«Меня никогда не тянуло к литературе…»

«Меня никогда не тянуло к литературе…»

Годы, которые Твен провел в высокой лоцманской рубке, много дали ему как писателю. Сэмюел Клеменс продолжал узнавать жизнь. Пожалуй, никогда раньше ему не случалось встречать столько людей самых различных профессий, как на речных пароходах. Много лет спустя Твен сказал (комически утрируя по свойственной ему манере), что за время работы лоцманом он познакомился лично и очень близко со всеми разновидностями человеческих типов, какие только упоминаются в литературе.

На пароходах встречаются охотники из неосвоенных фермерами районов Кентукки, янки из Новой Англии, «джентльмены» — плантаторы из южных штатов, сердобольные дамы и пароходные проститутки, хвастуны и врали, негроторговцы и бродяги. Иногда тут же устраивают пышные свадьбы. Играет музыка, все танцуют.

Порою на пароходе располагаются последователи какой-нибудь секты, уезжающие в глухие места, чтобы не иметь дела с «еретиками». Далеко на западе страны они будут строить жизнь по учению новых «наместников бога на земле» — фанатичных и не лишенных хитрецы «пророков». У сектантов голодный, изможденный вид. Пассажиры стараются обойти стороной этих дурно пахнущих людей.

Клеменс знакомится с капитанами, боцманами, матросами, переселенцами. У каждого своя история. Память молодого лоцмана вбирает в себя и правдивые рассказы о пережитом и анекдоты, шутки, легенды.

Нигде не услышишь столько рассказов, столько выдумки и вранья, как на речных пароходах, где время тянется медленно, а у большинства дел нет никаких. Тут передают истории о речных пиратах, кровавой мести, ловких мошенничествах, находках драгоценных металлов в Калифорнии и Неваде, обычаях членов секты многоженцев — мормонов. Сообщают о восстаниях рабов, о людях, создающих колонии для перестройки жизни на новый лад, на основах истинного равенства, по идеальному образцу. Много говорят о текущей политике — борьбе южан с янки в сенате и палате представителей, выступлениях юриста и оратора из Иллинойса Эйба Линкольна, которого так любят фермеры-северяне, угрозах плантаторов-рабовладельцев создать из южных штатов самостоятельное государство.

В эти годы у Клеменса оставалось мало времени для литературной работы. На просьбы Ориона присылать письма для газеток, которые он пытался издавать, Сэм обычно отвечал отказом.

Но молодой лоцман всегда готов был в свободные от вахты часы рассказать какой-нибудь анекдот, от которого слушатели покатывались со смеху. Его медлительная речь позволяла ему с особенным успехом выступать в роли глуповато-хитрого рассказчика, который как будто и не подозревает о комизме случившейся с ним истории.

Рассказы Клеменса были выдержаны в духе простонародного юмора западных областей страны. В них было полным-полно комических нелепостей. Когда однажды заговорили о находчивости при катастрофах, он рассказал любопытную историю, будто бы с ним случившуюся. Во время пожара в окне четвертого этажа показался старик. Лестница не доходила так высоко, никто не знал, что делать, — старику грозила гибель. Но он, Сэм, не растерялся, закинул веревку и, когда старик поймал ее конец, велел ему обвязать себя вокруг пояса. «Старик это сделал, и я стащил его вниз».

Слушатели хохочут, но Сэмюел Клеменс делает вид, что не находит в этом рассказе ничего смешного. Он до конца верен избранной им роли простака.

Между тем твеновская коллекция «крокетианы», рассказов о Майке Финке и других буйных людях с Миссисипи значительно пополнилась. Во время стоянок в Сент-Луисе и Новом Орлеане Сэмюел Клеменс посещал библиотеки, и ему довелось прочитать бесчисленное множество фельетонов, шуток. Нередко лоцману попадались в руки рассказы Ирвинга и По.

В эти годы Сэмюел Клеменс напечатал несколько юморесок.

Став полноправным лоцманом, он счел своим долгом высмеять в газете «Кресчент», издававшейся в Новом Орлеане, старого лоцмана Айсайю Селлерса, который изрядно наскучил своим молодым коллегам газетными заметками, написанными в покровительственном тоне.

Этот Селлерс обычно предсказывал на страницах газет условия предстоящей навигации и давал лоцманам непрошеные советы. Клеменс выступил со злой пародией. В статье, подписанной «Сержант Фатом», он объявил с комически серьезным видом, что уровень Миссисипи поднимется так высоко, что к середине января вода будет на крыше местной гостиницы. Как и старый лоцман, он приплел ни к селу ни к городу события, которые якобы имели место полвека тому назад, а затем даже начал рассказывать о том, что произошло с ним в середине… XVIII столетия.

