ГЕОРГИЙ АЛЕКСЕЕВ БЕРУ НА СЕБЯ
ГЕОРГИЙ АЛЕКСЕЕВ
БЕРУ НА СЕБЯ
В конце минувшего года токарь-карусельщик Челябинского тракторного завода депутат Верховного Совета РСФСР, Герой Социалистического Труда Ю. Черезов опубликовал в «Социалистической индустрии» статью, полную горькой правды. Прославленный флагман тракторостроения в последние годы сдает позиции, коллектив не выполняет своих обязательств, управление производством дает сбои. Но больше всего рабочего встревожило благодушие некоторых руководителей: генеральная реконструкция, дескать, — процесс всегда болезненный… И списывают на нее все промахи и просчеты.
Не думаю, чтобы Юрию Захаровичу легко было пойти на такой шаг: критиковал гордость свою и любовь — родной завод, на который пришел в сорок первом…
Статью в цехах зачитывали «до дыр», бурно обсуждал профсоюзный актив, партком завода, о ней говорили на пленуме обкома партии. Меры принимаются, как говорится, по самому большому счету. И все-таки… Вынес, так сказать, «сор из избы», на всю страну выставил болезни завода… Никто не упрекнул?
— Нет, — коротко ответил он. — Конечно, в ладоши не хлопали, но правде в глаза взглянули мужественно. А потом… не я, так кто-то другой должен был встряхнуть задремавших товарищей…
И все же именно он взял на себя далеко не «праздничную» миссию — «встряхнуть», не ожидая, что сделает «кто-то другой». В этом — весь Черезов.
— Знаете, мне кажется, выступи кто другой, может быть, и не было бы такого сильного резонанса, — сказал мне начальник корпуса мощных тракторов Ханиф Хайдарович Мингазов, много лет знающий Черезова. — Такой человек имеет стопроцентное моральное право преподносить другим уроки… Почему? Привык брать на себя трудное. И об этом знает весь завод.
…Ему часто приходится ходить через Комсомольскую площадь Тракторозаводского района. Может, по привычке тех далеких и трудных лет, когда на городской транспорт не очень-то надеялись, а скорее всего, не желая терять спортивной формы (ему уже — за пятьдесят), он любит ходить на работу пешком. Здесь, на Комсомольской площади, конечно, не минуешь стоящего на высоком постаменте танка — одной из последних боевых машин Великой Отечественной, вечного памятника подвигу «Танкограда». Пологие скаты орудийной башни, поднятый, как для салюта, ствол… Наверное, не раз думал токарь Черезов, что в грозной машине есть частица и его труда. Правда, ей уже не пришлось «сказать» своего «слова» на полях сражений, но родные братья этого танка выиграли исторический спор с крупповской сталью…
Однажды об этом зашел у нас с ним разговор. В порыве откровенности и, как мне показалось, с долей горечи Юрий Захарович сказал:
— Сколько изнуряющих ночей стоит за этим танком… А главное, великое мастерство, честь и совесть рабочих. Мы даже не представляли, что можно какую-то деталь, гайку, болтик сделать кое-как, с заусенцами, с браком. За каждым движением наших рук, за каждым проходом резца или фрезы стояли жизни наших бойцов…
Он на мгновение задумался и продолжал уже более спокойно:
— Наверное, вот это ощущение постоянной, ежесекундной ответственности за Родину и приучило нас, поколение военных лет, свято дорожить честью рабочего человека… Плохо сделаем мы — плохо будет другим…
Юрий Захарович надолго замолчал, сцепив на коленях пальцы крупных рук, потом по лицу его пробежала добрая улыбка:
— Как-то был на встрече в профтехучилище. Ребята спрашивают: «Ну, ладно, вы во время войны делали танки. Там все было ясно: допустил брак — почти верная гибель людей на фронте. А сейчас ведь другое время — мирное…» Вроде, не обязательно так уж стараться. Подумаешь — брак, никто ведь от этого не умрет… Таким ребятам я посоветовал побывать в нашем заводском музее — почитать отзывы о челябинских тракторах.
И он по памяти стал пересказывать текст телеграммы, пришедшей несколько лет назад в адрес завода от антарктической экспедиции. О том, что машины, сделанные коллективом тракторного завода, прошли четыре тысячи километров в крайне тяжелых условиях — при минус шестьдесят, при низком барометрическом давлении, по твердым застругам, сыпучим снегам… И с честью выдержали суровые испытания. Антарктическая экспедиция благодарила коллектив завода за эти замечательные машины, которые позволили выполнить ответственное задание Родины.
