ГЕНИЙ?

ГЕНИЙ?

Талант делает то, что может, гений — то, что хочет.

Проблему, которая, безусловно, волнует всех, работающих со словом: останется ли им сделанное? Будет ли творчество жить и после смерти творца? Владимир Высоцкий был уверен, что останется и будет жить. Хотя у него были периоды неуверенности в себе, но что ему дано В.В. знал всегда.

Из ранних свидетельств и воспоминаний… На вопрос из анкеты

A. Меньшикова: «Хочешь ли быть великим?» Высоцкий твердо отвечает: «Хочу и буду!» По-разному передают знаменитый разговор

B. В. с Н. Р. Эрдманом. Вот один из вариантов. Эрдман спрашивает: «Как вы пишете, Володя?» — «На магнитофон, Николай Робертович… А вы?» — «А я — на века…» — «Вы знаете, Николай Робертович, я ведь тоже кошусь на эти самые века».

Приведем запись из дневника Валерия Золотухина: «2.03.1969. 300-й (спектакль «Антимиры» — В.П.) прошел прекрасно, сверх ожиданий. Читал Андрей (Вознесенский. — В. П.), потом— ВТО. Я удивился Высоцкому — какая у него глотка! Феномен. Кажется, предел — все, дальше ничего не будет: оборвется. А он еще выше, еще мощнее и звонче издает звуки. Начали мы с ним «Баньку», мне не пелось, и тональность я не выдерживал, а он за двоих шпарил, да еще по верхам, да еще с надрывом, ох, молодец! Андрей повернулся: «Володя, ты гений!»

Восприятие творчества Высоцкого знаменитыми поэтами-современниками — тема отдельной статьи. Отметим, что восхищенные оценки чаще всего относились именно к голосу, к песне как таковой, а не к стихам В. В. Так что сомнения у Высоцкого были, их просто не могло не быть…

Вспоминает Вадим Иванович Туманов: «Однажды мы вместе с Володей достали по экземпляру «Наполеона» Манфреда… Володя читал-читал, вдруг вскочил, обрадовался: «Слушай, Вадим! И великие падали в обморок!» А там есть эпизод, когда Наполеон выступает в Конвенте или в Собрании Пятисот — не помню точно — и ему стало плохо, Володя был счастлив: «И настоящие великие падали в обморок!»

Теперь обратимся к более поздним воспоминаниям. К этому времени Высоцкий прекрасно сознавал и величину своего дара, и свое предназначение. Рассказывая Игорю Шевцову о своих выступлениях в США, В. В. не без удовольствия заметил, что американские газеты написали: после Есенина еще ни одного русского поэта не принимали так хорошо, как Высоцкого. Вспоминает Олег Николаевич Халимонов: «В феврале 1975 года — я тогда работал в Лондоне— к нам приехали Володя и Марина. Я не видел их года два, не слышал новых Володиных песен… Володя спел «Купола» и еще несколько новых вещей. Они меня просто поразили: «Володя, ты гений!» Он перебирал струны, положил на них ладонь, поднял голову: «Ну вот… Наконец и ты это понял».

Возможно, на такую самооценку (самоощущение?) повлиял разговор Высоцкого с тремя поэтами — Слуцким, Самойловым и Межировым. Свидетельство В. Смехова: «…Он вернулся с этого свидания буквально оглушенным, взахлеб пересказывая детали. Как они, живые классики поэзии, его выслушали, затем обсуждали на предмет возможных публикаций… Но сейчас отмечу, прежде всего, важнейшую из деталей. Более всего автор был изумлен их, поэтов, изумлением… Они подарили ему анализ его необычайного, оказывается, таланта».

В последние годы одним из самых близких для В. В. людей была Оксана Афанасьева — тогда студентка одного из московских вузов… Вспоминает Оксана: «Володя считал себя гениальным и неоднократно говорил об этом. Он мне показывал на ладони линию гениальности, которая есть только у него, а ни у кого другого нет… Кстати, у Пушкина он любил то самое: «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!»

И еще один рассказ на эту тему. Рассказ человека, которого В. В. очень ценил и мнением которого очень дорожил. Михаил Шемякин: «…И вот я взял его за эту желтую куртку, слегка тряхнул и говорю: «Володя, опомнись. Ты не имеешь права так поступать! Ты знаешь, что ты — гений?!» Он так мрачно на меня посмотрел и как-то мрачно-мрачно ответил: «Знаю».

Конечно, Высоцкий не был «непризнанным гением» в классическом, так сказать, смысле, но все же… В. Янклович: «Меня все время гложет мысль: если бы кто-нибудь из больших поэтов сказал Володе при жизни: «Ты — гений!» — сказал бы это в серьезном разговоре… Но ведь такого серьезного разговора у него ни с кем не произошло. И здесь была трагедия… Да, успех! Да, знал, что его любят люди! Но уровень восприятия?! Ведь Володя воспринимал себя на уровне Есенина, Пастернака… А ведь на самом деле так оно и было…»