Глава X Хотел ли Хрущев сказать правду о Катыни?
Глава X
Хотел ли Хрущев сказать правду о Катыни?
Не совсем ясно и отношение советского руководства к Катынской трагедии. Ну, например, почему Хрущев не воспользовался удобным случаем и не включил ее в список преступлений Сталина, оглашенный им в своей знаменитой речи в феврале 1956 года на XX съезде КПСС?
Текст выступления Хрущева достаточно хорошо известен.[107] Он был почти сразу же разослан всем известным деятелям коммунистического движения и лидерам «стран народной демократии» и скоро оказался в руках западных корреспондентов. В своей речи Хрущев рассказал почти обо всех ликвидациях виднейших коммунистов во время так называемых чисток. Например, из 139 человек, избранных на XVII съезде в Центральный Комитет, 98, или 70 процентов, были, арестованы и расстреляны в 1937-38 годах. А из 1966 делегатов того съезда 1108 были арестованы по различным политическим обвинениям в последующие несколько лет. Он отметил и ослабление Красной армии: из пяти маршалов трое были расстреляны,[108] проведены чистки и среди среднего командного состава.
После речи Хрущева среди советских военных началось движение за реабилитацию многих видных военачальников, репрессированных в сталинское время. Тогда в свет вышла книга в память маршала Тухачевского, был сделан проект памятника маршалу Блюхеру, начали производиться подсчеты числа жертв репрессий. Цифра эта, кстати, достигла тридцати пяти тысяч офицеров различных званий и рангов, физически ликвидированных в 1937-41 годах.[109]
И если бы к этим цифрам было добавлено еще десять тысяч польских офицеров и пять тысяч полицейских, едва ли что-то бы изменилось, только дело Катыни оказалось бы закрытым, а международная общественность — успокоенной. Ведь с того момента, как советское правительство признает ответственность своих предшественников, международное положение СССР не только не ухудшится, но, напротив, окрепнет.
Так отчего же советское руководство все еще возлагает вину на немцев, якобы расстрелявших польских пленных осенью 1941 года?
В шестидесятых годах ходили слухи, что, дескать, Хрущев предлагал Гомулке, тогдашнему первому секретарю ПОРП, включить Катынь в список сталинских преступлений, Гомулка якобы отсоветовал Хрущеву: едва ли после такого признания можно будет справиться с польским общественным мнением, если до этого сам вопрос был под запретом, не разрешалось даже дискутировать о нем — все было ясно, в расстреле повинны фашисты. Это слухи, как было в действительности, я не знаю.
В речи Хрущева на XX съезде нет ни слова о Катыни, да и вообще, она касается только чисток внутри ВКП(б). Правда, Хрущев назвал необоснованными репрессии против бывших троцкистов, признавших ошибки и вставших на «ленинский» путь. Но он, с другой стороны, ни словом не обмолвился о судьбах тех, кто к моменту чисток придерживался троцкистской платформы. Кстати сказать, из анализа речи вовсе не следует, что Хрущев категорически исключал возможность массовых репрессий, если они «соответствуют целям государства». Ну а отсюда совершенно очевидно, на XX съезде и речи о Катыни быть не могло.
В то же время я не исключаю вероятности, что позднее Хрущев и был готов обнародовать правду о Катыни. Об этом говорят несколько моментов. Прежде всего, после XX съезда в Советском Союзе изменился подход к исторической науке. Она начала писаться если и не с полной объективностью, то, как минимум, с некоторой долей истины. А ведь во времена Сталина история, и особенно — новейшая история, были просто пропитаны ложью.
Если же писать о последнем этапе войны, то просто невозможно обойти молчанием Катынь, ставшую важным элементом политической жизни того времени и даже вышедшую на рассмотрение Международного трибунала в Нюрнберге. Однако, если ее описывать в стиле Заключения советской комиссии, то советский читатель, привыкший находить истину между строк, легко докопался бы до правды — так неубедительны ее утверждения. Александер Верт, очень просоветски настроенный публицист, после своего довольно долгого путешествия по СССР писал, что для советских людей Катынь — открытая тайна. «Это как нарыв, о котором мы предпочитаем молчать», — сказал ему один из ведущих советских писателей.[110] Другой его собеседник при упоминании о Катыни вспомнил о массовых расстрелах в 1945 году северных корейцев, обвиненных в сотрудничестве с японскими оккупантами. Правда, он добавил, что такие массовые расправы над противниками скорее были исключением, чем правилом. Вполне естественно возникает вопрос: не лучше ли официально и открыто признать свою ответственность и тем кончить дело?