— Какая награда сравнится с такой оценкой, а? — спросил он, словно ожидая от меня возражения, и сам же ответил: — Для рабочего человека это — высшая награда!.. Знаете, — перешел на доверительный тон, — как-то особенно в такие моменты ощущаешь, что прочность, надежность всего, что создается на земле, зависит от твоих трудовых рук… Как в песне поется: «Здесь ничего бы не стояло, когда бы не было меня…», — и улыбнулся смущенно, застеснявшись своего лирического отступления. — Если я взялся за какую-то вещь, за любую работу, — должен сделать ее только на отлично. И совсем не потому, что контролер может придраться. Профессиональное честолюбие не позволяет сделать хуже, чем я умею… Я бы сказал, качество труда, в конечном счете, определяется порядочностью человека…
Это свое кредо Юрий Захарович выложил мне не с первого знакомства. Вообще-то он не очень разговорчивый человек, привык работать молча, головой и руками.
…Вскоре после войны на конвейер ставили новую машину. Тоже переход был нелегким. Как и теперь — с реконструкцией. Молодой тогда еще токарь Юрий Черезов впервые разговаривал с глазу на глаз с «высоким начальством» из министерства. Поздоровались, оценивающе и напряженно вглядываясь в высокого худощавого парня. Положили на тумбочку большую деталь, видимо, изготовленную экспериментально. Спросили, давно ли на карусельном. Услыхав, что с начала войны, повеселели: «Ну-у, ветеран!» И стали объяснять, что от этой детали зависит переход на новую машину, но изготовлять ее весьма сложно — точность требуется высокая. Упростить технологи пока не могут, и приспособлений не придумано.
Черезов долго разглядывал деталь, изучал протянутый чертеж, покачал головой. Деталь была в самом деле необычайно сложной. Главное, вытачивать придется почти на весу — буквально не за что «ухватить». Обрабатываемая поверхность настолько тонкая, что будет греться под резцом, а значит — деформироваться. На сколько — трудно сказать…
— Ну как? — с надеждой, почти в один голос спросили собравшиеся, когда токарь поднял глаза.
— Пожалуй, сделаю пробную партию… Только рассчитать надо все точно — дня три на это потребуется.
Столь определенный ответ обрадовал всех. Кроме технолога.
— Товарищи, подождите! — удержал он инженеров. — Это же несерьезно. Расчеты проводили специалисты, опытные люди. Нет никакой гарантии от брака…
Когда остались вдвоем, технолог, едва сдерживая гнев, процедил сквозь зубы:
— Партизан ты, Черезов! — и добавил, повысив голос: — Отвечать кто будет?
Юрий улыбнулся обезоруживающе:
— Да не волнуйся ты, ответственность беру на себя.
Пробная партия прошла контроль без единой «помарки»…
Бывали ситуации и посложней, когда требовалось не только профессиональное мастерство, но и гражданское мужество. А может, жизнь «усложняла» их именно по мере возмужания Черезова? Как говорят, большому кораблю… Сам он, правда, не измерял их на сложность, — просто не привык уклоняться: «Коли сложилась такая обстановка, — кому-то надо делать». И под этим «кому-то» подразумевал, в первую очередь, себя.
Шла девятая пятилетка. За все его нелегкие труды и бескорыстное служение делу Юрию Захаровичу воздали положенное в нашем обществе. Золотая Звезда Героя, депутат Верховного Совета республики, член бюро обкома партии. Пригласил его как-то в кабинет Мингазов, бывший тогда еще начальником цеха. Во время рабочего дня, что с ним не случалось. Не видел Черезов и таким взволнованным Ханифа Хайдаровича. Перед ним сидел — тоже с краской в лице — начальник соседнего цеха.
— Вот Юрий Захарович, сам с ним и договаривайся…
С соседним цехом случилась беда: провал за провалом, срывает сборку на конвейере — дальше ехать некуда. Костяк рабочий ослаб — кто в армию ушел, кого в новые цехи перевели; о достойной смене вовремя не позаботились. И верховодить начали халтурщики.
