2.01 «ПОШЕЛ ОН НА ФРОНТ СТАТЬ ГЕРОЕМ» (июнь 1943 года)
2.01 «ПОШЕЛ ОН НА ФРОНТ СТАТЬ ГЕРОЕМ»
(июнь 1943 года)
Мечта моей молодости частично сбылась. Пилотом, к сожалению, не стал, но прошел весь цикл обучения на стрелка-радиста. В начале 1941 года моих товарищей по обучению распределили по фронтовым частям ВВС, а меня задерживали в летной школе работать инструктором — обидно. Однажды к нам в гости зашел знакомый. После двухмесячного пребывания на Восточном фронте он с гордостью показывал рубец от ранения и первый орден.
Как мне уйти с инструкторской работы и отправиться воевать на фронт?Большая часть молодых людей в то время размышляла именно так! Уже в первые дни службы я подал рапорт по поводу принятия меня в офицеры. Специальные курсы закончил с успехом. Мне еще 20 лет, а я уже фельдфебель. Очередное повышение звания перенесет меня в мир офицеров. Как мне хочется носить погоны лейтенанта. Но по действующим правилам это невозможно без хотя бы временного пребывания на фронте. Однако выход из положения нашелся сам — командир летной школы должен послать меня на фронт. Спасибо правилам.
Выезд на Восточный фронт назначили на 1 июня 1943 года. Читаю документы по назначению и — захотелось провалиться сквозь землю: я назначен командиром взвода связи, что равнозначно заведующему стационарной радиостанцией одного военного аэродрома. О каких орденах может идти речь в таком месте? Как в таком случае можно стать героем? Как можно сравнивать себя с отцом, инвалидом Первой мировой войны? Мною овладели волнение и отчаяние. Пусть поверит читатель, что я не вру и, несмотря на страшные потери зимы 1942–1943 гг., я все еще верил в окончательную победу Фюрера.
На восток отправились вдвоем. Два будущих офицера понюхать пороха отправились поездом до г. Кракова, где, по словам опытного спутника, находился аэродром по снабжению авиаподразделений новыми самолетами и запасными частями. Оттуда уже можно лететь к фронту. Для этого покидаем поезд и стоим на трамвайной остановке. У меня масса багажа: рюкзак, большой спецмешок летного персонала, винтовка, противогаз, каска и портфель. Тяжелый груз. Когда подходит трамвай, я быстро начинаю собирать вещи, и — о ужас! — исчез портфель, а с ним и все документы, включая приказ по назначению. Осталось лишь удостоверение личности. Это судьба дает о себе знать! Из-за этого я получил массу проблем с начальником контрразведки аэродрома. Будет следствие, а повышение на лейтенанта отодвинется назад. Пришлось выписывать новый, временный приказ по назначению. Майор спрашивает: «Вам хотя бы известно, кем и куда вас направили?» В моей голове кружится вихрь мыслей, и за мгновение принимается решение. Эскадра, в которой служит старший брат, находится под г. Сталино. Туда бы стрелком-радистом и попасть. Говорю: «Известно. Стрелком-радистом в первую группу эскадры бомбардировщиков № 100 в Сталино». Я ему наврал и тем самым повлиял на ход судьбы. Затем получил приказ и отправился дальше.
На краковском аэродроме мы увидели большое количество самолетов самых разных типов, а также летный персонал. Нашей целью был какой-то высший штаб, располагавшийся под г. Днепродзержинском. Не без труда нам удалось забронировать места в транспортном самолете на следующий день. Имея до следующего утра много свободного времени, гуляем вдоль края летного поля. И вдруг человек в летном комбинезоне кричит в нашу сторону: «Клаус, неужели это ты?» — «Данкварт! Ты откуда взялся?» Оказывается, сосед по школьной скамейке. Невероятно, но возможно. Он состоит в спецчасти ВВС, задача которой, снабжать фронтовые эскадры новой техникой. Они летают по всей Европе, при этом не забывая о себе покупают дефицит, а затем продают среди своих: спички и зажигалки везут из Германии на Украину, самогон и подсолнечное масло — из Украины в Норвегию; рыбные консервы из Норвегии в Германию и т.д. и т. п. Разумеется такие трансакции практикуются не без выгоды — их бумажники буквально лопаются от ассигнаций всех оккупированных немцами стран.
