Вылет на рассвете

Вылет на рассвете

Сентябрь сорок третьего года радовал успехами на фронте. Под ударами частей Советской Армии враг отходил за Днепр.

И то, что Сохатому посчастливилось увидеть почти беспорядочное отступление фашистских войск, воспринималось им как награда за трудные дни сорок первого и сорок второго годов. Именно в этих местах ему с товарищами пришлось дважды обороняться, терять боевых друзей, отходить на восток.

Но с радостью наступления приходили и новые трудности: летчикам надо было успевать бить убегающего противника и не отставать от своих ? пехоты и танков.

Всего несколько дней на аэродроме под Красноградом находился полк, а командира уже торопили, приказав вечером перебазироваться на новое место. Но из-за позднего возвращения экипажей с боевого задания полк. остался на прежнем аэродроме. Решили перелететь рано утром и сразу ? в бой.

Сохатый проснулся, едва забрезжил рассвет. Тревожно прислушался: гудело железо крыши. За окном под напором дождя шумела листьями акация. Издалека докатывались глухо рокочущие раскаты грома, которые и разбудили его. В комнате вчерашняя духота сменилась прохладой. Дышалось легко, отдохнувшее тело наполнялось бодростью. В нем не было обычной утренней расслабленности, мешающей сразу встать с постели.

Иван подошел к окну. И чем дольше смотрел на потоки воды, низвергающейся с неба, тем неспокойнее становилось у него на душе: вечером на новый аэродром убыли передовые команды батальона обеспечения, чтобы приготовить все необходимое для перебазирования полка и его боевой работы. "Где они теперь? Что с ними? Если дождь застал в дороге, то рушатся срока перебазирования. Почти невозможно двигаться на груженых автомобилях по чернозему, превратившемуся теперь в густую черную патоку… Когда-то теперь .доберутся они на новое место…"

Иван нервничал. С рассветом ему было приказано лететь на разведку готовности новой базы к приему самолетов. "Придется мне, наверное, сначала искать передовые команды на их маршрутах, а потом лететь дальше. Да и зачем лететь, коли найду их в дороге? Без них никто аэродрома нам не приготовит. Чертов дождь. Как назло…"

Продрогнув от долгого стояния у окна, Иван снова забрался под одеяло. Дождь по-прежнему барабанил по крыше, перебирал листья на деревьях. Так и не заснув, Иван решил не мучить себя больше всевозможными предположениями, а пойти на командный пункт и там поговорить с метеорологами, выяснить, скоро ли кончится эта вселенская хлябь.

Светало. Как внезапно начался, так неожиданно и кончился дождь. Неслышный в вышине ветер, стягивая облака к востоку, обнажал с запада темно-серое, с гаснущими звездами небо. Вскоре невидимое с земли солнце золотом оплавило кромку уходящих облаков, отделив их от засветившегося зелено-голубыми красками небосвода. Проснулись и заговорили несмело птицы. Успокоившиеся в утренней дреме деревья вновь зашелестели омытой листвой, наполняя опушку леса трепетным шорохом.

Сохатый запустил мотор, чтобы опробовать пригодность мокрого луга к взлету. При рулежке "Ил" глубоко проминал грунт, но многолетний травостой так крепко держал корневищами оборону, что колеса, выжимая воду, не ранили землю, не выбрасывали из-под себя чернозем. Прорулив по всему летному полю, Иван развернул машину в обратную сторону и увидел перед собой зигзагообразный след колес, подобный бесконечно длинному двойному росчерку пера. Повторяя его изгибы и разбрызгивая вокруг не успевшую впитаться в землю воду, двигалась машина командира, осматривающего "роспись" самолета. Поравнявшись с "Илом", он махнул Ивану рукой: взлетай!

Пробежав размякший аэродром, штурмовик нехотя оторвался от земли. Но оказавшись в воздухе, машина как бы обрадовалась полученной свободе и рывком устремилась вперед, быстро набирая скорость. Убрав шасси и закрылки, Сохатый обратился к стрелку:

? Ремизов, как у Тебя за хвостом?

? В норме, командир! Взлетали, как на гидросамолете.