Доходили об этом вести и до Юрия Захаровича, и вот начальник цеха пришел к Мингазову — просить Черезова поработать у них хотя бы несколько дней. Юрий Захарович понимал: дело не столько в том, чтобы «подогнать программу», — честь рабочего «мундира» надо спасать в глазах молодежи, создать психологический перелом. Как? Этого он пока не знал, но ответил: «Раз надо — помогу…»
В тот вечер долго не ложился спать. Хотя детали несколько отличались от привычных, — не столько чертеж изучал, сколько раздумывал, как поведут себя рабочие рядом… Когда началась смена, он уже снял со станка первую деталь с синеватым отливом. Спиной чувствовал сверлящие взгляды, слышал обрывки насмешливых фраз:
— В свой ли цех пришли-то?..
— Значит, к Герою — на буксир…
— А вы меньше болтайте — поучитесь работать.
— Да где уж нам…
Не раз он потом с благодарностью вспоминал годами выработанную привычку: включившись в работу, забывать обо всем на свете, даже шум вокруг будто невидимая рука отключает… Рядом на стеллаже быстро росла пирамидка полированного металла; пока крутился станок, он почти каждую деталь успевал замерять: «промахнуться» сегодня он просто не имел права…
Возвращаясь с обеда, заметил: у станка столпилось человек десять. Крутят детали, качают головами, кто-то даже вытащил из кармана штангенциркуль. «Так, — улыбнулся в душе. — Проверяете? Ну-ну, проверяйте!..» Увидев Черезова, толпа рассыпалась. В конце смены нарочито громко окликнул мастера:
— Зовите контролера!
Оставалось еще четверть часа, но и на глаз видел: норма перевыполнена раза в полтора — не меньше. Девушка из ОТК, тщательно выверяя каждую деталь, откладывала в сторону: «Без отклонений… Тоже». Когда переложила последнюю, изумленно подняла глаза:
— Это вы все — один?.. За смену?
За их спинами, чуть поодаль, притихнув в напряжении, стояли рабочие участка. Черезов резко повернулся и сверкнул улыбкой:
— На буксир брать не собираюсь, — кое-кого из вас в пору самих запрягать… Прошу простить за откровенность!.. Но скажите честно: заработал я сегодня себе на обед?
— Даже на ужин, — с одобрительной завистью отозвался на шутку здоровяк, кажется, тот, который в обед собирайся замерить черезовские детали.
— Пожалуй, Никифор, и на твой ужин, — весело поддержал другой. — Ты бы уж давно похудел, если б тебе другие на обед не зарабатывали…
В толпе засмеялись, здоровяк поспешил «затеряться» в задних рядах.
За неделю работы Черезова в соседнем цехе ритм почти наладился, а его считали уже своим — шли за советом. Руководству цеха оставалось доделать начатое.
Комментируя этот пример «комиссарского влияния», Ханиф Хайдарович рассуждал:
— Рабочие очень чутко улавливают, если слово с делом расходится. Почему они верят безоговорочно Юрию Захаровичу? Знают: ни в чем не покривит душой, то, что требует от других, прежде всего делает сам на совесть. Взять хотя бы его общественные обязанности…
Далеко не у всех самых передовых рабочих насчитаешь их столько, сколько у Черезова. Но в большом коллективе найдется хотя бы один завистник: «Он сидит в президиумах, а мы за него — план гони!» Нет, ни разу не позволил Юрий Захарович за него «гнать план». В цехе — раньше всех, а то и законные выходные прихватит. Тут у него все расписано: пять часов в неделю взял у производства на общественные дела — эти пять часов он и вернет. Хотя и восьмую, и девятую пятилетки выполнил за три с половиной года, и в десятой идет с опережением.
Собрался однажды в Прагу: он — член общества советско-чехословацкой дружбы. Дело было накануне Всесоюзного ленинского субботника. Ну, разве посмел бы кто упрекнуть, что не примет участия в субботнике! Нет, даже здесь коммунист Черезов не дал себе такого права. Накануне отъезда — в свой выходной — отработал смену, пришел в бухгалтерию, подал официальное заявление: заработанное прошу перечислить в фонд субботника.
Излишняя щепетильность?.. Для кого как. А он ходит у мира на виду.
— Я же — коммунист. По моему поведению люди судят о партии…
Отсюда — особая, «несговорчивая» требовательность к себе, скромность в личной жизни, поражающая многих.
— А собственно, почему это должно поражать? — начинает он немножко сердиться на мою дотошность. — Разве это — не наши принципы, которые внедряем в сознание людей?
Наши-то они — наши… Мы беседуем в его двухкомнатной квартире, расположенной почти в центре города, которую, кстати, получил не так давно.
