АВТОРСКОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО № 136160

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

АВТОРСКОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО № 136160

В конце 50-х годов наш завод приступил к серийному выпуску новых очень сложных машин. В них было много деталей с многозаходной резьбой. Резьба была 2-, 3-, 4-, 6- и 8-заходная, трапецеидальная и метрическая, наружная и внутренняя.

Каждый токарь знает, насколько сложна нарезка многозаходной резьбы по калибрам 2-го класса точности. Калибры на такую резьбу изготовлял я.

Работа была сложная и трудная, но, хотя и медленно, мы все же оснащали механические цехи калибрами на все виды резьбы. Хуже обстояло дело в самих механических цехах, где изготовлялись детали с многозаходной резьбой.

С нарезкой червяков, имеющих четыре, шесть и восемь заходов, высококвалифицированные токари справлялись хорошо, а вот с внутренней резьбой, с гайками на эти червяки дело обстояло плохо. Взять для примера гайку с трапецеидальной шестизаходной резьбой 24?6?8, длиной 35 мм. Внутренний диаметр резьбы 16 мм, а наружный — 25,3 мм, т.е. высота профиля почти 5 мм, шаг резьбы 8 мм, а ход 48 мм. Нарезали такие гайки резцом на токарном станке ДИП-200, проверяли резьбовыми калибрами.

Работа физически тяжелая и требующая большого нервного напряжения. Норма на нарезку одной гайки была три часа, токари механического цеха делали по две, редко три гайки в смену.

При нарезке резьбы крупного хода суппорт движется по станине стремительно, при каждом проходе надо быть очень внимательным, чтобы вовремя откинуть верхний суппорт и переключить станок на обратный ход, иначе резец врежется в патрон или в шпиндель. А таких проходов при шестизаходной резьбе надо сделать четыреста! Резец приходилось делать тонкий, так как отверстие гайки всего 16 мм, а высота профиля 5 мм на сторону.

Дело осложнялось еще тем, что контролировалась резьба по трем калибрам: один проходной с многозаходной резьбой, один проходной с одной ниткой резьбы и один непроходной, также с одной ниткой резьбы. Одно-ниточный проходной калибр служит для проверки глубины резьбы первого захода.

Изготовление резьбовых калибров с многозаходной резьбой и их проверка — дело большой сложности. Тех, кто хочет подробно познакомиться с этим, я отсылаю к своей книге.[1]

Спустя месяц после начала серийного выпуска новой машины токари механического цеха стали предъявлять претензии конструкторам-инструментальщикам: «До каких пор мы будем мучиться с нарезкой внутренней многозаходной резьбы? Сконструируйте какие-нибудь метчики, что ли, ведь мочи больше нет!»

И конструкторский отдел сконструировал комплект метчиков (шесть штук) на шестизаходную трапецеидальную резьбу 24?6?8. Метчики были длинные, и изготовление их было настолько сложно, что в нашем инструментальном цехе никто не брался их делать.

Тогдашний начальник инструментального цеха Николай Александрович Романов, опытный инженер-термист, много лет проработавший на разных заводах СССР и побывавший в других странах, вызвал меня и сказал:

— Придется, Борис Федорович, отложить пока резьбовые калибры и срочно сделать шестизаходные метчики, а то меня за них грызут каждый день на летучке у директора.

Из-за большого угла подъема резьбы (37°) метчики нельзя было шлифовать на наших резьбошлифовальных станках, имеющих наибольший угол подъема 15°. Значит, резьбу надо было нарезать начисто, как на калибрах, а потом фрезеровать канавки. За две недели со сверхурочными я едва одолел два комплекта метчиков!

Правда, работал я без энтузиазма, так как мне, как специалисту-резьбовику, было ясно, что работать метчики не будут, их сломают сразу, как только получат. Но… приказ есть приказ, и я, как дисциплинированный солдат, его выполнил.

Все произошло, как я и ожидал: на первой же гайке метчики ломались, как сахарные. Срочно сделали новые заготовки, и мне приказали сделать новую партию таких метчиков. Я пытался доказать, что это безнадежное дело, но все же пришлось начать эту пустую работу.

Я понимал, что надо что-то предложить, но что? Сделать комплект из 10 метчиков? Но я был уверен, что и это ничего не даст. Нужно какое-то совершенно новое решение. Две недели, в течение которых я делал эти метчики, мысль о создании нового инструмента не оставляла меня ни днем ни ночью. Даже начали сниться многозаходные гайки!

