ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
На другой день утром он направился в болгарское посольство. На нем было сшитое по моде длинное узкое пальто, темная жесткая шляпа, какие носили чиновники, на руках перчатки из тонкой желтой кожи. Он был тщательно выбрит, причесан, выутюжен, ему хотелось произвести наилучшее впечатление.
Через массивную дверь он вошел в холл посольства. Привратник окинул его опытным взглядом и почтительно поклонился, не позволив себе задавать вопросы.
— Могу я видеть господина Ангелова? — солидно спросил Дружиловский, стягивая с руки перчатку.
— Как прикажете доложить?
— Скажите: русский офицер, располагающий очень важной информацией.
Привратник скрылся за дверью. Пока все шло хорошо, но было неловко стоять посредине холла со шляпой в руках, а кроме столика и кресла привратника, больше никакой мебели не было. Увидев на стене гравюру, он подошел и, заложив руки за спину, стал ее рассматривать. Он даже приготовился спросить, кто автор этой замечательной вещицы.
В сопровождении привратника вошел высокий болгарин с крупным смуглым лицом и густо посеребренной лохматой головой. Он остановился на безопасном расстоянии от Дружиловского, ощупал его маленькими злыми глазками и спросил:
— Что у вас?
— Очень важно, но конфиденциально, — Дружиловский скосил глаза на привратника.
— С кем имею честь?
— Русский офицер Дружиловский Сергей Михайлович, — четко, по-военному ответил он и щелкнул каблуками.
Настороженно всматриваясь в него, болгарин молча сделал приглашающий жест.
Они прошли в небольшую гостиную, обставленную старой мебелью красного дерева. Болгарин показал ему на кресло у стены, а сам сел поодаль у приоткрытой двери в холл.
— Вы господин Ангелов? — Дружиловский смотрел на болгарина глазами, полными сочувствия и тревоги.
— Да, я Ангелов.
Дружиловский наклонился вперед и тихо сказал:
— Вас хотят убить... сербы... я знаю это совершенно точно, можно сказать, из первоисточника.
— Это для меня не новость, — совершенно спокойно ответил Ангелов. — Они мне сами писали об этом — и не раз.
— Я думал... я счел своим долгом русского офицера... — заторопился Дружиловский, видя, что Ангелов собирается встать.
— Спасибо, я тронут вашей тревогой, — сказал болгарин. Он встал и добавил равнодушно: — В этом проявилось наше кровное славянское братство.
Дружиловский поспешно вскочил.
— Долг русского офицера, — сказал он, пристукнув каблуками. — Если разрешите, один вопрос: не нуждается ли ваше посольство в документах, разоблачающих козни Коминтерна?
— Откуда у вас... такие документы? — спросил удивленно Ангелов. Последние дни в посольстве только и разговоров, что об этих документах. Из Софии специально по этому поводу приехал ответственный сотрудник охранки.
— Это вопрос уже другой и не самый важный, — улыбнулся Дружиловский.
— Подождите минуточку.
Ангелов вышел и вскоре вернулся с мужчиной почтенного возраста в мешковатом костюме, Ангелов представил Дружиловского.
— Я секретарь посла, — сказал вошедший. — Будьте любезны уточнить, о каких документах идет речь.
Нарушая инструкцию Зиверта, Дружиловский протянул свою визитную карточку, где было указано, что он возглавляет информационное агентство «Руссина», занимающееся деятельностью Коминтерна.
— Скажите, пожалуйста, вы знаете господина Зиверта? — спросил болгарин, внимательно смотря на него через толстые очки.
Дружиловский сделал неопределенный жест рукой.
— Хорошо, — улыбнулся болгарин. — Но нас могут интересовать только документы, связанные с Болгарией.
— Можно и такие, — сказал Дружиловский.
— Нам нужны очень определенные документы.
— Для этого мне понадобятся ваша помощь, ваш совет, а что касается меня, можете не сомневаться, я сделаю все, что в моих силах.
Пожилой болгарин пригласил Дружиловского пройти с ним в его кабинет.
