Наплыв высоких гостей

Наплыв высоких гостей

Пока шла подготовка к наступлению, оперативный отдел 6-й армии на нашем командном пункте посещали различные высокие гости. Самой интересной была для меня встреча с начальником службы связи вермахта генералом Фельгибелем. Познакомил нас начальник армейской службы связи полковник Арнольд. Как-то вечером мы гуляли втроем по деревенской улице. Генерал заговорил о положении на фронтах. Высказывался он довольно скептически, почти что пессимистично. Нам тоже приходилось испытывать тревогу, но чаще всего по поводу отдельных случаев, того или иного эпизода из нашей армейской действительности. Фельгибель же сомневался во всем.

— На западе наши войска стоят, растянувшись от Нордкапа до Пиренеев. Роммель сражается в Северной Африке. В Югославии и Греции наши дивизии ведут изматывающую малую войну против партизан. А что было в прошлом году под Москвой, вы и сами знаете. Будем надеяться, что у вашей армии все сойдет благополучно. Но я могу понять недовольство Паулюса тем, что его северный фланг так растянут. Только бы мы не надорвались на этом наступлении.

Несколько раз я ловил на себе взгляд Арнольда. Он, как и я, внимательно слушал генерала, который ровным, спокойным голосом продолжал:

— Германия опять ведет войну на два фронта. Мы с вами были очевидцами этого с 1914 по 1918 год и по собственному опыту знаем, сколько крови это нам тогда стоило. А разве обстоятельства сложились для нас более благоприятно после 1918 года? Я позволяю себе в этом весьма сомневаться.

Я насторожился. Да ведь это почти нескрываемое недоверие к военным планам верховного главнокомандования, критика Гитлера, неверие в победный конец. Стало быть, Фельгибель не согласен с гитлеровской стратегией? Он возражал против войны на два фронта. А разве у нас есть другая возможность?

Генерал обратился ко мне:

— Каковы понесенные нами потери?

— Убыль в результате действий противника сравнительно умеренная. Число выбывших из строя по болезни, напротив, очень велико — явно вследствие непривычных для нас климатических условий. Боевая численность некоторых рот уменьшилась на треть и больше. А впереди самые тяжелые бои.

— Перспективы далеко не радужные, — этими словами генерал заключил нашу беседу.

Был чудесный летний вечер. Вдали на темнеющем небе мелькнула зарница. Полной грудью вдыхал я свежий ночной воздух. Вдруг мне стало холодно. Тут я заметил, что на мне тонкий летний китель, и поспешил в свою палатку. Мой денщик уже расставил походную кровать и затемнил маленькие окошки. Я включил электрический свет, который получал энергию от движка, и сел за свой рабочий стол.

Но работа не клеилась. Слова генерала Фельгибеля властно оттеснили все на задний план, проникали в мое сознание, мешали думать о чем-либо другом. А ведь Фельгибель, в сущности, сказал лишь то, что, трезво все обдумав, должен был бы сказать каждый.

На другой день генерал Фельгибель улетел. Никто из нас тогда не подозревал, что впоследствии он будет участником заговора против Гитлера 20 июля 1944 года.

Быть может, он искал в нашем штабе себе союзников и был разочарован, не найдя отклика. Но нам пришлось пройти через много страшных и горьких испытаний, прежде чем мы поняли военную обстановку, а также бесчеловечность и политическую преступность этой войны. В то время мы были как в чаду, занятые подготовкой наступления на советский плацдарм к западу от Калача. За недосугом генерал Паулюс почти не имел возможности видеться со своим приятелем Фельгибелем. Если командующий не должен был непременно присутствовать на армейском командном пункте, он выезжал на передовую, в дивизии и полки. Паулюс всегда старался составить свое собственное мнение об обстановке и настроении солдат. Большей частью, вернувшись оттуда, он бывал довольно неразговорчив. Его очень удручали растущие потери войск перед решительным сражением.