Калибры для контроля многозаходных резьб:

вверху — проходной многониточный;

внизу — проходной однониточный.

…Как-то в воскресенье утром вместе с компанией цеховых рыболовов я поехал на подледный лов на Яхромское водохранилище. В электричке было шумно и весело: ехали одни рыбаки, обменивались мнениями о перспективах предстоящей рыбалки, обсуждали достоинства новой капроновой жилки, недавно появившейся в спортивных магазинах… На время я забыл о всех делах, целиком отдался рыбацким интересам.

На льду Яхромского водохранилища сидели уже сотни любителей подледного лова. С утра клевало хорошо, и наша компания порядочно натаскала мелких окуней. Но потом клев кончился, и, просидев над лункой без результатов около часа, я опять вернулся к мысли о многозаходных метчиках. Перебрав в голове все возможные варианты улучшения конструкции метчиков, я пришел к выводу, что ни чего из этого не выйдет: при многозаходной резьбе сломается любой метчик.

«Сто лет нарезают внутреннюю резьбу метчиками, толкая их в гайку, — рассуждал я сам с собой. — В этом и есть загвоздка — надо не толкать, а тянуть, тогда ничего не будет ломаться! Это же так просто. Непонятно, почему никто раньше до этого не додумался?» Рыбалка потеряла для меня всякий интерес. Я вскочил с ящика, на котором сидел, и начал собирать снасти.

— Все! На сегодня хватит, на уху наловил, клева все равно нет, поехал домой! — сказал я своим товарищам и зашагал по льду к станции.

О своей идее я никому пока не сказал, и, думается, сделал правильно. При более подробном рассмотрении своей задачи я увидел, что решить ее — дело далеко не простое. Спалось плохо, но к утру в голове идея «обжелезилась», и в цех я пришел с готовым решением. Однако его надо было проверить. Я был уже опытным рационализатором и знал, как опасен чрезмерный оптимизм в новом деле. Решил ,все проверить, как говорят, втихую.

Выточил второй хвостовик к метчику, сделал в нем окно под клин и попросил знакомого сварщика приварить встык хвостовик с окном к готовому метчику с другого конца. Сварщик сделал это очень аккуратно и даже не спросил, для чего это надо. В цехе уже привыкли к моим рационализаторским «причудам».

Получился довольно странный инструмент с двумя хвостовиками: на одном был квадрат, на другом — окно под клин.

По окончании смены я задержался. Вечерняя смена у нас была не укомплектована, и на участке работало всего два или три токаря.

Еще днем я достал в механическом цехе заготовку гайки под шестизаходную трапецеидальную резьбу 24?6?8. С некоторым волнением насадил ее на новый хвостовик своего инструмента, вставил хвостовик в отверстие державки, закрепил его клином и суппортом повел все это в раскрытые кулачки патрона и в шпиндель станка. Испытания проводил на замечательном советском станке 1К62 завода «Красный пролетарий», только начавшем тогда завоевывать уважение токарей всего мира.

На станке поставил шаг резьбы, равный ходу резьбы моей детали, — 48 мм. Зажав заготовку кулачками патрона, замкнул маточную гайку на ходовом винте и пустил станок на обратный ход на самых малых оборотах. С замиранием сердца ждал зловещего хруста, с каким обычно ломается крепко закаленный инструмент. Но, к моей неописуемой радости, буквально за 20 секунд суппорт вытянул из медленно вращающейся гайки мой длинный метчик с двумя хвостовиками, а в детали осталась чисто нарезанная шестизаходная резьба. Я был готов петь от радости.

На другой день я предложил своему старшему мастеру Ивану Васильевичу Карпову прекратить изготовление шестизаходных метчиков по чертежам конструкторского отдела, а сделать новую заготовку по моему эскизу. Вместо шести метчиков в комплекте я предложил сделать только два, но с удлиненным хвостовиком и с окном под клин.

Мастер Карпов — опытный инструментальщик и очень осторожный человек. Он всегда верил мне, но тут не удержался и спросил: «А ты не ошибся, Борис Федорович? Хвостовик-то нарисовал не с той стороны!» Я ответил, что не ошибся, и попросил сделать заготовку точно так, как нарисовано на эскизе. Заготовки были быстро сделаны, и я приступил к нарезанию резьбы на первых промышленных образцах своего нового инструмента.