В «Жизни на Миссисипи» Твен подробно описывает обстоятельства опубликования статьи, высмеивающей Селлерса. Он приводит отрывок из заметки, которую, по его словам, написал лоцман и которая послужила поводом для пародии. Заметка эта начинается весьма торжественно: «Для блага граждан Нового Орлеана сообщаю свое мнение…» Вслед за тем Твен покаянно говорит, что его пародия «глубоко уязвила сердце славного человека» и что «капитан Селлерс оказал мне честь, начав глубоко ненавидеть меня с этого дня».

В рассказе Твена об истории с Селлерсом есть немало выдумки. Автор «Жизни на Миссисипи» весьма вольно обращался с фактами. Богатое воображение заставило его «заострить» кое-какие ситуации, внести в образ Селлерса (да и в свой собственный) такие краски, каких в оригинале не было.

Заметку, которую Твен приписывает Селлерсу, тот в таком виде, в котором она была воспроизведена Сэмюелом Клеменсом, на самом деле не публиковал. Верно, что в газете «Тру Делта» от 7 мая 1859 года была напечатана заметка за подписью Айсайи Селлерса, в которой говорилось, в частности, что Миссисипи поднялась выше, чем когда бы то ни было с 1815 года. Но Сэмюел Клеменс воспроизвел ее с такими дополнениями, автором коих являлся он сам, что получилось нечто совсем другое. В частности, слова: «Для блага граждан Нового Орлеана сообщаю свое мнение…», которые Сэмюел Клеменс использовал в качестве трамплина для особенно злых насмешек, как оказывается, принадлежали отнюдь не Селлерсу.

Твен пишет в «Жизни на Миссисипи», что статья о Селлерсе была его первой газетной публикацией. На самом деле к этому времени он напечатал уже много газетных материалов.

Надо сказать, наконец, — и это важнее всего, — что необоснованно также утверждение Твена, содержащееся в «Жизни на Миссисипи», будто свой псевдоним «Марк Твен» он заимствовал у Селлерса.

Когда Селлерс умер, Сэмюел Клеменс был «новоиспеченным журналистом» и «конфисковал брошенный псевдоним старого речника»; так говорит писатель в своей книге о жизни на Миссисипи. В письме, посланном в газету «Дейли альта» в июне 1877 года, Твен тоже утверждает, что Марк Твен — это псевдоним капитана Айсайи Селлерса. «Он умер в 1863 году, и так как эта подпись ему не была больше нужна, я захватил ее, не спрашивая разрешения у останков владельца».

Американские исследователи творчества Твена не столь давно обратились к старым комплектам новоорлеанских газет и, к своему удивлению, обнаружили, что псевдонимом Марк Твен Селлерс никогда не пользовался. Вообще такой псевдоним в газетах того времени не найден.

По всей вероятности, этот знаменитый псевдоним ни у кого Сэмюелом Клеменсом заимствован не был и его придумал сам писатель. Известно, что выражение «марк твен» — «отметь два» — применяется речниками на Миссисипи для обозначения глубины фарватера в две морские сажени (двенадцать футов). Это достаточная глубина для прохождения самых больших речных судов. За несколько лет работы на Миссисипи лоцману Клеменсу пришлось, конечно, слышать слова «марк твен» тысячи раз, и это выражение глубоко врезалось в его память. Почему же он приписал свой псевдоним Селлерсу? Дать вполне обоснованный ответ пока невозможно. Напомним лишь, что в пародии Сэмюела Клеменса на статьи Селлерса упомянут сержант Фатом. Слово же «фатом» означает морскую сажень. Возможно, что имя Фатом через несколько лет трансформировалось в сознании Сэмюела Клеменса в термин «два фатома», означающий «две морские сажени», или «Марк Твен». В результате псевдоним Марк Твен был невольно приписан им Селлерсу, хотя сам Селлерс никогда себя ни Фатомом, ни Твеном не называл.

Любопытно, что фамилия старого лоцмана, которого Сэмюел Клеменс высмеял в одной из своих ранних пародий, увековечена в его крупных произведениях. Селлерсом Твен назвал героя двух своих романов: «Позолоченный век» и «Американский претендент».

Высказано предположение, что, кроме пародии на Селлерса, Твен опубликовал за годы работы лоцманом также серию из десяти писем, в которых высмеял военную службу. Письма эти появились в газете «Кресчент» как раз перед началом войны Севера и Юга. Сам Марк Твен никогда о них не упоминал. Но некоторые серьезные американские исследователи, специально изучавшие данную проблему, считают, что авторство Твена вызывает мало сомнений.