Дружиловский понял, что это был кабинет самого посла. А по тому, как по-хозяйски болгарин сел за массивный стол, над которым висел большой портрет болгарского царя, как небрежно отодвинул он в сторону лежавшие на столе бумаги, подпоручик самодовольно решил, что имеет дело с самим послом.
— Я хочу кое-что объяснить вам, — начал болгарин.
— Я весь внимание. — Дружиловский вытянул вперед лицо, выражавшее серьезность и сосредоточенность.
— Всю атмосферу жизни в нашей стране отравляют коммунисты...
— Как и всюду, как и всюду, — сочувственно вставил Дружиловский.
— Но у нас особенно, — продолжал болгарин. — Потому что у нас очень сильны традиционные симпатии к русским, к Москве, и многие просто не могут понять, что теперь от Москвы болгарину ничего хорошего ждать нельзя.
— Совершенно верно, — согласился Дружиловский.
— Вот на это мы и хотели бы открыть глаза всем болгарам...
— Именно этим мое агентство и занимается, — солидно произнес Дружиловский. — Не можете ли вы несколько конкретизировать свои интересы?
— Хорошо бы, например, иметь документ, из которого в Болгарии узнали бы, что Москва учит болгарских коммунистов сеять в нашей стране национальную рознь с целью вызвать смуту.
— Все ясно, — Дружиловский вынул блокнот. — Скажите, о каких нациях идет речь.
— Болгары... сербы... македонцы... хорваты... румыны... турки... — медленно продиктовал болгарин.
Дружиловский записал.
— Срок? — спросил он.
— Как можно скорее, — ответил болгарин. — И с этого мы только начнем.
Дружиловский поехал к Гаврилову.
— Дайте мне в долг чистый бланк Коминтерна.
— Кончились бланки, — мрачно ответил Гаврилов, он снова был пьян. — Музыка отыграла, за дело взялись могильщики.
— Может быть, завалялся хотя бы испорченный. Я по нему закажу новые и поделюсь. Плачу наличными сейчас же.
Гаврилов отыскал наполовину разорванный фальшивый бланк, они его склеили, а текст смыли.
Забежав домой за деньгами, Дружиловский поспешил в типографию, которая находилась недалеко от его агентства, на Лютерштрассе. Он давно приметил эту типографию, маленькую, чистенькую. В витринном окне была выставлена реклама: «Здесь принимаются заказы на всех европейских и на русском языках».
Его заказ нисколько не удивил хозяина типографии, он ничего не спрашивал, а когда получил деньги вперед, сказал, что завтра все будет готово.
Сто собственных бланков! Это было целое богатство. Дружиловский вместе с Бельгардтом и машинисткой Соловьевой принялись за изготовление фальшивки. Первый бланк они испортили. Машинистка не разобралась в поправках на черновике и одно слово напечатала два раза.
— Это не работа, а черт знает что! — орал на нее Дружиловский.
Теперь он диктовал машинистке сам. Все получилось гладко. Поставив под текстом размашистую неразборчивую подпись, Дружиловский смял документ, а затем, свернув его вчетверо, разгладил подогретым утюгом. Потом мокрым пальцем помусолил углы бумаги, и теперь она приобрела такой вид, будто уже побывала во многих руках...
Когда он принес фальшивку в посольство, то уже обращался к своему собеседнику: «господин посол», и тот не возражал.
Прочитав и осмотрев документ со всех сторон, болгарин улыбнулся:
— Я вижу: ваше агентство — предприятие серьезное, и потому сразу же даю вам новый заказ. А пока давайте оформим наши отношения... — он протянул Дружиловскому бухгалтерскую ведомость, где он увидел фамилию «Шидловский» и ниже: «За исследовательскую работу по заданию болгарского посольства — 100 марок».
— Тут же не моя фамилия, — сказал Дружиловский.
— Так будет лучше. Какая вам, в конечном счете, разница? Деньги-то ваши. Расписывайтесь. Берите деньги, и займемся делом.
Следующее задание тоже не было особенно сложным, тем более что текст «документа» был болгарином заготовлен. Это будет сообщение из Москвы о том, что какому-то господину Пастернаджиеву Коминтерн перевел десять тысяч долларов на усиление подпольной деятельности в военных частях. И еще несколько фраз — туманных и двусмысленных, которые можно было понимать как хочешь. В том числе и как зашифрованную инструкцию.