Сознаюсь: если обе партии метчиков старой конструкции я делал, прямо сказать, нехотя, то в эти два метчика вложил все свое искусство. И получились они чистыми, как калибры.

Второе испытание я проводил уже вместе с мастерами. Станок плотным кольцом окружили рабочие, прослышавшие про невиданный доселе метчик с двумя хвостовиками. За полторы минуты была нарезана деталь, на которую по норме полагалось три часа! Принесли калибры — и деталь пошла по рукам: каждый хотел собственноручно проверить резьбу! Но придраться было не к чему — качество было отличное.

Я снял свои метчики со станка и отнес их в механический цех токарю, который работал на нарезке многозаходных деталей. Объяснил ему, как ими пользоваться, и сказал, что зайду к концу смены.

Метчик-протяжка легко нарезает многозаходную резьбу в гайке

Был уже обеденный перерыв, но от волнения у меня пропал аппетит и пересохло во рту. Три с половиной часа я, делая свою работу, напряженно думал: «Как там работают новые метчики, а вдруг они уже сломались и моя идея потерпела крах?»

— Не дождавшись конца смены, пошел в механический цех. Мой токарь сидел около станка и курил.

— Ты что сидишь, сломал, что ли? — бросился я к нему.

— Да нет, не сломал, просто делать больше нечего: вся месячная программа деталей уже сделана, теперь можно и посидеть.

Видно было, что он тоже взволнован, но старается этого не показывать.

Пришел контролер, удивленно посмотрел на стоявший у станка ящик с деталями, потом на нас, покачал головой и стал проверять детали по калибрам. Все было в порядке. Контролер еще раз подозрительно взглянул на нас и начал ставить клеймо на деталях. Видимо, он не мог понять, откуда взялось столько деталей, и думал, что токарь как-нибудь схитрил и пытается его обмануть.

На другой день о рекорде токаря знал уже весь механический цех. Отдел труда и зарплаты отказался заплатить токарю 80 рублей, заработанные за полсмены, утверждая, что тут какое-то жульничество, и требовал расследования. Токарь пришел ко мне с жалобой.

— А ты показал им новый инструмент? — спросил я.

— Нет, я его так запрятал, что никто не найдет!

Жива еще была старая закваска в некоторых станочниках: достижения только для себя, не показывать соседям!

— Надо показать руководству цеха, чем ты работал, и тогда они тебе заплатят весь заработок за вчерашний день, — сказал я.

В конце концов он получил свои 80 рублей. За те полсмены токарь заслужил эту необычайную зарплату: надо иметь особое чутье к инструменту, быть знатоком своего дела, чтобы с первого раза учесть все тонкости никогда не применявшегося способа нарезания такой сложной резьбы, на какой я впервые попробовал свою «метчик-протяжку» (так я решил назвать свой метчик).

Метчики-протяжки разных типов

Действительно, это был метчик, резавший резьбу методом протягивания. Для него не нужно специального протяжного станка. Токарь может выточить деталь и тут же без сложной настройки на любом токарном станке «протянуть» в ней любую резьбу. Я уже тогда понимал, что в дальнейшем метчик-протяжка претерпит различные усовершенствования и модернизацию, станет еще лучше, универсальнее. Но и в настоящем исполнении она давала такой эффект, что можно было «поднять нос кверху».

Увы! Я не предвидел всех последствий своей выдумки.

Когда мое предложение о новом инструменте пришло на заключение к начальнику механического цеха, где делались многозаходные гайки, тот решительно отклонил его. Находясь под впечатлением великолепного рекорда производительности, начальник цеха Андрей Петрович Севостьянов заявил:

— У меня работает самый квалифицированный токарь 5-го разряда,[2] который ежемесячно дает столько многозаходных гаек, сколько нужно для выполнения плана. Токарь полностью весь месяц загружен этой работой, спокойно делает свое дело, и я не знаю с ним никаких забот. А теперь — извольте, он сделал месячную работу за полдня! Что, скажите мне пожалуйста, я ему дам на остальные двадцать пять дней?! Отрезку материала, что ли?! Теперь я должен буду ежедневно подыскивать ему работу 5-го разряда! Предложение отклоняю, пусть все будет, как было!

Так закончился мой разговор с начальником механического цеха. Это был пожилой квалифицированный инженер, поработавший за границей, побывавший в Соединенных Штатах Америки. Перед этим он занимал ряд командных должностей на заводе, был и начальником инструментального отдела завода. Он знал и понимал инструмент. И вот поди ж ты! Такова сила инерции старой техники, таково следствие неверия в творческие способности рабочих-умельцев!