? Лиха беда начало. Взлетят и остальные, только распашут аэродром колесами, словно плугом. Но тут ничего не поделаешь: обстановка вынуждает…

"Ил" шел на высоте сто пятьдесят метров над землей, сбрасывающей с себя последний налет безликой утренней серости. На колене у Ивана лежала полетная карта, на которой красным карандашом была выделана из общего фона дорога, упирающаяся в кружок с буквой "Т" ? место следующей посадки полка. Сорок сантиметров карты вбирали в себя сто десять километров дороги для движения на колесах и восемьдесят для перебазирования самолетов по воздуху. Всего двадцать ? двадцать пять минут перелета. Но как они были важны! Перелетев на передовые аэродромы, штурмовики и бомбардировщики могли надежней преградить пути или задержать выдвижение резервов врага к правому берегу Днепра. Эти сорок сантиметров карты, неся в себе версты фронтовых дорог и сутки переходов, виделись Сохатому гигантскими цифрами. Он хорошо понимал, что значит для командующего фронтом или танковой армией возможность увидеть врага на сто километров дальше, не дать закрепиться ему на рубеже, к которому наступающие танки и пехота пробьются через три или пять суток кровопролитных боев. Ударить без напряженных командирских дум о зыбкости успеха предстоящего форсирования водной преграды, без восстановления взорванных мостов и преодоления минных полей, без маршей-бросков, когда у солдат от напряжения не хватает дыхания, а подвезти их к полю боя не на чем. Пусть только сто авиационных километров. И все равно это чертовски много! Конечно, эти сто километров тоже не прогулка с оркестром над территорией врага ? это тоже и бои, и кровь, и чья-то смерть. Но как бы там ни было, летчикам забор из огня не выстроишь, сетью самолеты не поймаешь, и Днепр для них не препятствие. Штурмовики увидят врага, а увидев, ? ударят по нему ? яростно, разяще.

…Дорога подходила к концу. По молочным зигзагам тумана над водой Иван издали нашел долинку реки Орель. Приметил на ее берегу спрятавшуюся в садах деревеньку. Невдалеке от нее нашел и ярко-зеленый выпас ? цель своего разведывательного полета. Но в мыслях спокойствия не было: автомашин команд БАО на дороге не нашел. "Неужели просмотрел? Если так, то заново искать надо. Другого выхода нет".

Через полминуты, накренившись на крыло, "Ил" выписывал в небе большой круг ? летчик и стрелок рассматривали очередной полковой аэродром, искали затерявшиеся команды, очень надеясь, что они уже на месте.

Оказывается, их ждали. Самолет не сделал над полем и трех кругов, как на зелень травы снеговыми полотнищами уже легло посадочное "Т", а в небо взвились друг за другом три зеленые ракеты ? разрешение на посадку и доклад о готовности к приему.

? Ремизов, две зеленые ракеты.

В задней кабине хлопнули негромкие выстрелы…

Пока все: сигналы приняты и поняты. Земля доложила: "Команды на месте, готовы к работе". Действия Сохатого тоже предельно ясны: "Сейчас прилетят!"

Курс ? обратно.

…Под лучами медно-красного солнца земля запарила ночной влагой. В воздухе стали появляться хлопья тумана, быстро превращающиеся в сплошную белую пену.

Сохатый набрал пятьсот метров. Осмотрелся. Кругом, насколько хватало взгляда, расстилалась гладь леденяще спокойной, блестящей под солнечными лучами белой пустыни.

"Красиво, но совсем не вовремя, ? подумал он. ? Горючего самое большое на час. А как пробить эту белую завесу?…"

? Ремизов, как самочувствие?

? Пока хорошее. Только как сядем, командир?

? Если б знал, сейчас мы с тобой песню спели… Красотища в небе. А у земли сейчас промозглая сырость и серый мрак. Птички, наверное, на ветках сидят нахохлившись, как в дождливый день.

? Командир, это лирика. Наша пташечка погоды ждать не может и сиднем не отсидится, ее еще сначала посадить надо.

? Умный ты человек, Петя. Критикуешь хорошо, а предложений деловых не слышу. Сейчас должен быть аэродром, запрошу у земли погоду.

Сохатый переключился на рацию и нажал кнопку передатчика:

? "Ромашка", я ? триста двенадцатый, прошу вашу погоду! ? Подождал, послушал тишину в эфире, перевел рычаг абонентского аппарата на Ремизова. Ответа нет! Молчат. Что ж, будем нырять в молочное море на глубину до пятидесяти метров. Смотри вниз, прямо под самолет. Увидишь землю ? скажешь.

? Хорошо, командир!

? Разворачиваю "Ил", как мне кажется, на аэродром, шасси выпускаю. Снижаемся.

Начал снижение, вошел в туман и сразу понял: "Плохо. Верхняя кромка тумана ровная. Самолет не качнет, не болтнет, как будто грузило опускается в стоячую воду. Видимо, убаюкивающая своим спокойствием водянистая вата стелется чуть ли не до самой земли". Догадывался, но продолжал снижаться: как действовать иначе ? не знал. Уплывали вверх последние метры высоты, нагнетая напряжение. Ивану очень хотелось оторвать взгляд от приборов, посмотреть за борт, но убедил себя: отвлекаться нельзя. Бросишь приборы потеряешь ориентацию в пространстве.

? Петь, как у тебя?

? Земля чуть мелькает под нами.

? Дрянь дело… Ниже нельзя. Пошли вверх.