Мой одноклассник и его веселая компания приглашают нас посетить существующее в Кракове военное казино. Говорим, что у нас нет денег, но приглашение, оказывается, рассчитано на бесплатный для нас вечер. Вечер проходил с основательной выпивкой, после чего еле-еле вернулись к аэродрому и… утром проспали. Когда мы подбежали к диспетчеру, он нам объявил, что наши места заняты другими желающими и нам придется подождать. Тем временем самолет подруливает к взлетно-посадочной полосе, двигатели заревели, тяжелая птица ускоряется и быстро отрывается от земли. С интересом смотрим на впечатляющий взлет крылатой машины. Вдруг изменился тембр шума двигателей, заглох один из них. Самолет поворачивает в сторону, нос его врезается в землю, и мигом пламя бьет из мотора. Завязывается карусель спасательных мероприятий, которые описываются в положениях о технической безопасности на военных аэродромах. Нам при этом делать нечего. Через час узнаем: столько-то погибших, столько-то более или менее изувеченных. Не пострадавших вообще нет.
А мы? Стоим и отдаем себе отчет в том, что снова судьба вмешалась в наши дела. Ангелы-хранители вступили в действие вовремя.
Не забывайте об этом случае, уважаемый читатель, когда будете читать главу о встрече с цыганкой-предсказательницей.
Погода испортилась, полеты на восток отменены. Сидим здесь еще два дня, пока один из пилотов не предлагает мне занять место стрелка-радиста в его двухместном самолете — пикирующем бомбардировщике Юнкерс-87. Согласившись, я простился со своим попутчиком и вылетел прочь. Первая посадка должна состояться во Львове. Сидя лицом к хвостовому оперению, любуюсь кругозором. Беспечно наслаждаюсь приятным чувством трехмерного движения, полностью отдаваясь радостной мысли о том, что лечу. Прошло около часа. Вдруг по шлемофону пилот спрашивает: «Ты знаешь, где мы находимся?» Разумеется не знаю — карты у меня нет и навигатором меня никто не назначал. Вот беда! Но внизу видны железнодорожные пути и станции. Пересекаем железнодорожные линии, приближаемся к городу средней величины, на цитадели которого видны следы обстрела тяжелой артиллерией. Из вещевого мешка пилота по его указанию достаю бинокль, самолет идет на снижение, и мне удается определить наименование станции, написанное черной краской на белой стене. Теперь можно лететь над железной дорогой до Львова.
Вдруг меня что-то встревожило. Картина за хвостом самолета почти незаметно изменилась. Появилась белая полоса, источник которой очевидно находился в моторе. Информирую пилота, тот кивает головой и показывает на термометр смазочной системы. Стрелка стоит выше красной маркировки. Отказала система охлаждения смазочного контура.
Слава Богу, львовский аэродром близко. Дотянули. Пилот совершает посадку с уже неработающим двигателем, причем полоса дыма за самолетом изменила цвет в темно-бурый. Самолет остановился, а пилот кричит: «Слезай быстрее, сейчас загорится, сволочь!»
Нам удалось спасти весь багаж и нас самих без ущерба. А пожарная команда пытается спасти сам самолет. Спрашивается: что именно пытается довести до моего сознания судьба? Но я стараюсь об этом не думать, меня все еще грызет червь героизма. Я же выехал спасать отечество. Если меня могут остановить первые трудности, то о какой чести может идти речь? Поехал дальше поездом и через пару дней прибыл не в Днепродзержинск, а в Днепропетровск. Мелкими шагами приближаюсь к г. Сталино, где появление младшего брата должно стать сюрпризом для старшего. На маленьком курьерском самолете долетел я до Сталино 11 июня 1943 года, пешком отправился в военгородок и… первое живое существо, встреченное мною на пути, — мой старший брат.
Не могу забыть выражение его лица, когда он узнал меня. Вместо веселого приветствия слышу информацию о суеверии летчиков: «Ты что, не знаешь, что два брата в одной летной части — это смерть одному из них?» Сказал, а сам обнимает меня, приветствует: «Быстро забудь, что я сказал. Как-нибудь устроим тебя».
Приказ о назначении расстроил брата. Он надеялся, что младший останется в тылу, на земле, он же не знал, как я рвусь к почету и славе.