Предстоящие операции, угрожаемое положение северного фланга 6-й армии и падающая боевая численность рот были главной темой и в разговорах с генерал-майором Шмундтом, старшим адъютантом Гитлера. Он прибыл на наш военный аэродром на «физелер-шторхе». Иногда Паулюс и Шмидт привлекали меня к участию в беседах с нашим гостем. Я описывал без прикрас ухудшившееся положение с личным составом. Но Шмундту следовало получить непосредственное впечатление от таких участков фронта, которые были для 6-й армии предметом наибольших опасений. Поэтому Паулюс выехал вместе со Шмундтом в дивизии на северном участке излучины Дона, восточнее Клетской. Здесь нам не удалось отбросить русских за Дон. Для экономии сил и средств наши дивизии заняли отсечную позицию.

На командном пункте 161-го пехотного полка 376-й дивизии его командир, полковник Штейдле, характеризовал обстановку. Своим левым флангом полк примыкал к 8-й итальянской армии, которая только что заняла свои позиции. Штейдле был одним из наших лучших командиров, отличался мужеством, осторожностью, пользовался уважением солдат. Паулюс был знаком с ним еще с Первой мировой войны. Он знал, что полковник не сробеет и перед начальством. Штейдле действительно не побоялся выступить в присутствии адъютанта ставки фюрера с критической оценкой угрожаемого положения на северном фланге армии. За последние дни потери дивизий снова увеличились. В большинстве рот было в среднем всего 25–35 боеспособных солдат. Позднее Паулюс рассказывал мне, что Штейдле настойчиво требовал пополнения.

Еще во время пребывания у нас генерал-майора Шмундта авиация донесла, что русские подтянули к Дону у Калача подкрепления, главным образом танки. Еще один аргумент, убеждавший адъютанта Гитлера в необходимости скорейшей присылки подкрепления. Подстегиваемый настойчивыми требованиями 6-й армии, Шмундт вылетел в группу армий, а оттуда — обратно в ставку Гитлера. Паулюс провожал его на наш временный аэродром и, прощаясь, еще раз просил добиться у Главного командования сухопутных сил эффективной поддержки северного фланга.

Другим высокопоставленным гостем, посетившим нас в те дни, был генерал Окснер, начальник химических войск. Для наступления на Сталинград 6-й армии должны были придать бригаду специальных минометов. До сих пор это оружие применялось редко. Впервые я увидел его в действии в 1941 году во время атаки на Великие Луки. Снаряды взлетали в воздух, как кометы с огненным хвостом, издавая невообразимый вой. Даже наши пехотинцы, которые были незадолго до этого подготовлены командирами, в страхе пригибались, когда ракетоподобные снаряды перелетали через них. Они оказывали огромное психическое воздействие на застигнутого врасплох противника.

Генерал Окснер пробыл у нас очень недолго, всего один-два дня. Он совещался с начальником штаба о тактическом применении этого грозного оружия. Прощаясь с ним, Паулюс сказал:

— Надеюсь, это не останется пустым обещанием. Вы видели, какие здесь были беспощадные бои. Противник не отступает под нашим натиском. Он упорно сопротивляется и отвечает ударом на удар, где только может. Нам во что бы то ни стало нужно получить вашу наводящую ужас минометную бригаду.

— Вы можете на меня положиться, я не оставлю вас без поддержки.

Затем Окснер уехал.

Мало-помалу мы начали уставать от подобных посетителей. Ведь на то, чтобы информировать приезжее начальство, всякий раз требовалось много времени и сил. Теперь вышестоящие инстанции имели достаточно материала и сведений, подтверждающих наши тревожные донесения. Начальник нашего оперативного отдела полковник Фельтер сказал:

— Шмундт вернулся из своей поездки на фронт явно потрясенный. Его все-таки пробрало то, что он увидел воочию, услышал собственными ушами. Надо надеяться, он не утаит правду от фюрера, а тогда наконец рассеются басни об уничтожении Красной Армии и к противнику начнут относиться серьезно.

— По-моему, — заметил я, — прозорливей всех оказался генерал Фельгибель. В беседе со мною и Арнольдом он характеризовал общую обстановку на фронтах куда глубже и трезвее, чем я сам даже наедине с собою. Не знаю, как настроен генерал Окснер, мы с ним почти не разговаривали. Можно только пожелать, чтобы все это дошло наконец и до верховного командования.