Сохатый положил машину в разворот и на высоте метров двести снова оказался в голубом, заполненном солнечными лучами просторе.

? Петя, попробуем еще раз? Убавим минимальную высоту метров на десять. Тут только одна опасность ? церковь. Но будем надеяться на лучшее… Думай, что после посадки пойдем пить горячий чай с булочкой и маслом, ? легче станет на душе. Сейчас еще запрошу землю.

? "Ромашка", я ? триста двенадцатый. Почему молчите? "Ромашка", я триста двенадцатый. Отвечайте! Помогите человеку в беде!

Ответа по-прежнему не было. Новый заход ? новый риск. И снова безуспешно. Снизившись еще на десяток метров, Иван, так и не увидев земли, повел самолет вверх.

"Если спущусь еще ниже, то, пожалуй, будет полный рот земли. Хватит экспериментировать. Буду загорать на солнышке, пока есть горючее".

И тут наконец-то долгожданный голос земли:

? Триста двенадцатый, я ? "Ромашка"! Запрещаю лазить в тумане. Находишься надо мной. Иди на Харьков. Там местность посуше и ветерок у земли есть. Метео говорит, что дождей там почти не было и туман севернее нас быстрее разойдется. Сядешь на наш прежний аэродром.

? "Ромашка", я ? триста двенадцатый, вас понял. ? И сержанту: ? Петя, слышал радио?

? Слышал, командир. Что ж они сразу не отвечали?

? Я думаю, командир отлучился куда-нибудь, а радист не уполномочен разговаривать. Больше купаться в этом молоке нельзя. Если горючее кончится раньше, чем разойдется туман, будем прыгать.

? Прыгать?! А я без парашюта.

? Отставить шуточки, сержант! Я серьезно…

? И я серьезно, старший лейтенант. Парашют в кабине, только под самолетными чехлами и чемоданчиками нашими. Мы же с техником все приготовили к перелету на новое место.

? Вот это фокус! Немедленно достать и надеть парашют, как положено!

Сохатый развернул самолет на север. Он слышал по переговорному устройству громкое дыхание стрелка, беззлобную его ругань на самого себя, на чехлы и прочие вещи, которые мешали ему подобраться к парашюту.

"Пусть помучается, ? улыбаясь, думал Иван, ? впредь будет знать, что в авиации есть порядок и закон: лететь пять минут, а собирайся на год".

Он до предела убавил обороты винта и мощность мотора. "Ил" уже не летел, а висел в воздухе. Теперь у Сохатого была только одна задача: как можно дольше продержаться наверху. Переведя машину на минимальную скорость, Иван думал о том, что сейчас не зима и солнце все равно разгонит туман. Только что кончится раньше: туман или бензин?…

? Командир, как с горючим? ? услышал он голос Ремизова.

? Что, жарко стало? Работай, пока летим!

? Я-то работаю, да ничего не получается. Не могу добраться до парашюта. Тут у нас в кабине один из трех лишний. Как думаешь, кто: я, пулемет или чемоданы?

? А сам ты как думаешь? Кого выбросить? Дурака или есть другой вариант?

В ответ ? в задней кабине громкий хохот.

? Дурака учить надо, командир. Разреши чемоданы выкинуть. Фонарь открою и кому-нибудь посылочку с барахлом прямо на голову.

? Давай. Но чемоданчики-то открой для начала, а то, чего доброго, сдуру и гимнастерки с орденами выкинешь. Самые необходимые вещи сложи в узел и пристрой в фюзеляже. Только смотри, чтобы в тросы управления не попало.

? Понятно, командир!

Через несколько минут возни и невнятного бормотания Сохатый услышал:

? Готово, командир! Узелочек в фюзеляже. Парашют надел. Фонарь закрыл.

? Молодец! А теперь посмотри-ка вниз. Видишь, туман барашками и волнами пошел? Скоро конец ему будет. Прыгать, думаю, не придется. Так что чемоданчики и что ты там еще выкинул ? на свои денежки нам с техником покупать будешь. Смотри, разорим мы тебя.

? Смеетесь, командир. А у меня пот аж сквозь сапоги течет от этой операции… Бог с ними, с деньгами-то. Деньги на войне ? мусор. Была бы жизнь ? деньги будут.

…Через пять минут полета туман стал редеть. В прорехи замелькала земля.

"Как поступить? ? спрашивал себя Иван. ? Идти дальше, до старого аэродрома? Но тогда без новой заправки обратно не вернешься. Заправят, если бомберы сидят, а если аэродром пустой? Выход, пожалуй, один, немедленно сесть в поле. Через часик можно будет взлететь и вернуться домой без дополнительной заливки бензина".

? Ремизов! Приземлимся на пахоту. В этом районе стабильного фронта не было, вероятно, и окопов нет.

? Садись, коли надо. Только зря чемоданы выкинули.