Одним из главных моментов, помешавших Хрущеву раскрыть правду, на мой взгляд, были его собственные интересы в борьбе за власть. После своего выступления на XX съезде он оказался в таком положении, что его судьба полностью зависела от развития процесса десталинизации. Правда же о Катыни могла бы помочь этому процессу, бывшему довольно популярным вначале, но позже натолкнувшемуся на сильное сопротивление со стороны партийной бюрократии. И необходимо помнить, что партийная бюрократия, или партаппарат, это по сути дела правящий класс современной России, имеющий свои экономические и социальные привилегии и цепко держащийся за них. Еще в начале пятидесятых годов бывший вице-президент Югославии Милован Джилас дал блестящую характеристику этой социальной группе, названной им «новый класс».[111]
Именно партаппарат и политическая полиция, известная в разное время под разными названиями (ЧК, ГПУ, НКВД МГБ, КГБ), и являются той силой, которая удерживает народы СССР в тисках партийной диктатуры. Тут надо добавить, что, по мнению западных обозревателей, во времена Хрущева было около четверти миллиона профессиональных партийных работников.[112][113] Аппарат этот был создан Сталиным — Генеральным секретарем Центрального Комитета,[114] или, иными словами, главным партийным администратором — более чем за тридцать лет. Уничтожив старых партийцев, соратников Ленина, он привел к власти новое, консервативное поколение послушных исполнителей. Я употребляю здесь термин консервативное в значении консерватизма к тем условиям, в которых они были воспитаны, т. е. у новых руководителей напрочь отсутствовало стремление к каким бы то ни было переменам. На XVIII съезде ВКП(б) Сталин заявил, что со времени предыдущего съезда более пятисот тысяч членов партии получили новые назначения.[115] Александр Исаевич Солженицын в романе «Раковый корпус» дает неплохое описание социального состава современного советского общества, показывая и психологию правящего класса.
Речь Хрущева была воспринята партаппаратом с некоторым облегчением: они более не опасались за свою личную судьбу, им была гарантирована безопасность, в то время как при Сталине для многих из них освобождение от занимаемой должности автоматически означало приговор и лагеря. То есть некоторое ограничение власти тайной полиции полностью отвечало интересам правящего класса. Когда же процесс десталинизации начал расширяться, партократия почувствовала беспокойство — наступление на сталинизм могло вылиться в наступление на их собственные позиции, в наступление на саму систему партийной диктатуры. И следует помнить, что люди того поколения были воспитаны в «духе любви к вождю», они были уверены, что жестокости его правления были уравновешены его «мудростью и заботой о людях». Советская версия марксизма вообще резко отлична от того марксизма, который исповедовали западные коммунисты, старые большевики, меньшевики и т. д. Коммунистическая идеология отрицает необходимость эксплуатации человека человеком, но она ничего не имеет против уничтожения человека человеком, особенно если это отвечает «интересам пролетарского государства».
Царская Россия тоже часто бывала жестокой, но там жестокость смягчалась исповеданием христианства и гуманистичным влиянием этой религии на все стороны жизни государства. Православная Церковь, хотя и была коррумпирована и со времени Петра Великого подчинена светской власти, все же играла заметную роль в обществе, давая людям понять различия добра и зла. Например, Православие предполагало навещение узников, особенно в дни Церковных праздников. Я сам помню, как в детстве видел целые возы подарков, посланных на Рождество от купцов заключенным. Позже я видел, что в русских госпиталях раненые немцы и австрийцы видели такие же ласку и уход, что и русские солдаты.
В Советской же России, крестьянин, подавший кусок хлеба «кулацкому» ребенку, умирающему с голода, рисковал попасть в число «подкулачников» и угодить в лагеря. Но нынешнее поколение партийной бюрократии воспитано так, что коллективизация в их глазах это не цепь беспричинных жестокостей, а «героическое» время строительства нового общества. И надо признать величайшей заслугой польских коммунистов, что после войны они не допустили развала польской деревни.
Чтобы понять ментальность тех слоев партийного руководства, которое восприняло десталинизацию и участвовало в ней, следует помнить, что и для них с именем Сталина связывались не только массовые репрессии, но и героические достижения страны в экономике и политике. По их мнению, хотя Сталин фактически и дезорганизовал перед войной Красную армию, все же спустя несколько лет она именно под его, Сталина, руководством разбила фашистов. Сталин физически уничтожил большинство сподвижников Ленина, но при нем СССР стал сверхдержавой, Сталин был беспрецедентным преступником, но он же стал и символом «прогресса». Даже Хрущев не избежал противоречий в своем выступлении на XX съезде. И что выйдет из этого посева, мы еще увидим, пока об этом рано говорить.