— Этот документ станет для господина Пастернаджиева смертным приговором, — сказал болгарин, закончив диктант.
— А кто он такой? — поинтересовался Дружиловский.
— Очень опасный для Болгарии человек.
Самой сложной для Дружиловского стала третья фальшивка.
Работа над этим документом началась с того, что болгарин прочитал Дружиловскому нечто вроде лекции о внутреннем положении в Болгарии.
— Наша многострадальная страна осенью двадцать третьего года пережила чудовищный кошмар, — печально и несколько напыщенно говорил он. — Коммунисты попытались устроить политический переворот и взять власть в свои руки. С большим трудом этот их злодейский план удалось сорвать, но очистить страну от коммунистов нам не удалось. Многих мы обезвредили, но довести оздоровление до конца нам помешали всякие либералы, которые в сентябре двадцать третьего года ничего не поняли и уподобились овцам, требующим амнистии для волков. Мы должны им доказать, в какое страшное болото они толкают Болгарию. Если они не опомнятся, коммунисты уничтожат и их.
Дружиловский весь внимание.
— Теперь перейдем к содержанию документа, — продолжал болгарин. — Я думаю, вы знаете известное «Письмо Коминтерна» английским коммунистам. Наш документ должен быть в этом стиле. Я думаю, вам следует кое-что записать. Будьте внимательны, пожалуйста, то, что я вам продиктую, абсолютно точно выверено и рекомендовано авторитетными инстанциями Болгарии.
Он выждал, пока Дружиловский приготовился записывать, и начал диктовать:
— Первое. Москва, Коминтерн, его отдел международных сношений дает приказ болгарским коммунистам мобилизовать все силы для нового вооруженного восстания. Это ясно? — Дружиловский кивнул, продолжая записывать. — Второе. Срок восстания — ночь с 15 на 16 апреля. Все это в тоне приказа... Третье. Несколько конкретных деталей. Например... Расстрелять военного министра Гордиева и... — болгарин продиктовал еще Две фамилии, которые Дружиловский в своем блокноте записал неразборчиво, и в фальшивке появятся фамилии Матко и Кашемиров.
— Надо пристегнуть еще несколько фамилий. — Болгарин взял со стола бумагу и, заглянув в нее, продиктовал: — Руссинов... Янчев... Зотов... Пусть в тексте будут непонятные сокращенные названия, какие так любят в Москве. Ну, например, ОУН или ОНГ и так далее — сами сможете придумать. Подпись под документом тоже придумайте сами, но желательно, чтобы она была не русской, а какой-нибудь иностранной.
Дружиловский кивнул, он решил, что поставит подпись Дорот — поди пойми, какой национальности этот коминтерновец. Фамилия эта уже давно застряла у него в памяти, а откуда взялась, он и не помнил.
Почти две недели шла работа над фальшивкой. Пришлось несколько раз бегать в посольство и получать там дополнительные данные и разъяснения. Дружиловский уже понимал, что делает очень важный документ, хотя, конечно, и подумать не мог, что эта его фальшивка станет исторической. Фашистский правитель Болгарии Цанков будет зачитывать ее в парламенте, ее напечатают многие газеты мира, и все это обернется гибелью тысяч и тысяч честных людей, которых повесят, расстреляют, замучают в тюремных застенках царской Болгарии.
3 апреля Дружиловский принес фальшивку. Болгарин долго и внимательно читал документ. Дружиловский не без внутренней дрожи ждал, не заметит ли посол допущенной им оплошности. Дело в том, что на эмблеме бланка стояло «отдел внешних сношений», а в тексте — «отдел международных сношений». Но болгарин этого не заметил.
— Могу вас поздравить, — сказал он наконец, — Болгария никогда не забудет вашей заслуги перед ней. — Он помолчал и сказал: — Завтра я уеду в Софию. Мне хотелось бы знать, имею ли я право заверить достаточно высокопоставленных лиц, что наши с вами деловые контакты не смогут стать достоянием других.
