Глава XXVIII Заседание подпольного парламента

Глава XXVIII

Заседание подпольного парламента

Благодаря специфике деятельности, которой я довольно долго занимался в подпольном движении, я имел представление обо всей его структуре и в целом о положении дел в Польше. Главнокомандующий АК и глава Делегатуры приняли решение использовать эти знания иначе.

Они послали меня в Лондон, в распоряжение польского правительства в изгнании, чтобы через него связаться с властями союзников, в первую очередь англичан и американцев. Мне было поручено сообщить им то, что я знал, о нашей деятельности и обо всем, что здесь происходит. Приготовления к отъезду заняли несколько недель. Прежде всего нужно было раздобыть необходимые документы. Идти через Венгрию на этот раз не имело смысла — в Англию оттуда не попадешь. Лучше было попробовать добраться до Испании или Португалии через Францию и желательно с хорошими документами.

Достать бумаги, удостоверяющие личность, оказалось не так сложно. Я занялся этим сам. Опыт подпольной работы приучил меня больше полагаться на себя, чем на других, и я составил план, решив воспользоваться тем, что в Польше в то время было немало иностранных, в том числе французских, работников. Только в Варшаве на немцев работало более двух тысяч французов. Результат коллаборационистской политики французского правительства, охотно снабжавшего Третий рейх рабочей силой. Среди них были инженеры, техники и простые рабочие. С одним из таких техников, Полем Тьенпоном, я был знаком — случайно встретился с ним в семействе Бурдо, потомков осевших в Польше еще в XIX веке французов. Мы отлично поладили. Поль был веселый, смешливый малый, любитель хорошо пожить и поболтать, однако, когда надо, он умел держать язык за зубами. Кроме того, он не упускал случая урвать деньжат и торговал из-под полы чем попало: контрабандными продуктами из Франции и даже морфием и кокаином. В основном его клиентами были немцы, но бывало, что и Сопротивление по каким-то причинам прибегало к его услугам. На его жадность я и рассчитывал. Вообще, как я много раз убеждался, гораздо легче перехитрить того, кто почитает себя умником, чем простодушного, наивного парня.

Раз в три месяца каждому работавшему в Польше французу полагался двухнедельный отпуск, чтобы съездить домой. Убедившись, что Тьенпон как раз скоро должен получить такой отпуск, я при новой встрече у друзей навел разговор на эту тему и пригласил его на следующий день пообедать в ресторане. Он радостно согласился.

В ресторан я пришел пораньше и попросил знакомого официанта проследить, чтобы рюмка у моего гостя не стояла пустой. Тот живо смекнул:

— Надо, чтоб он слегка окосел? Будет сделано!

Француз так и сиял, только что руки не потирал от удовольствия. Я спросил, чему он радуется:

— У вас такой счастливый вид, будто вы нашли золотую жилу.

Он засмеялся:

— Жилу не жилу, но все-таки! Приятель привез из Франции опиум. Немцы это дело любят. Можно неплохо заработать.

— А я-то хотел вам кое-что предложить, но раз вы теперь разбогатели…

— Э-э! Разве я сказал, что уже разбогател? Когда-нибудь — может быть. А пока и мелочью не побрезгую. Что за предложение?

— Мне нужно съездить на некоторое время в Париж. У меня там друзья…

— А я-то при чем? Я же не проводник.

— Вы скоро получите отпуск и разрешение на выезд. Если вы отдадите мне свои документы, я сменю фотографии и смогу уехать. Вы же отдохнете в одном имении под Люблином, а через две недели вернетесь на работу и заявите, что у вас украли документы в трамвае. За это полагается штраф в двести марок, который мы, разумеется, оплатим в дополнение к общей сумме вознаграждения. Согласны?

Француз, видимо, принялся соображать, насколько рискованна эта затея, и, поразмыслив, согласился. Сговорились на тридцать тысяч злотых.

Выходя из ресторана, Тьенпон взял меня под руку и сказал:

— Я не хочу знать, зачем вы едете во Францию и что собираетесь там делать. Меня это не касается. Думаю, вы не одобряете то, чем я занимаюсь. Но забудем об этом. Прежде всего, я француз. Может быть, плохой, глупый француз, но… ваше предложение я принял потому, что ненавижу немцев и готов помочь таким людям, как вы…

Я тут же сообщил своему начальству, какая возможность мне представляется. Поначалу эта идея не вызвала энтузиазма, но я сумел всех убедить и получил добро. Самая большая трудность состояла в том, чтобы сойти за француза. Язык я знал хорошо, но говорил с акцентом. На территории Генерал-губернаторства и Германии бояться нечего — там я могу объясняться по-немецки. Этим языком я владел хуже, но для француза — я же выдавал себя за француза — сойдет. Однако по ту сторону границы любой настоящий француз с первого слова признает во мне иностранца. Единственный выход — говорить как можно меньше. Все остальное — подделка документов и прочее — для нас было просто детской игрой. Все документы, которые я должен был вывезти, в общей сложности около тысячи страниц, собирались сфотографировать. Микрофильмы займут места не больше, чем три спички, их спрячут в рукоятку бритвы и запаяют так прочно, что обнаружить тайник будет невозможно[136]. Я был совершенно спокоен. Все детали поездки тщательно продумывались. Время импровизаций прошло, теперь Сопротивление гораздо лучше заботилось о безопасности своих курьеров.