Чувство нового развито у всех по-разному. Можно, видимо, быть умным и способным к технике человеком и все же не обладать этим чувством. На первый взгляд это кажется нелепостью, на самом же деле такое явление не редкость.

К счастью, мы живем при социалистическом строе, а он имеет свои особенности и располагает средствами преодолевать результаты подобных нелепостей. Как бы ни были сильны противники нового и прогрессивного, как бы ни были они умны и какие бы посты ни занимали, рано или поздно новое пробьет себе дорогу, ибо наша партия и общественный строй всегда поддержат пытливого человека и его дельные предложения.

Так было и с моим новым инструментом. Его эффективность была очевидна даже для неспециалистов, предложение было принято, оформлено и была подсчитана солидная экономия, которую сулило его применение. К сожалению, такие дела связаны с затратой многих сил и времени.

Как-то начальник бриза Глебов привел ко мне в цех работника Госкомитета по делам изобретений Косинского и попросил показать метчик-протяжку. Посовещавшись, они предложили оформить заявку на изобретение этого инструмента. Заявка была составлена, отослана куда надо, и очень скоро пришел ответ на нее:

«В вашем инструменте отсутствует элемент новизны, и поэтому оно (?) не может быть признано изобретением».

Подпись и печать.

Всем, кто рискнул терзать себя творческими исканиями, а затем пытался получить признание полезности их результатов, знаком этот стереотипный ответ. Институт государственной патентной экспертизы рассылает его тысячами своим заявителям.

В настоящее время, когда я уже «закалился» в спорах с патентной экспертизой, такой ответ не вызывает во мне никаких эмоций. Но тогда, с непривычки, я был просто убит горем. Как же так «нет новизны»? Значит, мой инструмент давно известен? Значит, я старался впустую, изобретал велосипед? Не может быть!

К этому времени я уже побывал на многих заводах, знал, можно сказать, почти все, что есть нового в технике изготовления резьбы, но нигде не слыхал и не читал о метчиках-протяжках.

«Нет, тут что-то не то», — решил я и настрочил возражение эксперту по всей форме.

Я тогда еще не знал, что для экспертизы важна не только (а может быть, и не столько) сущность предполагаемого изобретения, но и форма, слова, которыми выражен предмет изобретения. В области этой технической лингвистики у меня тогда не было никакого опыта, поэтому я очень скоро получил второй ответ эксперта, где все мои доводы начисто отметались и давался окончательный ответ: не годится, отказать…

Я совсем было опустил крылья и вгорячах решил больше не связываться с этой организацией. А между тем популярность метчика-протяжки росла с каждым днем. Шесть цехов нашего завода заказали инструментальному цеху метчики-протяжки по моим чертежам. Наш цех изготовил их, и они были с благодарностью приняты и успешно использованы почти во всех цехах. Я показал их в Московском доме технической пропаганды. Горховер и Тарлинский предложили мне выступить с показом их чуть ли не на всех машиностроительных заводах Москвы и Московской области.

Я демонстрировал работу метчика-протяжки на многих московских заводах, и везде она вызывала восхищение рабочих и инженеров. Однако я чувствовал, что в ней еще есть много недоработок, что над этим инструментом придется еще много поработать как в части теоретических расчетов, так и в области экспериментальных испытаний.

Может быть, я так и не получил бы авторского свидетельства, если бы не помог один случай.

Когда я уже решил поставить крест- на этом деле и больше не тратить силы на споры с Институтом патентной экспертизы, к нам на завод по каким-то делам приехал инструктор Отдела машиностроения ЦК КПСС М.Г. Скрябин. Разговаривая с ним, начальник бюро технической информации между прочим рассказал ему о метчике-протяжке, и Скрябин пожелал ее увидеть.

В механическом цехе ему показали на сложной многозаходной резьбе, как она работает. Скрябин попросил познакомить его с автором, и Супонев привел его ко мне. Михаил Георгиевич оказался инженером, достаточно сведущим в области резьбового инструмента, с ним легко было беседовать на такую специальную тему. Он спросил меня:

— А какой номер авторского свидетельства на метчик-протяжку?

Я молчал, а Супонев за меня ответил, что мне отказали в выдаче авторского свидетельства.

— Вы могли бы подарить мне одну метчик-протяжку? — спросил Скрябин.