— Никогда! — воскликнул Дружиловский. — Все черновики уже уничтожены мною лично.
— А блокнот, в котором вы делали записи здесь, у меня?
— Тоже уничтожен.
— Кто, кроме вас, посвящен в наши дела?
— Только господь бог.
Дружиловский снова расписался в ведомости за Шидловского, получив на этот раз 500 марок.
...Вот он, самый высокий взлет Дружиловского! Газеты всего мира вопили о происках Коминтерна против маленькой Болгарии, взывали к совести человечества и требовали беспощадной борьбы с красной опасностью. Дружиловского распирало от гордости — это сделал он!
В Париже Совет послов великих держав целый день обсуждал вопрос, как спасти Болгарию от смертельной опасности. Посол Англии, потрясая «директивой Коминтерна болгарским коммунистам», предложил немедленно разрешить болгарскому правительству увеличить армию. Это предложение единогласно принимается. У Дружиловского дух захватывает — это сделал он!
Газета немецких коммунистов «Роте фане» каждый день сообщала о массовых казнях в Болгарии. Он читал эти сообщения с жутковатым ознобом — и это сделал он!
Зиверт сам позвонил ему по телефону:
— Должен признать — ты выдоил болгарскую корову колоссально, — как всегда, весело начал он. — Сделай вывод: когда работаешь серьезно, дело получается. Но не забыл ли ты, кто тебя направил к болгарам?
— Не забыл.
— Тогда гони двести марок!
— Сто.
— Ладно. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Заходи. Не зазнавайся.
Вот как все здорово получилось! А вокруг весна. Зацветают пахучие липы. В парках заливаются скворцы. На роскошной улице Курфюрстендам полно красивых женщин в ярких платьях и шляпках. По вечерам в парках военная музыка. И главное, все ему доступно! Все!
В эти дни о нем вспомнили американцы. Его пригласили в консульство, и Гамм заказал ему сразу несколько фальшивок. Это было для него самым убедительным подтверждением его значительности — из серого прозябания он вырвался на самостоятельную дорогу и заявил о себе всему миру.
Заказ американцев он выполнил быстро, уверенно, с подъемом. Он изготовил «Инструкцию Коминтерна своему представителю в Америке». В начале документа выражалась благодарность за успешную деятельность в пользу признания Америкой СССР и сообщалось о переводе из секретного фонда двадцати тысяч долларов на продолжение этой работы. Одновременно сообщалось, что советскому полпреду в Мексике Пестковскому Совнарком переводит на те же цели еще двадцать тысяч, а счет будет открыт в Стокгольмском банке. Далее давалось указание о «физическом устранении» Уорена, выдвигаемого Кулиджем на пост генерального прокурора. Эта акция почему-то должна была сблизить Кулиджа с сенатором Бора и смягчить возражения против признания СССР.
Другая фальшивка была «Инструкцией Коминтерна о реорганизации Американской компартии». В третьей говорилось о том, будто Коминтерн продает в Америке царские бриллианты. Американскому агенту Коминтерна предлагалось усилить контроль за этими операциями и за отчислением прибыли для подрывной работы. Эту фальшивку Дружиловский вручил берлинскому корреспонденту газеты «Нью-Йорк геральд» Чаплину-Каплану[8].
Все эти фальшивки принесли Дружиловскому солидный доход в долларах, хотя ему и пришлось делиться с Гаммом, который помогал готовить тексты.
И наконец, еще одна победа — его поздравил с успехом сам грозный Перацкий и был при этом неузнаваемо ласков.
И только немцы почему-то никак не реагировали на его успех. На последней встрече Вебер был, как всегда, брезгливо-заносчив:
— Доктор Ротт приказывает вам написать подробную информацию о ваших делах с американцами. Но написать надо только правду. Вы свободны.
ИЗ БЕРЛИНА В ЦЕНТР. 12 апреля 1925 года
«Можно считать установленным, что все фальшивки болгарского направления изготовлены Дружиловским в его агентстве «Руссина». Машинистка Соловьева подтвердила факт перепечатки ею всех этих документов на фальшивых бланках. Соучастник — Бельгардт...