? Не зря, а по обстановке и для твоей науки. Лучше соображать будете с техником, чего и куда класть…

Сохатый осмотрелся и, выбрав в полотне тумана разрыв побольше, положил над ним "Ил" в вираж.

Внизу, в туманной проруби, как в открытом окне, виднелся светлый яичный желток стерни. Рассматривая оценивающе поле, Иван решал: "Место как будто подходящее… Горючего на обратный путь в обрез. Будем садиться…"

? Петя, на посадке при пробеге будешь смотреть вперед по правому борту. Если заметишь препятствия ? скажи. В крайнем случае шасси уберем…

? Понял, командир!

…Сразу после посадки Иван высунул голову в левую форточку фонаря, чтобы видеть, куда они бегут. "Как будто нормально. Открыть бы кабину, чтобы лучше смотреть, но опасно. Если машина попадет в канаву, или шасси придется убирать ? фонарь по инерции пойдет вперед и отрубит голову".

? Командир, впереди деревня!

? Вижу. Сейчас начинаю разворачиваться плавненько влево. Разворачиваюсь, а ты смотри, как там!

Самолет побежал по кривой. Иван притормаживал тихонько левое колесо, а сам все время боялся резкого разворота. "Если прозеваю, вертанется наш "Ил" так, что потребуются все запчасти, кроме одной хвостовой лампочки".

? Давай, командир. Еще давай. Пока хорошо! Приближаемся к огородам. Еще давай!

Тело Сохатого под действием центробежных сил стремилось вырваться из привязных ремней и прижаться к правому борту кабины. Самолет кособочило, валило на бок. В голове Ивана все время билась одна и та же мысль: "Лишь бы не сделать левого волчка, тогда правое колесо выдержит и самолет не опрокинется. Если прозеваю ? быть битому".

? Осталось метров двести! Сто… Бежим вдоль деревни.

Наконец самолет остановился.

? Кажется, целы и невредимы, ? бодро проговорил Сохатый. ? С прибытием, товарищ Ремизов! Иди, Петя, восстанавливай ориентировку. Спроси, какая деревня, а я пойду посмотрю жнивье. Раз сели, то и взлететь должны. Самолет-то почти без бензина и без наших "семейных" чемоданов. Ему для разбега сейчас большое поле не понадобится.

Иван осмотрел след от пробега и остался доволен: дождь сюда не добрался, земля была жесткая, для взлета благоприятная. Для гарантии он решил измерить очерствевшую от ветра и солнца прошлогоднюю пашню по диагонали. Надо было насчитать тысячу шагов ? восемьсот метров, которые обеспечивали бы безопасный разбег. Закончив промер, облегченно вздохнул: "аэродром" был вполне приличный для взлета.

Шел обратно к самолету, а на сердце лежала тревога ? представлял, каково сейчас в неведении командиру полка…

"Звонка от меня с другого аэродрома о посадке нет. Если майору самому звонить в дивизию или в штаб армии и просить узнать, что со мной, ? сразу все всполошатся. И тогда начнется: "А как, а почему? Что вы думали, товарищ майор? Способны ли вы вообще думать?"

Плохо ему… По времени бензин у меня уже давно кончился. Ни на какой аэродром я не прилетел. Волнуется командир и никак не решится, что ему делать: докладывать начальству или нет. Тянет время, надеется: вот-вот будет звонок…

Командиру несладко, и эскадрилья грустит. Больше всех, конечно, переживает техник. Володя, наверное, не думает, что нас нет. Надеется. Но он-то один знает, что во второй кабине они уложили парашюты на самый низ их "барахолки".

Володя, Володя… Сколько с ним Иван ни воевал, но переделать его не мог. В любой перелет к новому месту техник так забивал бомболюки всякими запчастями, что самолет загружался больше, чем полной бомбовой нагрузкой. В эскадрилье шутили над его непомерной "железной" жадностью, но Володя лишь молча улыбался, продолжая хищническое накопление и бесконечное складирование у себя всяких деталей.

Пока Сохатый возвращался к машине, около нее собралось человек пятьдесят. Люди стояли кучкой, о чем-то перешептывались. И Иван пошел к ним, решив рассказать, как они с Петей здесь очутились, а потом устроить коротенькую политинформацию о делах на фронте и под конец ответить на вопросы, если таковые будут…

Прошло около двух часов после посадки. Небо смотрело на Сохатого и Ремизова, на деревню, поле, самолет и на всю землю ясным, широким взглядом. И глядя на эту тишь и благодать, летчикам даже не верилось, что оно совсем недавно было так коварно и безжалостно.

Взревев мотором, "Ил" поднялся в широко распахнутые голубые ворота, оставив на поле растекающийся султан пыли и косые следы от колес. С воздуха они казались Сохатому гигантским автографом удачи, а может быть, и его уменья.