Посоветовавшись со своим мастером, я подарил Скрябину метчик-протяжку для трапецеидальной резьбы 14?3.

Через несколько дней меня вызвали к телефону. Звонил Скрябин.

— Зайдите в Комитет по делам изобретений к товарищу Майкапару, — сказал он, — захватите с собой материалы по вашей заявке и, если можно, «живую» метчик-протяжку!

Первый визит в Государственный комитет по делам изобретений и открытий вышел не очень удачным. Я считал себя обиженным неоднократными отказами, говорил запальчиво и, как потом понял, вел себя неправильно.

Думаю, что Майкапар готов был просто выгнать меня, и только рекомендация Скрябина останавливала его. К концу разговора мы чувствовали острую неприязнь друг к другу, но все же порешили на том, что я приду еще раз, и пораньше, а Майкапар к тому времени подробнее изучит материал. Метчики-протяжки, которые я принес, он попросил оставить у него до следующей встречи.

Следующая встреча прошла спокойно, мы разговорились по душам. Евгений Александрович Майкапар оказался очень дельным человеком. Впоследствии мы стали добрыми друзьями и поддерживаем хорошие отношения до сих пор.

Майкапар рассказал, что, прежде чем стать экспертом Госкомитета по делам изобретений и открытий, он прошел большой путь инженера-машиностроителя и сам пытался изобретать.

— Институт патентной экспертизы, — сказал он, — в свое время «зарубил» мне семь заявок на изобретения, и я ничего не мог сделать — пришлось признать их правоту.

Постепенно передо мной стала яснее вырисовываться деятельность Института патентной экспертизы. Выяснилось, что для того чтобы получить авторское свидетельство, мало изобрести новинку, надо еще быть хорошим словесником, умеющим искусно составить так называемую формулу изобретения: нужно в одной фразе так раскрыть сущность изобретения, чтобы она была ясной, и в то же время показать, что данное новшество нигде и никогда в мире еще не существовало. Это было мне не под силу!

Майкапар рассказал мне о Государственной патентной библиотеке и научил пользоваться мировым собранием патентов. Патентная библиотека тогда помещалась напротив Комитета изобретений, в здании Политехнического музея, и я на другой же день пошел туда.

— В вашей метчике-протяжке есть изюминка, я почти не сомневаюсь в ее новизне, но составить формулу изобретения будет трудно, — сказал Евгений Александрович. — Надо в Патентной библиотеке просмотреть и изучить все патенты, касающиеся способов получения резьбы.

Сперва это казалось мне совершенно невозможным делом. Однако в библиотеке все оказалось гораздо проще. Все отрасли науки и техники разбиты там на классы и подклассы, все имеют свои буквы и номера. Когда я попросил дать патенты по резьбовым делам, мне сразу дали список названий патентов по резьбе со всех стран мира. По этому списку я быстро отобрал с десяток патентов Швеции, ФРГ, США и наших советских, которые имели хотя бы отдаленное отношение к моей метчику-протяжке. Мне дали просмотреть эти патенты. Тут же в библиотеке сидели переводчики, которые сразу перевели мне на русский язык сущность иностранных патентов. Кроме того, в описаниях были схемы и фотографии. Все оказалось очень просто.

В течение одного вечера мне стало ясно, что в мировой технике инструмент, подобный метчику-протяжке, еще не известен и что возражения Института экспертизы в общем-то построены на песке. Все это я доложил Майкапару при следующем свидании.

— К нам обращаются сотни изобретателей-с самыми нелепыми идеями, — сказал Евгений Александрович, — поэтому мы уже привыкли относиться подозрительно к каждой заявке. Институт же экспертизы завален тысячами заявок со всех концов страны и для скорости действует по такому принципу: если есть в заявке хоть что-нибудь, отдаленно похожее на какой-нибудь существующий патент, — сразу пишется отказ.

От Майкапара я узнал много нового и необходимого в области патентования изобретений. Он был первым моим учителем в этой области.

Я до сих пор благодарен инструктору Отдела машиностроения ЦК КПСС М.Г. Скрябину за его внимание к моему творческому труду и за то, что он познакомил меня с таким хорошим человеком — Майкапаром. С его помощью я составил, наконец, правильную формулу изобретения. Было написано последнее возражение, и я вскоре получил свое первое авторское свидетельство. Его номер — 136160.

Тяжело оно мне далось, но через него открылись глаза на многие вещи, которые необходимо знать каждому изобретателю.