«Братство» Павлова окончательно идет ко дну. На днях он сказал мне: «У нас иссякли средства, ищите себе работу». Я немедленно сообщил эту новость Орлову, и тот сказал: «Так им и надо, дохлым дворянам». Он предложил мне работу у него. Так что вся проведенная мною подготовка переориентации на Орлова сработала отлично. Орлов мне верит, говорит со мной вполне открыто. Рассказывал о том, как солидно ведет он дело, он еще раз подтвердил свою причастность в изготовлении для Англии «письма Коминтерна» и назвал следующих соучастников: Жемчужников, Гуманский, Бельгардт, и его завершающей инстанцией в этой работе был друг Черчилля английский шпион Сидней Рейли. Последнее он привел как образец его тактического хода, уводившего все следы дела от него в Англию и сделавшего этот документ для Англии «принципиально подлинным». Бельгардт сотрудничает с Дружиловским не для заработка — он, очевидно, ведет разведку «Руссины» для Орлова, а значит, для англичан. Возможно также, что он действует там и от немцев. О Дружиловском Орлов говорит презрительно. Сказал: «Он неизбежно попадется в капкан, как всякая голодная мышь».
Кейт».
Резолюция на донесении:
Передать Кейту:
1. Разведка дел Орлова и его связей с Лондоном — главная задача.
2. Центр разрабатывает ход, который должен укрепить его положение возле Орлова.
ВЫДЕРЖКА ИЗ СТЕНОГРАММЫ ДОПРОСА С ДРУЖИЛОВСКОГО НА СУДЕБНОМ ПРОЦЕССЕ
(8—12 июля 1927 г.)
П р е д с е д а т е л ь У л ь р и х. Переходим к третьему болгарскому документу, к седьмому по счету вообще. Инструкция Болгарской коммунистической партии о вооруженном выступлении. Как этот документ составлялся, кто указывал содержание, кто технически выполнял и кому он был передан?
П о д с у д и м ы й Д р у ж и л о в с к и й. Содержание этого документа состояло в том, что должен быть дан сигнал к мобилизации членов коммунистической партии, их вооружение должно было произойти в ночь с 15 на 16 апреля. А выступление должно было произойти 16-го числа по сигналу из Центра. Это было продиктовано совершенно дословно, и я совершенно дословно записал. Я явился обратно к послу и вручил ему.
П р е д с е д а т е л ь. Резолюция на этом документе, подписи были написаны вами, вашей рукой?
П о д с у д и м ы й. Подпись «Бужанский» взята из «Руля».
П р е д с е д а т е л ь. Я считаю необходимым огласить этот документ полностью.
Ч л е н с у д а К а м е р о н (читает документ):
«Совершенно секретно. После выполнения уничтожить.
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
ИККИ
Изображение серпа и молота.
Центральная секция отдела внешних сношений
№ 2960
Москва
Настоящим согласно постановлению балканской коммунистической федерации при ИККИ от 12 марта с. г. сообщаем, что сейчас же после получения сего должны войти в связь непосредственно с тов. председателем контроля нашей секции при македонском «оуена оюка тауеб», сообщив, что вышеупомянутым постановлением балканская коммунистическая федерация утвердила постановление македонского «уоена оюка тауеб» относительно приведения в исполнение приговора над Русиновым и Гаржичем и соглашается предоставить приведение в исполнение постановления тт. Матко и Кашемирову, как испытанным работникам в оперативно-террористическом отделе.
Кроме того, согласно тому же постановлению мы должны посвятить всех находящихся в нашем непосредственном распоряжении товарищей из контроля балканского центра в следующее:
1. С 15 апреля с. г. все работники контроля балканского центра объявляются мобилизованными.
2. Те из них, которые организованы в тройках, пятерках и десятках, должны к 12 часам дня 15 апреля с. г. сообщить товарищам, находящимся под их руководством, по списку о мобилизации и передать им приказ о распределении работ, предвиденных в инструкции ИККИ от 10 мая 1924 года за № 47001.
3. Заведующие распределительными оружейными пунктами должны к 1 часу дня 15 апреля с. г. подготовить выдачу амуниции в необходимом для каждого района количестве согласно требованиям руководителей района.
