ПОСЛЕДНИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ (работник аппарата МВД — Павел Павлович Н-ев)
ПОСЛЕДНИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ
(работник аппарата МВД — Павел Павлович Н-ев)
Побудьте день вы в милицейской шкуре...
В.Высоцкий
Я вам расскажу о вещах, которые были известны очень узкому кругу людей, да и то не в полном объеме…
В 1980 году я работал участковым милиционером в районе Малой Грузинской и, естественно, знал Владимира Семеновича Высоцкого. Бывал у него дома… И, знаете, у меня осталось впечатление, что он — ну, не очень хороший человек. В 1979 году в этом доме была совершена кража. Там жили два участника квартета «Аккорд». Однажды они приехали после гастролей, и во время выгрузки аппаратуры у них украли две колонки… В это время мимо проходило всего несколько человек, в том числе и Высоцкий. Естественно, я должен был всех опросить…
Поднимаюсь на его этаж, звоню. Высоцкий подошел к двери, но не открывает. Я говорю:
— Долго будем молчать?.. Я оставлю вам повестку, и если не явитесь в отделение, то будет — привод.
Открывает дверь.
— А в чем дело?
— Мне нужно вас опросить по такому-то делу…
Он к телефону.
— Никаким свидетелем я быть не желаю… Если будете настаивать, позвоню Щелокову…
Вообще говоря, это был сложный участок: актеры, художники, генералитет… И я условно делил всех на две категории: на тех, кто хватается за телефон, и тех, кто — нет.
Потом-Высоцкий говорит:
— А чего вы хотите?
— Владимир Семенович, вы такие гражданские песни пишете, а долг гражданина выполнить не хотите. Мне нужен рапорт по беседе…
Ну, разобрались.
Следующий раз… Уже прошла информация о том, что Высоцкий употребляет наркотики… Должна приехать Марина Влади, — надо проверить обстановку… Звоню. Высоцкий сразу открывает дверь.
— Да-да, проходите… Что? К какому преступлению я имею отношение?
И предлагает присесть на пуфик, такой высокий пуфик… И предлагает очень настойчиво. Стоит, сложил руки на груди и внимательно смотрит… А пуфики эти очень неустойчивы, в любой момент могут перевернуться. В общем, устроил что-то вроде проверки… Ну, я присел, хотя по сути держусь на ногах. А мог бы и упасть… По-моему, Высоцкий хотел увидеть мою беззащитность…
Присел я и объясняю, что к чему. Что приезжает иностранка — Марина Влади. Что я обязан навестить…
После этого всегда здоровался первым:
— Здравствуйте, Пал Палыч! Участковому — привет!
А если с ним кто-то был, то обязательно говорил:
— Это Пал Палыч — мой участковый.
Повторяю, что я уже знал, что Высоцкий — наркоман. А ведь в те годы все было очень строго. На каждый выезд за рубеж нужна была характеристика по месту жительства. А если наркоман — уже невыездной. Но руководство, по-моему, не хотело связываться — Марина Влади, поездки во Францию…
А в каком состоянии он водил машину?! Это теперь подается как смелость и прочее… А это было безрассудство! — и это еще мягко сказано. В таком состоянии просто нельзя было садиться за руль! Вот мне говорят, что все великие пили и пьют… Но алкоголь не только не помогает в творчестве, а часто убивает талант…
Ну, а теперь главное… 25 июля. Умирает Высоцкий. Честно говоря, я тогда подумал, что его просто убрали. Я знал, что накануне Олимпиады его вызывали в Комитет (КГБ). Вызывали по неизвестной причине… Вы знаете, конечно, что в Театре на Таганке были секретные сотрудники Комитета. И я совершенно не исключаю, что и в ближайшем окружении Высоцкого был сотрудник КГБ.
Может быть, Высоцкий и сказал что-нибудь резкое в этом последнем разговоре— типа: «Я все скажу!» А они такого не забывают… В то время (перед смертью. — В. П.) он, по-моему, выходил из запоя и вдруг снова запил. А если на стадии выхода человек опять запьет, то все возможно. И может быть, его и довели до такого опасного состояния.