— Почти насильно, — явно подтрунивая, говорит жена Любовь Степановна.
Как это понять?.. История длинная, Юрий Захарович не хочет вспоминать. Помогают Любовь Степановна, сын Юрий со своей женой, тоже Любой — хозяева второй комнаты. Несколько лет стоял Черезов в очереди на улучшение жилищных условий. Семья тогда жила в старой развалюхе. Подошла очередь, и вдруг Юрий Захарович заявляет в завкоме, чтобы отдали квартиру в благоустроенном доме другому рабочему цеха: «Он больше нуждается, — я еще могу потерпеть…» Дали в конце концов квартиру жене — работнице Росбакалеи. А семья росла, дочь вышла замуж, старший сын женился. Наконец Черезов согласился переехать в эту, двухкомнатную, где с прошлого года — вчетвером.
— Вы ведь хорошо знаете, — говорит Юрий Захарович, прихлебывая горячий кофе, любимый свой напиток, — потребности человеческие безграничны. Дай им только волю, — не заметишь, как и в мещанина превратишься… Вот — с машиной не первый год ко мне пристают: «Почему не покупаешь?..» Но зачем она мне? Для престижа?.. Не прибавит! Во-первых, я с работы привык ходить пешком. Захожу в магазины, приглядываюсь, прислушиваюсь. Это мне надо и как депутату, и как члену бюро обкома… Говорят: теперь летом за город без машины невозможно. А велосипед на что?..
Слушаю, всматриваюсь — ни грана позы или бравады. У Черезова насчет велосипеда — своя теория. Летом набивает рюкзак камнями, садится на велосипед и едет за двадцать километров на рыбалку. Своего рода закалочка.
— Недавно на бюро военком выступал… Приходит парень в армию — пятьдесят килограммов весу, а он не может собственное тело поднять… То же, кстати, и с молодыми рабочими: полсмены отстоял у станка — уже устал… Нет физической тренировки… Я вот до прошлого года специально держал десятикилограммовую кувалду — вручную втулки запрессовывал. Пришлось все же на пресс переходить, иначе сказали бы, что Черезов цеховые обязательства по механизации срывает, — засмеялся он. — Скажете — блажь?.. А вот и — нет! Мне за пятьдесят, а если надо, — еще смену свободно отработаю… Ну, с личными машинами тоже надо быть осторожными… Встречался на днях с учительницей по депутатским делам. Говорили на тему: дети и вещи… В семьях с личными машинами дети растут менее общительными, большими эгоистами, чем у тех родителей, где этих машин нет… Вот почему и говорю: перестань человек контролировать свои потребности — личный гараж с машиной затмят нравственные идеалы…
Сидят рядом молодые, слушают, о чем говорит отец, мотают на ус. Говорят, родителей не выбирают. Но если бы выбирали, — на другого Юрий ни за что бы не согласился… После школы решил сдавать в политехнический. На первом же экзамене — «троечка». Ну, что там говорить о настроении. И мать переживала… Только отец не унывал:
— Хочешь, возьму в напарники? Через год карусельщиком сделаю. Учти — редкая специальность… А учиться иди на вечернее. На заводе же — филиал института, нынче науку прямо к проходной подают…
И сделал из него карусельщика. А еще через два года, вернувшись из армии, Юрий пошел на вечернее отделение. Да еще и курсы сумел окончить, сейчас наладчик станков с числовым программным управлением. Профессия — современней некуда!
А ведь была попытка внести в душу парня червоточинку. Пришел в цех — кое-кто давай проявлять «заботу»: «Пусть посидит полгода в ПРБ или ОТИЗе, — дадим справку для института…» Узнав об этом, Юрий Захарович «психанул», что редко с ним бывает:
— Неужели нельзя прожить без протекции! Моему сыну нужно уважение людей, а не подхалимство. А его, как известно, зарабатывают собственным трудом.
…Строго, с пристрастием всматриваемся мы в переживаемое время, в своих современников, сопоставляя, сравнивая, насколько они похожи и близки к тому идеалу, что называем «коммунистическое завтра», «человек будущего». И это понятно.
«Будущее не находится за пределами настоящего, — говорил Л. И. Брежнев. — Будущее заложено в настоящем, и, решая задачи сегодняшнего — социалистического дня, мы постепенно вступаем в день завтрашний — в день коммунистический».
Перечитывая эти строки, я вижу перед собой Юрия Захаровича Черезова — современного рабочего, человека будущего.