За несколько дней до отъезда моя связная принесла мне крохотную записку на тонкой бумаге, в которой говорилось, что через два дня я должен явиться на заседание Политического согласительного комитета, что там будут Грот и Равич и что за организацию заседания отвечает некто Ира, которая уже знакома с моей связной.

Грот[137] — псевдоним главнокомандующего АК, Равич[138] — главы Делегатуры.

Назавтра связная привела ту самую Иру. Это была крупная женщина с военной выправкой и унтерскими замашками. Даже не поздоровавшись, она отчеканила:

— Вы должны выйти из дома завтра утром, ровно в восемь. У подъезда будут ждать две связные: ваша и еще одна — она отведет вас в условленное место. При себе иметь безукоризненные документы. Никаких компрометирующих бумаг! Главнокомандующий и без того подвергается большому риску.

Мне совсем не понравился такой тон, и я съязвил:

— Благодарю за указания. Сам я бы никак не додумался.

Она даже не взглянула на меня и продолжала:

— Я буду дожидаться вас там, куда вас приведет вторая связная. Всю дорогу за вами будут наблюдать наши люди. Если мы убедимся, что за вами нет слежки, я отведу вас на заседание. Понятно?

— Так точно. Может, у вас заготовлена для меня новая биография?

— Этого не требуется! — отрезала она и ушла.

На другое утро в восемь часов связная ждала меня на ближайшем углу, вместе с какой-то пожилой женщиной. Она представила меня этой женщине, а сама ушла. Вторая связная оказалась приятной и неглупой, мы с ней добрались трамваями с двумя пересадками до Жолибожа, вошли в высокое современное здание, поднялись на пятый этаж и позвонили два раза очень простым кодом: один звонок короткий и один длинный. Дверь открыла Ира. Впустив нас в квартиру, она связалась с кем-то по телефону и после короткого разговора соизволила взглянуть на меня:

— Готовы?

Я кивнул.

— Тогда вперед. Я пойду первой. Вы — в десяти шагах позади. Если что, вы исчезаете и вы меня не знаете. Ясно?

Мы вышли. Ира зашагала первой, не оборачиваясь и такими здоровенными шагами, что мне пришлось прибавить ходу, чтобы не потерять ее из виду Наконец она остановилась у костела и вошла в него. Через пару минут — я тоже. Костел был почти пуст. Ира сидела в третьем ряду скамеек. Еще несколько минут спустя она встала, не глядя, прошла мимо меня, направляясь вглубь храма, открыла какую-то дверь и исчезла. Я последовал за ней. Дверь вела в длинный сырой коридор, пройдя по которому мы вышли во двор частного дома. Ира вошла в дом, я за ней. Мы поднялись на третий этаж. Ира постучала в дверь. Открыл молодой человек среднего роста, спортивного сложения, с энергичным лицом.

— Привели Витольда? — спросил он Иру.

— Да, вот он.

— Вас никто не заметил?

— Нет, — ответила она и холодно продолжала: — Но могли бы. Надо было назначить другое место встречи. В это время дня мало кто ходит в костел. Когда выходишь через боковую дверь, привлекаешь внимание. Да еще этот нищий! Свежевыбритый! Кто поставил наблюдателем такого кретина? Сплошная любительщина!

Под этим градом упреков молодой человек опустил голову.

— Мы как раз собираемся выбрать другое место, — пробормотал он.

Ира коротко кивнула на прощание и вышла. Молодой человек облегченно вздохнул:

— Уж очень строга!

— Даже слишком! — подтвердил я. — Куда теперь?

— Иди за мной.

Мы миновали множество узких коридоров и комнатушек и остановились перед дверью в большой зал. Мой спутник вошел, а меня попросил подождать. «Он пришел», — услышал я его голос за дверью, и тут же он выглянул снова и позвал меня.

В зале за большим столом сидели люди, вершившие судьбы Польши: глава Делегатуры, главнокомандующий Армией Крайовой, представители основных политических партий и руководитель администрации Делегатуры[139]. Всех их, кроме представителей Национальной партии и Партии труда, я хорошо знал. Эти двое вошли в состав Делегатуры недавно, заменив арестованных предшественников.

Лидер социалистов[140], с которым я уже не раз встречался, и главнокомандующий пошли мне навстречу, чтобы помочь освоиться. Главнокомандующий, высокий, пожилой, изысканно вежливый человек, отличался скупыми жестами и внушительной манерой говорить. Он дружески обнял меня за плечи и спросил:

— Когда вы уезжаете в Англию, молодой человек?

— Примерно через неделю, пан генерал, — почтительно ответил я.

— Все уже готово?

— Да, пан генерал Мне осталось только встретиться с еврейскими политическими лидерами и поговорить с представителями каждой партии.