4. Оружие выдается ночью с 15 на 16 апреля и должно храниться у каждого десятника под его личной ответственностью, и т. д. и т. п.
Эти распоряжения нужно немедленно сообщить непосредственно местам, пользуясь кодом АЛЗ, предписывая после изучения уничтожить.
По постановлению Исполкома Коминтерна генеральный секретарь отдела внешних сношений
А. Дорот.
ИККИ
Изображение серпа и молота
Центральная секция
международных сношений
№ 2960
Москва».
На этом документе сделана следующая надпись:
«Тов. Зотову
Немедленно сообщите тов. Янчеву о приговоре, переведите инструкцию на код АЛЗ в нужном количестве отд. секр. экспорта.
Сохранить в личном моем архиве.
С. Бужанский.
19.III.925
Вх. № 346/а
1925. Отд. общ. КОНТ.
Отдел внешних сношений».
П р о к у р о р К а т а н я н. Скажите, пожалуйста, вы внесли какие-нибудь исправления... или оставили документ в том виде, в каком он был... Указали вам на недочеты документа?
П о д с у д и м ы й Д р у ж и л о в с к и й. Какие недочеты?
П р о к у р о р. Например, что есть противоречия. Вы внесли исправления или нет?
П о д с у д и м ы й. Нет, не внес.
П р о к у р о р. Значит... этот документ приняли?
П о д с у д и м ы й. Да.
П р о к у р о р. Почему тут четыре раза упоминается дата 15 апреля?
П о д с у д и м ы й. Потому что наметили на это число.
П р о к у р о р. Значит, дата 15 апреля вам была указана... Я потом задам несколько вопросов. Но сейчас попрошу огласить документ из газеты «Болгария» № 552 — процесс о покушении в соборе св. Недели, речь прокурора по поводу взрыва Софийского собора. Довольно странное совпадение. В фальшивке говорится, что на 15—16 апреля должно быть выступление, и точно 16-го происходит взрыв Софийского собора. Причем эта дата, как устанавливает подсудимый Дружиловский, указана была ему...
(Оглашается газетное изложение речи прокурора, напечатанное в газете «Болгария» за номером 552.)
З а щ и т н и к К о м о д о в. Скажите, Дружиловский, на каком языке была написана эта фальшивка?
П о д с у д и м ы й Д р у ж и л о в с к и й. На русском.
З а щ и т н и к. Вы ее написали лично от руки?
П о д с у д и м ы й. Да, лично, от руки.
З а щ и т н и к. Она была потом напечатана?
П о д с у д и м ы й. Да, она потом была напечатана Соловьевой.
З а щ и т н и к. Все эти номера — 27001, 2960 — это все ставилось вами случайно?
П о д с у д и м ы й. Да, случайно...
З а щ и т н и к. Теперь скажите, пожалуйста, вы не помните, когда был составлен этот документ? На штампе написано 12 марта, задолго ли до этого числа вы составляли этот документ или, наоборот, после этого числа?
П о д с у д и м ы й. Точно я не могу вспомнить.
П р о к у р о р. Вас не волновало то обстоятельство, что благодаря вашим документам были жесточайшие расправы в Болгарии?
П о д с у д и м ы й. Нет, гражданин прокурор, я рассуждал таким образом: на моем месте могли бы быть другие люди из тех лиц, которые тысячами находятся за границей и которые могли быть привлечены к этому, как и я, и сделали бы то же самое, что сделал я, ту же фальшивку.
П р о к у р о р. Совершили бы то же самое преступление?
П о д с у д и м ы й. Совершили бы то же самое преступление.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
У читателей может возникнуть вопрос: неужели высокопоставленные политические деятели западных держав, крупные дипломаты, входившие в Совет послов, не знали, что правительство Цанкова оперирует грубой фальшивкой? На этот вопрос сейчас можно ответить совершенно твердо: з н а л и! Это подтверждено многими вышедшими потом в разных странах документальными и мемуарными книгами. Но, может, узнали об этом позже? Нет, знали это и тогда.
