На рассвете

На рассвете

В тот день у Зубакина была смена как смена, сталеплавильный пролет жил своей обычной горячей жизнью. Полыхали топки печей, натужно-монотонно ревели дуги, сталевары вели привычный диалог с огнем.

Печь эта в ЭСПЦ-3 ЧМЗ отличается от других разве тем, что в ней плавят самые ответственные сплавы. Потому, видимо, и подобрались здесь сталевары особой рабочей марки: Герой Социалистического Труда Василий Николаевич Зубакин и кавалер орденов Октябрьской Революции и Трудового Красного Знамени Евгений Иванович Воинов. Есть и без титулов, молодежь: Борис Редькин, Александр Федякин, но той же сталеварской школы.

О Василии Зубакине газеты пишут часто. Где освоение новых методов сталеварения, туда и направляют Зубакина.

И вот эта смена… В преддверии утра даже звуки в цехе какие-то сонные, кажется, жизнь в нем идет замедленно, не спеша. Ночная смена всегда труднее. Особенно с годами. «До пенсии — рукой подать, каких-то года два, а там…»

Зубакин даже не мог представить, что будет там… Что значит каждую ночь спать дома, никуда не спешить, ни о чем не думать. За свою жизнь треть ночей он провел у огня. Каким же оно будет вечное безмолвие, безлюдие в уютном мире коммунальной квартиры?

Зубакину порой самому непонятно, чем приворожила эта работа у жерла «действующего вулкана». Есть и другие профессии, спокойней и ничуть не хуже…

Сам себе признавался:

— Нет, Василий, не по тебе другие профессии. Уважаешь ты, к примеру, слесарное ремесло, да ведь не пошел бы в слесари. Нет. Ну а сыну что посоветуешь?

Вопрос оставался открытым. Начиналось боренье чувств. Так устроено родительское сердце — оно всегда хочет оградить детей от перенесенных им самим перегрузок.

Мысли прервал подручный:

— Может быть, допинг пора давать?

— Пора, пожалуй.

Дали кислород. Металл заклокотал. Из открытого зева кверху пошли клубы дыма — выгорал углерод.

Скачали шлак, взяли пробу. Вскоре лаборатория сообщила по селектору результат плавки.

— Ну что, вот и финиш.

Василий Зубакин встает из-за столика в щитовой, бросает взгляд на приборы, идет к печи, заглядывает внутрь.

Кипящий сплав, гудящие дуги. Все как было, все как есть.

Два десятка лет назад он первым зажег в этом цехе электрическую дугу.

Еще раз мельком взглянув на приборы, привычным движением нажимает кнопку на щите управления. Печь покорно стихает.

Здесь хочется применить кинематографический прием и повторить кадр.

«Привычным движением нажимает кнопку. Печь стихает». Стоп-кадр. Остановим мгновение. Никто этого не заметил и не запомнил. Все было обыденно, буднично. А в печи погасла электрическая дуга. На этот раз, чтобы больше никогда не появиться вновь. Сталевар выключил ее время. Никто не заметил, что в металлургии произошла смена эпох.

Жаль, что наши кинодокументалисты не следят за этой бесшумной революцией, и исторические моменты остаются за кадром.

…Слит последний металл. Печь медленно остывала. Смену на этот раз никто не принимал.

Когда Зубакин вышел из цеха, было еще темно, тихо. Где-то за дымкой, за тридевять земель, угадывалось осеннее солнце. Трудно, но упрямо разгоралась далекая заря.