Командующий усмехнулся:

— Ах, молодость! Вы твердо намерены ехать? В последний раз нам стоило большого труда вытащить вас из гестапо. Кстати, как ваши руки? Ну-ка покажите.

Я закатал рукава и вытянул руки. Вокруг нас столпились желающие посмотреть.

— Мне недавно сделали пластическую операцию, — сказал я, разглядывая свои руки, будто никогда их не видел. — Все зажило, остались только мелкие шрамы. Наши врачи отлично поработали.

Пожилой лидер социалистов с сомнением сказал:

— По-моему, отправлять вас с этим заданием неразумно. Эти шрамы могут вас выдать. Гестапо вас опознает. — Он помолчал. Пожал плечами и добавил: — А, к черту все это! Кто скажет, что опасно, а что нет? Приступим к делу.

Все расселись вокруг стола. Глава Делегатуры подождал, пока все утихнут, и начал заседание по всей форме:

— Имею честь открыть тридцать второе заседание исполкома Комитета. Я рад приветствовать главнокомандующего Армии Крайовой, которого позволил себе пригласить, учитывая важность рассматриваемого сегодня вопроса. Мы собрались здесь, чтобы вручить курьеру Витольду для передачи нашему правительству в Лондоне и тамошним представителям политических партий документы, касающиеся положении Польши и деятельности Сопротивления. Наш эмиссар должен также связаться с главами союзнических стран и рассказать им о происходящем в нашей стране. Разумеется, это будет сделано при посредничестве нашего правительства, которое уже предупреждено телеграммой об отправке курьера и его маршруте. Лидеры партий передадут Витольду свои документы, которые он вручит соответствующим представителям в Лондоне при личной встрече. — Он повернулся ко мне и, пристально глядя мне в глаза, с нажимом сказал: — Мы уверены, что наш эмиссар выполнит возложенную на него миссию с полной беспристрастностью, вручит все доверенные ему документы строго по назначению, независимо от его собственных убеждений. Сегодня он получит официальные инструкции и мы изложим ему нашу точку зрения на важнейшие политические проблемы. Информация военного характера идет по другим каналам.

Стенограмму этого заседания потом зашифровали и микрофильмировали. Она должна была послужить основой моего доклада в Лондоне. Выступающие говорили спокойно, с расстановкой. Они понимали, что их слова и мнения станут решающими в глазах лондонских властей, отразят чувства и чаяния оккупированной Польши и определят дальнейшую политику правительства.

— Нужно еще больше сплотить поляков… Коалиционное правительство должно представлять весь народ… Ни одна партия не имеет права снимать с себя ответственность за действия и политику правительства… Преемственность польского государства не должна прерываться… Преемственность государства не означает преемственности институтов… Новая Польша будет демократической… Традиция парламентаризма, которая возродилась во время Сопротивления, будет основой новой Польши… Политические партии сообща борются с оккупантами и поддерживают правительство, но у них разные программы, и они хотят сохранить эти различия… В новой, свободной Польше свободный парламент, выбранный на всеобщих свободных выборах, будет определять общественные институты, политическую и социальную структуру государства… Эти выборы покажут истинный расклад политических сил и степень поддержки населением каждой из партий.

Воля польского народа к сопротивлению не ослабевает, он по-прежнему готов идти на жертвы… Надо любой ценой отстаивать непримиримое отношение к оккупантам… В Польше не было и не будет своего Квислинга… Случаи предательства и сотрудничества с врагами крайне редки, и все они неотвратимо караются… Предателей безжалостно уничтожают… Правительство в изгнании должно понимать, каким тяжелым испытаниям подвергается страна… Оно должно всячески помогать соотечественникам и призывать на помощь правительства союзников… Эмиграция должна забыть о политических амбициях и прекратить все распри… Участь эмигрантов не лучше и не хуже участи оставшихся в Польше… Эмиграция должна участвовать в борьбе союзников за победу… Когда после войны эмигранты вернутся на родину, они смогут применить накопленный на Западе опыт.

Пусть союзники знают: поляки возлагают на них надежду… Все их заявления о Польше принимаются тут всерьез. Когда Запад говорит: «Весь мир восхищается несгибаемым мужеством поляков перед лицом врага и никогда не забудет о нем», поляки так и понимают, что весь мир восхищается их мужеством и никогда не забудет о Польше…

Заседание продолжалось несколько часов. В заключение слово взял Грот. Он подчеркнул важность доставки в Польшу как можно большего количества оружия и боеприпасов и заверил, что все оно пойдет в ход — каждая граната нанесет максимальный урон противнику.

После этого заседание закончилось, и участники его стали расходиться по одному, в строго установленном порядке.

В Лондон была отправлена шифровка:

Курьер выезжает в ближайшее время. Маршрут: Германия, Бельгия, Франция, Испания. Во Франции и Испании он пробудет по две недели. Предупредите все центры связи во Франции и всех представителей союзников в Испании. Пароль: «Я приехал к тете Зосе». Имя курьера — Карский[141].