Я нахожусь перед тяжелым решением

Я нахожусь перед тяжелым решением

После Мюнхена Гитлер еще чаще, чем раньше, говорил, что уж теперь-то у него нет решительно никаких территориальных претензий. Судеты – это якобы последнее завоевание, и он, мол, даже отдаленно не помышляет о том, чтобы «вернуть в родную империю» хотя бы одного-единственного чеха. Кто мог этому поверить, когда втихомолку велись все более определенные разговоры о мартовских идах и необходимости уничтожить «пражский болезнетворный очаг»? Вторая мировая война стала почти неизбежной и могла разразиться уже весной. Надо было подумать о своей судьбе.

В январе 1939 года я испросил у Цеха внеочередной отпуск на три дня для поездки в Лондон под предлогом, что мне срочно надо показаться там моему врачу. Устинов договорился о негласной встрече с Ванситтартом у себя в мансарде.

Лорд явился точно в назначенное время, хотя и немного запыхавшись после непривычного подъема на пятый этаж, и приветствовал меня с чрезвычайной сердечностью:

– Путлиц, я понимаю, что вы недовольны нами. Мюнхен – это позор. Но заверяю вас, что больше отступлений не будет. Даже наша английская флегма имеет свои границы. В следующий раз Чемберлен не сможет удовлетвориться бумажонкой, на которой Гитлер нацарапает несколько ничего не значащих слов насчет своего миролюбия; теперь Англии придется стукнуть кулаком.

– Это-то и угнетает меня, милорд. Если бы вы были твердыми, вы смогли бы обуздать Гитлера. Но вы уже уступали так часто и так много, что энергичное постукивание кулаком будет означать кровопролитную войну.

– Да, вы правы. Я тоже боюсь, что война стала неизбежной.

– Понимаете ли вы, лорд Ваноиттарт, что для меня рушится целый мир и что поэтому я хочу говорить с вами серьезно?

– Выкладывайте. Ради этого я сюда и пришел.

– Видите ли, я долгие годы пытался вам объяснить, что вы в своих же кровных интересах не должны делать нацистам ни малейшей уступки. Я поддерживал с вами дружбу, потому что надеялся отвратить таким образом разрушительную войну как от вашей, так и от моей собственной страны. Теперь, как вы сами говорите, война неизбежна. Поставьте себя на мое место! Что мне делать?

– Путлиц, что бы ни произошло, в вас лично мы всегда будем видеть друга.

– Какая мне польза от всей вашей дружбы, раз я сижу в Германии, а вы будете сбрасывать на мою родину бомбы и стрелять в моих братьев? Конечно, я не стану сражаться против вас, за Гитлера и его грязную шайку, но такое положение было бы совершенно невыносимым. Я хотел помешать этому. По всей видимости, мои старания остались тщетными. И если теперь дойдет до этого, то я все же просил бы вас дать мне возможность жить во время войны здесь, в Англии, в качестве нейтрального человека. Может быть, тогда я смогу позднее, после поражения нацистов, способствовать установлению между нашими странами настоящей дружбы и мира.

– Я ожидал этого вопроса и уже обдумал его со всех сторон. Обещаю вам, что вы в любое время, в том числе и во время войны, найдете в Англии убежище.

– Лорд Ванситтарт, у меня гора упала с плеч от того, что вы так облегчаете всю эту проблему. Но прежде чем принять окончательное решение, я должен просить вас еще об одной гарантии.

– Чего большего вы можете требовать по сравнению с тем, что я вам уже сказал?

– Милорд, вы должны подумать о том, что я – немец и для меня все это несколько сложнее, чем для вас. Для Англии это будет, национальная война. Англия будет сражаться не только против Гитлера, но и против Германии. Для меня же врагом является только Гитлер, а война – в известном смысле гражданской войной. Поскольку вы будете уничтожать Гитлера и нацизм, постольку нет такой области, в которой вы не могли бы рассчитывать на мою полную поддержку. Но если вы при этом захотите уничтожить и самое Германию, то я ни в коем случае не смогу быть на вашей стороне.

– Вы думаете, что Версаль ничему нас не научил? Таких ошибок, как тогда, мы больше не сделаем. Мы знаем по опыту, что неудовлетворенная Германия всегда представляет опасность для Европы. Теперь нашу цель в войне против Германии я мог бы выразить в пяти словах: полные житницы и пустые арсеналы – full larders and empty arsenals. Вы сами вряд ли станете особенно возражать против этого. Будьте спокойны, на этот раз мы заключим разумный мир, и, может быть, вы сможете нам в этом помочь.

– Это серьезно?

– Даю вам слово.

Вначале я просто не верил своим ушам, не верил тому, что встретил такое понимание, и несколько раз повторил один и тот же вопрос. Ваиситтарт по меньшей мере трижды повторил свои заверения.

Когда он ушел, я сказал Устинову:

– Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Он ответил:

– Я всегда говорил вам, что англичане много умнее, чем вы думаете.

– Ужасно только, что они позволили делу зайти так далеко и что война теперь неизбежна.

– Да, – сказал Устинов. – Они, как господни мельницы: мелют медленно, но основательно. Может быть, война будет не такой уж страшной и мощь Гитлера лопнет скорее, чем мы думаем.

– Устинов, будем надеяться, что вы правы. Может быть, мы еще увидим лучшие времена.

Успокоенный, я вернулся в Голландию. Решение было принято. Я был убежден, что при сложившихся обстоятельствах оно являлось для меня единственно правильным.