Известно, например, что Вандервельде, ссылаясь на имевшуюся у него частную информацию, утверждал, что фашистское правительство Болгарии для обоснования террора использовало сомнительные документы, и в связи с этим предлагал предоставление Болгарии кредитов обусловить требованием прекратить террор. Ему резко возражал Чемберлен, он даже намекнул Вандервельде, что тот может быть привлечен к ответственности за клевету, но это же был тот самый Чемберлен, который утверждал, что подлинным является и «Письмо Зиновьева» английским коммунистам, хотя был прекрасно осведомлен, где и кто его изготовил. Газета немецких коммунистов «Роте фане» тогда же разоблачала происхождение фальшивок для Болгарии, назвала имя их автора и его адрес.
Не могли не знать происхождения документов прежде всего разведки этих государств. О немецкой и говорить нечего — она знала каждый шаг Дружиловского, Зиверта, Орлова и других. Через Орлова и других своих агентов была осведомлена обо всем разведка английская. По выражению Сиднея Рейли, все происходившее в Берлине в тот же день лежало на ладони британской секретной службы. Не была слепой и французская разведка. Ее представитель Лорен, как мы знаем, пользовался услугами Дружиловского. Знала все и американская разведка, она тоже пользовалась услугами Дружиловского и других жуликов.
А раз знали разведки, значит, знали и правительства. Все знали! Но что же их заставляло делать вид, будто они в полном неведении?
Обратимся за разъяснением этого вопроса к истории.
Балканские страны уже давно привлекали к себе внимание великих западных держав. Еще Бисмарк говаривал, что всякая европейская держава, готовясь в большой военный поход, должна иметь за спиной балканский мешок. Интерес Запада к Балканским странам стоил народам, населяющим этот полуостров, немалой крови. Уинстон Черчилль в своих дневниках значительное место уделяет балканской проблеме и называет ее нервной. Он прекрасно понимал, что XX век внес в эту проблему тревожное и неуправляемое извне явление — стремление балканских народов к национальной и государственной самостоятельности. Для устранения этой опасности империализм использовал старый свой метод — разделяй и властвуй. Задача «разделяй» решалась стандартно — между Балканскими странами то и дело вспыхивали «местные войны», закулисными организаторами которых были западные державы. Что же касается осуществления задачи «властвуй», тут дело обстояло гораздо сложнее, так как по поводу раздела сфер влияния на Балканах шла грызня уже между самими господами империалистами.
Одной из самых вожделенных для Запада Балканских стран стала Болгария. Империалистов разных мастей прельщало уже одно географическое положение этой страны, имевшей границы с Турцией, Грецией, Румынией, со странами Югославского королевства, образовавшегося после распада Австро-Венгерской империи, и морскую границу с Советской Россией.
Нельзя отказать в дальновидности германскому империализму, он еще в начале века энергично полез в Болгарию, а к тридцатым годам уже фактически имел эту страну в том самом мешке за спиной, о котором говорил Бисмарк. Во всяком случае, царем Болгарии еще в конце прошлого века стал Фердинанд Кобургский — бывший офицер австрийской армии, родным языком которого был немецкий, а в 1918 году престол занял его сын Борис — весьма послушный Германии человек. И хотя Бисмарк советовал иметь в мешке Балканы целиком, немецкий империализм расчетливо начал с Болгарии, понимая, что через Болгарию он будет иметь стратегически удобный доступ во все Балканские страны. Будущее полностью подтвердит этот расчет...
Но нас интересуют сейчас двадцатые годы. После первой мировой войны, в которой Болгария выступала на стороне Германии, следовало бы ожидать, что ее постигнет участь союзника побежденной страны со всеми вытекающими отсюда последствиями. Однако, как это ни парадоксально, именно поражение способствовало тому, что Германия смогла прочно внедриться в экономику и политику этой страны.
Сразу после нашей революции 1917 года в Болгарии происходит грозный революционный взрыв. Восстали болгарские солдаты. Разъяренные тем, что их заставили воевать против России, вдохновленные нашим примером, руководимые болгарскими коммунистами, они уже приближались к Софии, цель их была более чем ясной — власть рабочих и крестьян. К солдатам повсеместно присоединялись пролетариат и все честные патриоты страны. Запад встревожился не на шутку. Всполошилась даже далекая от Болгарии Америка. Именно дипломаты США ринулись на помощь своим европейским коллегам, и буквально в двадцать четыре часа Болгария была выведена из войны, а на подавление восстания были брошены немецкие войска.
