета, «пропечатанному» в газете за меры по внешкольному надзору. К этому соболезнованию присоединилась и начальница нашей прогимназии г. К-на, хотя она за глаза все время возмущалась внешкольным надзором, так как у нее самой есть учащиеся дети.

А внешкольный надзор привел только к одному: учащиеся изощряются в обмане: переодеваются так, что их даже родные не узнают, и ходят везде, куда им хочется, подвергаясь при этом гораздо большим соблазнам, чем в форме. Недавно слышал, например, что гимназистки из интеллигентной семьи переодевались, чтобы пройти по улице, под вид горничных, и в результате к ним на улице даже «парни приставали», чего бы не посмели сделать, видя перед собой барышень-гимназисток.

Не лучшие результаты даст и установленная комитетом цензура кинематографических картин. На днях, например, цензора-педагоги одобрили для учащихся картину с самым отчаянным танго, председатель разослал одобрения по веем учебным заведениям. И потом даже сами ученики и родители возмущались этой картиной.

14 марта

Ну и денек сегодня выдался! О работе уже и не говорю, хотя отсидеть пять уроков дело, конечно, нелегкое. Но одних неприятностей столько свалилось, что, пожалуй, несколько дней не придешь в себя. Начну по порядку. При входе в III класс один ученик И-в вдруг со слезами на глазах просит меня позволить ему стоять весь урок. На мое недоумение И-в показал мне кисти рук с многочисленными ссадинами и сказал: «У меня все тело теперь такое, и я совсем не могу сидеть». О причине же этого он сообщил классному наставнику. Что же оказалось? Это его отец, узнав о полученной учеником двойке по географии, избил его всего ремнем с пряжкой, так что бедный мальчуган не в состоянии даже сидеть. Учителя, узнав об этом, конечно, возмущались поступком отца и даже подымали речь о медицинском освидетельствовании мальчика и только учитель географии Л-й все время злорадно повторял: «Так ему и надо!»

Все же факты этого дня, в своей совокупности, так угнетающе подействовали на меня, что я и дома чувствую себя как очумелый, нервы взвинчены, на душе тяжело, спать, наверно, опять не придется. Хорошо еще хоть то, что завтра неучебный день. А то в таком состоянии извольте-ка заниматься!

10 мая

Почти ровно два месяца не приходилось браться за дневник, хотя за ото время было много такого, что стоило записать, но под конец учебного года скопилась масса работы, мешавшей посвящать время дневнику, а еще больше выпало на мою долю неприятностей, писать о которых легче теперь, когда они уже несколько сгладились. Попытаюсь восстановить в памяти более существенное, но уже не по дням, а по предметам, группируя их по тем трем учебным заведениям, где я занимался.

Но прежде всего несколько слов о нашем окружном начальстве, вернее — о тех порядках, которые там царят, как в исто бюрократическом учреждении. Насколько аккуратно и своевременно получаются оттуда распоряжения, которые мы, подчиненные, должны исполнять! Накануне Пасхи, в страстную субботу, получаю я, например, бумагу из округа с подробнейшими наставлениями насчет отправки в армию… пасхальных подарков. Правила и списки вещей вырабатывались в какой-то особой комиссии при Министерстве, потом одобрялись министром, шли по округам, оттуда по учебным заведениям, и в результате получены были по местам, когда было поздно отправлять пасхальные подарки даже и по телеграфу. А между тем бумага снабжена еще в заключение стереотипной припиской: «О последующем прошу уведомить». Что же может тут «последовать»? И что бы у нас последовало вообще, если бы вся Россия, полагаясь на распорядительность начальства, пассивно ждала его указаний? В частности и здесь, пока чины Министерства в разных инстанциях пописывали и почитывали о подарках в армию, от нашего города уже два раза — и к Рождеству, и к Пасхе — были отправлены груды подарков специально сорганизовавшейся комиссией, причем в работе над подарками самое деятельное участие принимали именно учащиеся, Столь же своевременно посылаются у нас уведомления и по чисто учебным делам. В день окончания экзаменов получили, например, от попечителя распоряжение о том, чтобы прием экзаменов в разных учебных заведениях одного города не совпадал между собой в один день. Эта новелла нового министра была разослана по округам телеграфно, а оттуда отправлена почтой, и пока это, видимо экстренное, распоряжение шло, экзамены уже кончились. Расписание экзаменов, которое должно утверждаться попечителем, получено мной из округа 27 апреля, тогда как по этому утвержденному попечителем расписанию они должны начаться с 20 апреля, а 27-го уже кончаются. Что бы опять, спрашивается, получилось, если бы все учебные заведения вздумали в точности исполнять все действующие нелепые правила, т. е., например, не начинали бы экзаменов до их утверждения? Получилась бы настоящая «итальянская забастовка»! Не в меру усердный законник, забегающий вперед перед начальством председатель женской гимназии, Ш-ко вздумал было поступить по букве закона и насозывал совет для составления расписания экзаменов, пока не получил утверждения предельных сроков (начала и конца их). В результате были пропущены все пасхальные каникулы, ученицы слышали, что на Фоминой начнутся экзамены, но когда и какие, не знали. В понедельник на фоминой они с трепетом явились в гимназию, ожидая русского письменного, но оказалось, что экзамена нет, что педагоги и сами ничего не знают и что даже расписания не составляли. Тогда только пришлось Ш-ко бросить строгое следование законам, созвать без особого разрешения совет, составить расписание и завтра же начать осуществлять его. В других же учебных заведениях, где не жались так за буквой закона, расписание составили еще на страстной, ученицы две недели спокойно готовились к экзаменам, считаясь с их распределением, и в понедельник на Фоминой уже держали письменный русский.

Но, будучи само столь неаккуратно, окружное начальство в отношении к нам, своим подчиненным, весьма требовательно. По должности председателя мне пришлось воочию убедиться и в том, и в другом. Взять хотя бы вопрос о срочных представлениях в округ. У нас нет никакой официальной табели таких представлений, никаких официальных сборников руководящих правил. Приходится идти ощупью, действовать наугад, справляясь у знакомых, отыскивая указания в неофициальных сборниках (Кузьменко, Елисеева и т.п.), которые притом и найти здесь трудно (в прогимназии их, например, совсем нет, потому что сборник Кузьменко, выписанный еще с осени, до сих пор не получен). При таких условиях весьма недолго попасть впросак и оказаться без вины виноватым. Так обстоит, например, дело с представлением учащих. Видал в табелях, изданных Шпенцером, что для этих представлений указаны три срока: к 1 января, 1 октября и 1 мая. Не представлял я только учительницу К-ну, с назначением которой вышла из-за самого же окружного начальства большая путаница, вызвавшая подачу прошения К-ной о переводе, каковой вскоре и состоялся. И вот, когда ее новый начальник представил ее, из округа прилетела грозная бумага с запросом, почему она не представлена своевременно. Ввиду ссылки этой бумаги на циркуляр 1912 г. стали искать его в архиве женской гимназии, едва там нашли и увидали, что он требует представления не позднее как через семь дней после назначения, угрожая виновным в промедлении административными карами.