Юмористические письма, печатавшиеся в газете «Кресчент» в первые месяцы 1861 года, были подписаны комически претенциозно: Квинтус Куртиус Снодграсс. Фамилией Снодграсс Твен пользовался и раньше. Так, после отъезда из Киокука он послал в газету Ориона несколько писем, в которых возникает образ деревенщины Томаса Джефферсона Снодграсса. Юмор ранних «снодграссовских» писем Твена грубоват. Его глупый герой низводит большие исторические события до уровня неотесанного провинциала. Об убийстве Юлия Цезаря рассказывается, например, так: «Пришло, наконец, время снять мистера Цезаря с должности…» В театре вульгарный Снодграсс кладет ноги на перила. Найдя подброшенного ребенка, он собирается бросить «это проклятое создание в прорубь».

Новый Снодграсс, напротив, претендует на знакомство с культурой. Сэмюел Клеменс создает комический образ человека, стремящегося писать «элегантно», любящего пофилософствовать, склонного к риторике. Вполне возможно, что автор писем заимствовал имя Снодграсса и некоторые черты этого образа из диккенсовских «Записок Пиквикского клуба».

В письмах Снодграсса высмеивается военная муштра. Автор издевается, в частности, над существующими учебниками военного дела. Пародируя их, он заявляет, что настоящие солдаты должны свести «все повседневные жизненные функции» к системе движений, выполняемых быстро, рывками. Снодграсс не скрывает своего высокого мнения о самом себе, декларируя, например, что часть, к которой он принадлежал, удостоилась признания «только в результате личного хорошего поведения вашего друга, автора писем». Он дает многочисленные советы солдатам, применяя характерный для простонародной юмористической литературы прием комического преуменьшения. Так, Снодграсс предупреждает, что если солдат насадит своего соседа на штык, то это «может привести к неблагоприятным последствиям».

В некоторых отношениях Квинтус Куртиус Снодграсс ведет себя как человек глуповатый, но нередко он оказывается тонким наблюдателем и его высказывания исполнены сарказма. Изображая нарядно одетых офицеров, он дает понять, что солдаты могут не беспокоиться за этих красавцев. Ведь во время боевых схваток они всегда находятся «далеко в тылу», где им «решительно ничто не угрожает». С хитрой улыбкой Снодграсс выражает мысль, что в бою нужно заботиться не столько о жизни солдат, сколько об их одежде. Пусть уж солдаты одеваются попроще, ибо непростительно будет, если пули испортят хороший мундир.

Снодграсс весьма невысоко ценит военную славу. Он советует солдату прежде всего заботиться о «самом себе», о своей шкуре. Самые храбрые солдаты, издевательски говорит он, должны находиться в задних рядах, где они будут иметь возможность подталкивать штыками более робких, чтоб «спасти честь роты».

В письмах Твена не возникает даже мысли о благородстве дела, за которое воюют солдаты. Офицеры же вызывают у автора писем явное раздражение.

Напомним, что нападки Снодграсса на военную службу возникли накануне схватки Севера и южных штатов. Письма эти были созданы и опубликованы на Юге, в центре рабовладельчества. Напрашивается вывод, что Сэмюел Клеменс не разделял настроений тех южан, которые как раз тогда готовились пойти войной на Север во имя сохранения невольничества.

Это не значит, впрочем, что создатель образа Снодграсса был сознательным противником рабства. Одно из писем содержит насмешливую характеристику вожака северян Линкольна, только что избранного на пост президента. Снодграсс рассказывает, как с группой друзей он был в гостях у Линкольна, и президент изображен дурно воспитанным человеком.

Великий американский писатель-демократ, заклеймивший рабство негров в «Приключениях Гекльберри Финна» и во многих других произведениях, не имел, конечно, оснований гордиться своей убогой юмореской о Линкольне. Не в этом ли причина того, что Твен предпочитал не вспоминать о всей серии статей, подписанных псевдонимом Квинтус Куртиус Снодграсс?

В апреле 1861 года, когда прогремели первые выстрелы в кровопролитнейшей войне Севера и Юга, молодому лоцману шел двадцать шестой год.

Итоги литературной деятельности Твена за довоенные годы невелики. Горас Биксби свидетельствует, что в свободное время Сэм «постоянно что-то записывал». Но комические скетчи, которые он создал в 50-х годах, большими художественными достоинствами не отличаются. Как и популярные юмористы тех лет, Твен охотно пользовался приемами комического преувеличения и комического преуменьшения. Однако рисовать убедительные человеческие характеры он еще не умел.

Много лет спустя писатель заметил: «Если я в состоянии разобраться в собственной биографии, то должен сказать, что меня никогда не тянуло к литературе, никогда у меня не было желания иметь с ней дело, и только случайности заставляли меня брать перо в руки, чтобы заниматься литературным трудом».

В основном это, конечно, шутка. Но, во всяком случае, в довоенные годы Твен не думал о литературе как о возможной профессии.