Правители Болгарии берут курс на фашизм. В этой стране раньше, чем в Германии, устанавливается военно-фашистский режим, Цанков может считаться предшественником Гитлера.
Благонравный Запад взирал на это с таким же олимпийским спокойствием, как позже он будет взирать на приход к власти нацистов в Германии. Более того, Запад одобрил действия болгарских фашистов. В то время болгарские газеты то и дело на своих первых страницах перепечатывали выдержки из статей о Болгарии, опубликованных в Западной Европе и в Америке. Вот, к примеру, выдержка из английской газеты «Таймc»: «Новое правительство Болгарии стоит перед необыкновенно трудной задачей, если оно хочет удержать свою страну от вулканических потрясений. Революционный дух народа, который в недавнем прошлом помог ему в борьбе за освобождение от чужеземного диктата, теперь стал опасностью для родившегося государства, так как, сливаясь с исконным русофильством, он как бы автоматически переключается на идею слепо следовать за русской революцией, что теперь настойчиво подсказывает и сама красная Москва».
Ну что ж, все сказано более чем ясно.
А вот еще. На этот раз выдержка из французской газеты «Тан»: «Перед моей поездкой в Болгарию наши либералы предупреждали меня, что болгарское правительство Цанкова не популярно в своем народе. Теперь, после двухнедельной поездки по этой мирно живущей стране, мне хочется задать себе, а заодно и нашим либералам, один вопрос: что вообще означает популярность или непопулярность правительства? Или, точнее, спросить так: что лучше для любой страны — необычайно популярный премьер, которому рукоплещут дамы, но идеи которого никто не хочет претворять в жизнь, или же премьер, при одном имени которого у нервных дам округляются глаза, но зато в стране его слово закон? Да, если бы Цанков стремился к традиционно-показной популярности, коммунисты давно бы его повесили. В стране, где красная и русская опасность имеет жирную почву в лице невежественной массы, от правительства требуется не популярность, а решительность...»
Тоже сказано более чем ясно. Словом, Цанков имел прямую и открытую поддержку Запада.
Что же в это время происходило в самой Болгарии? Страна была повергнута в кровавую бездну неслыханного террора. То, что сделали Цанков и его банда, впоследствии сможет превзойти только Гитлер со своими подручными. В тюремных застенках, на виселицах, в подвалах охранки и прямо на улицах палачи Цанкова убивали тысячи и тысячи болгарских патриотов, в первую голову, конечно, коммунистов. Истреблялись все честные и мыслящие люди.
В сентябре 1923 года в стране вспыхнуло восстание. Оно было как взрыв отчаяния, оно было попыткой остановить кровопролитие и спасти нацию. Восстание было потоплено в крови. Официальный Запад аплодировал фашистскому палачу Цанкову. И вот именно в этот момент Цанков, прекрасно понимавший, что подавление восстания вызвало еще большую ненависть к нему народа, решает провести новый тур террора. Он мечтал, как сам выразился, вырвать из болгарской земли все корни, питавшие восстание. Для этого нужен был только предлог. Им становится фальшивка Дружиловского — «директива Коминтерна» болгарским коммунистам об организации нового восстания. Запад дает Цанкову свое благословение на новое чудовищное кровопролитие, делая при этом вид, будто ему неведомо, что в руках палача — грубая фальшивка. Боже мой, какое это имеет значение, когда речь идет о спасении Балкан от коммунизма! Чемберлен, настаивая на оказании помощи правительству Цанкова, прямо так и говорил: было бы катастрофой для всей Европы, если бы в Болгарии, в центре Балкан, победили коммунисты. Москва создала бы там плацдарм для дальнейшей экспансии на Запад.
Вот при каких, совсем не случайных обстоятельствах аферист и жулик Дружиловский вошел в историю. Ну что ж, не он первый, не он последний.