В части дефицит радистов. Отдохнуть от дальней поездки не дают. Разместился в военгородке, познакомился с рацией бомбардировщика, изучил фронтовые правила ведения радиосвязи, и 13 июня — вызов на подготовку ночного рейда на нефтеперерабатывающий завод под Саратовом. Полет прошел благополучно. Три раза прожекторы нас ловили, и три раза пилоту удалось выскочить из опасного тоннеля ослепляющего света. Вернулись на аэродром, легли спать около 4 часов утра.
Я не забыл о том, что у брата 14 июня день рождения. Как поднялся и позавтракал, так отправился к соседнему корпусу, где жил брат — капитан и командир эскадрильи. Удивляюсь: перед дверью помещения брата фельдфебель молотком забивает гвозди. «Что ты делаешь?» — спрашиваю, а он заикается: «Видишь ли, если кто из рейда не возвратится, то по предписанию надо забить дверь и поставить печать. Но я слышал, они поддерживали радиосвязь до момента вынужденной посадки в степи между Доном и Волгой. Они должны быть в живых».
Что я сделал? Убил брата своим появлением в его части? Не может и не должно так быть. Обращаюсь к командиру группы — майору с просьбой информировать меня о шансах брата вернуться живым. Он меня утешает, что ночью будут искать и организуют посадку в степи, если только их найдут.
Вечером начинается мой второй боевой вылет. Опять возвращаемся без малейшего повреждения самолета. Узнаю, что разведчики экипаж подбитого самолета не нашли. Но один из боевых бомбардировщиков докладывает, что видели ракету с кодом прошлой ночи, снизились и увидели всех четырех человек подбитого экипажа «на ногах», выбросили сумки с запасами, но посадку совершить не могли с бомбами под брюхом и 3000 литров горючего в баках. В следующую ночь поиски повторились. Три самолета без груза стараются найти экипаж, но меня не пускают в рейд, учитывая мое душевное состояние. Остаюсь на радиостанции, сижу с наушниками, стараюсь уловить самый негромкий вызов, но на частотной полосе нашей эскадры полная тишина. Условлен был специальный код: «888» — экипаж найден и спасен, «111» — прекращаем поиск безрезультатно. Но вот минут через десять после расчетного времени слышится вызов одного из наших самолетов. Отвечаю. Опять вызов — значит, они нас не слышат. Еще один вызов и продолжение «888» и все. Все, кто следил за передачей, кричат: «Ура! Спасли!», а я снимаю наушники, прошу товарища заменить меня и бегу на летное поле — 2 километра от радиостанции. Продолжительность полета от места спасения до нас не менее полутора часов, но я хочу быть на месте, когда приземлится самолет, и первым обнять брата.
В момент, когда колеса самолета коснулись взлетно-посадочной полосы, собрался весь состав летного и нелетного персонала. Время — 2 часа 30 минут. Подруливает бомбардировщик, останавливаются двигатели, и первым из люка вылезает брат. Рвусь туда приветствовать и поздравить со спасением, но меня кто-то хватает за рукав: «Ты с ума сошел, что ли? Соблюдай дисциплину! Первым это положено сделать командиру!» Остолбенел я: неужели душевные страдания родного брата в такой ситуации не имеют никакого значения? Обидно до слез. Совершается ритуал доклада о произведенной операции, без каких-либо эмоций. Жду, — кажется, вечность, пробиваюсь к брату, обнимаю его и не могу сдержать рыданий.
Никогда не забуду слова брата: «Держись, малый, по-солдатски!» Кто-то подает бокалы с шампанским, чокаемся и пьем. Вот с этого момента я брата больше не видел! Был устроен праздник в честь спасенных и спасателей, но раздельно по званиям. Брат — в офицерском казино, я — с унтер-офицерами в столовой. Выпивка страшная, без различий между людьми того или другого уровня. Многие обращаются ко мне с предложением чокнуться и выпить, поэтому конец веселья теряется для меня в тумане. Для лечения от отравления алкоголем мне потребовалось два дня. Судьба, что ты со мной делаешь?
Спасение брата и его экипажа является уникальным событием за всю войну на восточном фронте. Поэтому, может быть не без интереса для читателя познакомиться с рассказом пилота — лейтенанта Пуклич — опубликованным в хронике действий бомбаридировочной эскадры № 100. Разрешение на публикацию в настоящей книге автором получено от собрания последних оставшихся в живых ветеранов эскадры, состоявшегося в августе 2008 года.
Замечание автора: Приведенное выше красным шрифтом введение составлено автором на русском без привлечения переводчика Олега Кузнецова.