В Доме научно-технической пропаганды меня поздравили с первым изобретением и настойчиво просили продемонстрировать его не только на московских заводах, но и в области. Теперь это можно было делать смелее, любую аудиторию можно было посвящать во все тонкости работы и изготовления нового инструмента.

Однажды я читал лекцию о новых видах режущего инструмента инженерам, конструкторам и технологам. В перерыве ко мне подошли три инженера и показали деталь с внутренней пятизаходной резьбой небольшого диаметра.

— Нас очень лимитирует эта деталь, — сказал один из них. — Нам требуется в год тысяча деталей с такой резьбой, а норма на нее — два часа. Не могли бы вы помочь нам?

Я ответил, что если для нарезки этой детали применить метчик-протяжку, то норма на нее будет две минуты. Все трое рассмеялись.

— Вы большой шутник, товарищ Данилов!

— Пойдемте после лекции в цех, и я вам покажу, как работает метчик-протяжка, — сказал я. — У меня нет сейчас именно этого размера, но очень похожая метчик-протяжка есть с собой.

В цехе была быстро выточена заготовка, и рабочие обступили токарный станок, на котором я проводил показ. Маловеры-инженеры стояли в толпе за моей спиной. Когда метчик-протяжка сделала свое дело в течение полутора минут и готовая деталь пошла по рукам, я услышал за своей спиной такой разговор.

— Видел? — спрашивал один инженер у другого.

— Видел!?- ответил тот.

— Ну, какое впечатление? — допытывался первый.

— Как в сказке! — ответил только что сомневавшийся инженер.

Я не обернулся к ним, хотя испытывал большую радость от такого разговора.

Дом научно-технической пропаганды имени Дзержинского делал большое и полезное дело. Спокойно, методически, без шума с его помощью удалось ликвидировать много «узких мест» на ряде заводов. В Доме техники я познакомился с представителями науки, занимающейся инструментом. Первый кандидат технических наук, с которым я познакомился, был Андрей Васильевич Акимов, начальник лаборатории резания Всесоюзного научно-исследовательского института инструмента. Высокого роста, худощавый и прямой, он походил больше на мастера спорта, чем на ученого. Он предложил мне показать работу метчика-протяжки в их институте на Большой Семеновской улице.

Ученый коллектив лаборатории резания заинтересовавался инструментом и дал ему положительную оценку. Однако Акимов сразу сказал мне, что метчик-протяжка требует дальнейшей разработки для придания ей большей универсальности и что, возможно, институт в ближайшие годы включит ее в план научных работ, если я не возражаю.

Я, конечно, не возражал. Меня смущало только «в ближайшие годы»! Я еще не знал тогда, что научные исследования проводятся необычайно медленно и по плану, рассчитанному на пять лет вперед. Мой инструмент не был запланирован, поэтому на его изучение не отпущено ни денег, ни времени.

— В ближайшие два года мы не сможем заняться метчиком-протяжкой, хотя она представляет несомненный интерес, — сказал Акимов.

Я мог быть доволен — теперь мое изобретение признала и наука. На заводах же, где приходилось выступать, метчик-протяжка после первого же показа принималась на вооружение, и ее начинали изготовлять своими силами.

Конечно, не обошлось и без противников нового инструмента. Например, когда Госкомитет изобретений предложил Московскому инструментальному заводу (МИЗ) метчик-протяжку для массового изготовления, руководство завода встало на дыбы и категорически отказалось. Впоследствии руководство завода сменилось, МИЗ изменил свое мнение об этом инструменте, но изготовлять его серийно так и не стал.

Прошло уже несколько лет, как метчик-протяжка серийно выпускается Свердловским инструментальным заводом. На сотнях заводов во всех республиках нашей страны работают этим инструментом. Еще 31 декабря 1962 г. газета «Вечерняя Москва» в статье «Клад токаря Данилова» писала:

«В ГДР, Венгрии, Болгарии, Чехословакии и Польше, Китае и Румынии начали пользоваться изобретением московского рабочего — метчиком-протяжкой…»

И, несмотря на все это, по сей день с соседних заводов, расположенных в нашем же районе Москвы, приходят к нам специалисты и спрашивают: «А что это такое, метчик-протяжка? Вы не могли бы нам показать?» Плохо, очень плохо еще поставлена у нас служба технической информации!

После того как метчик-протяжка была включена в план научных работ ВНИИ инструмента, она постоянно совершенствуется, и мы находим в ней все новые и новые возможности.