А потом я точно узнал, что 24 июля в 23.00 Высоцкого связали простынями. Знал, что в квартире выпивали. И четко знал, что спохватились они — их было четверо на тот момент — часа в три-четыре ночи. Рядом с домом Высоцкого общежитие консерватории — «объект Олимпиады», там был комсомольский оперативный отряд. И часть ребят этого отряда рванула в квартиру той ночью. Они тоже кое-что рассказали мне…
Когда в квартире поняли, что Высоцкий мертв, они позвонили матери, в КГБ и в УВД. Оттуда приехали бригады на уровне полковников, они все описали и описания увезли с собой — як ним доступа не имел. И только в одиннадцать часов были допущены сотрудники милиции…
Протокол осмотра мертвого тела заполнял дежурный оперативный работник нашего отделения милиции… Дня через четыре этот протокол поступил ко мне. Нужно было сделать «материал по факту смерти»… Я позвонил Нине Максимовне Высоцкой, она отказалась со мной беседовать. А настаивать после смерти сына, ну, сами понимаете… Я поехал в театр, но разговор с его руководством не получился, хотя я приезжал несколько раз… Я вышел на В. П. Янкловича, он сказал: «Нас опрашивали в КГБ — не чета Вам…»
Тогда в театре я вышел на 2–3 круг — бухгалтерия, билетеры, рабочие сцены— с артистами принципиально не стал говорить… Вот там и были люди, обиженные на Высоцкого. Ну, вначале все говорили, что о мертвом или хорошо, или ничего… А потом… И мне рассказали, как из него качали деньги, как он пел в ресторанах… Мало кто говорил доброе о нем… И сразу же всплыло имя этого импресарио — Янкловича…
Некоторые говорили: да, Высоцкий был сложным человеком, и уходили от дальнейшего разговора. Ну а в разговорах с другими было достаточно «гнили». Я прекрасно понимал, что это были люди 2–3 ряда, но, по-моему, именно там была правда отношения к нему… Я все записывал — получился вот такой толстый том.
Ну а главное— это связывание… Он же наркоман, и сосуды у него, сами понимаете, хрупкие. А тем более связать «в ломке»! Здорового человека связывают у нас — знают, что не умрет, но все равно обязаны наблюдать… А там же люди были в подпитии. Высоцкий же мог все разорвать в себе!
Вот Вы говорите — его привязывали мягко, даже «обвязывали»… Но я думаю, что в том состоянии обвязать мягко было невозможно. А тем более Федотов — медик…
И вот наступил момент, когда надо дать заключение: либо рапорт на возбуждение уголовного дела, либо — нет, тогда материал сдается в архив… А мало кто знает, что в таких ситуациях приходится осуществлять и дознание, и следственные действия… Я собрал всю информацию, сведения, полученные от врачей: слабые сосуды, заболевание сердца… И поставил перед судмедэкспертом несколько вопросов:
— Отчего могла произойти смерть?
— Роль связывания простынями…
Он дал заключение: связывание могло привести к смерти. И я решил возбудить уголовное дело о неосторожном убийстве… Послал повестки Федотову и Янкловичу — они сразу же приехали. Приехали с таким гонором: мы будем с Вами разговаривать в другом месте!
Тут я и говорю:
— Вы совершили неосторожное убийство.
Лоск сразу спал. Я говорю, что умысла, конечно, не было, но имело место неосторожное убийство… Умысел — это в голове, а я в мозг залезть не могу. Для них это был шок. Я же видел их бледность, растерянность. Я задаю вопрос, они начинают юлить… В общем, я их испугал. И я же вижу, что что-то не то. Наверняка знают правду, а сказать не хотят.
Потом они начали звонить по своим каналам… И на меня пошли звонки: «Надо встретиться, поговорить…»
А время шло, меня вызывало руководство:
— Что ты тянешь!
Я брал отсрочку — 2–3 недели…. Потому что чувствовал — привлекать надо, а суд бы уж решил… Даже если он сам задохнулся — запал язык, — а почему? Все равно кто-то должен был отвечать. Неосторожность просто «висела» там… Даже если «передозировка», как у наркоманов, — тоже неосторожное убийство… И вскрытие — это совершенно нормальный ход вещей… А тут — все концы в могилу.
В общем, в конце октября 1980 года я собрал материал о передаче дела в следственные органы. По-моему, аргументов «за» было больше.
Меня снова вызывают… На столе лежат две стопки листов. Одна стопка — для отказа в возбуждении уголовного дела, другая — за возбуждение. Стопка для отказа — раза в два толще. Вот и все…
Да, существует определенная практика прохождения такого материала: проверка прокуратурой, руководством… Это— неделя, две… А этот материал был проверен за один день. И списан в архив. А хранятся такие дела недолго — в первое же уничтожение оно было сожжено. А что остается от отказанного материала по факту смерти? В лучшем случае листок, что было такое дело и тогда-то оно было уничтожено. Вот такой листок в папке, а потом уничтожается и папка…
Я тогда был моложе и резче, и у меня была такая установка: правда — несмотря ни на что. Даже если эта правда заденет очень известных людей… Вот Высоцкий — и писал очень хорошо, и владел умами, — а кого держал рядом?! И умер так рано. А раз человек умер, — люди, естественно, хотят знать правду… Вот почему я откровенно Вам все рассказал…