Щербина дает урок «великому кормчему»

Иркутск — перекресток больших дорог. Здесь по дороге в Москву и обратно устраивали передышку лидеры многих государств и партий. Высоких гостей привечали руководители области, а к самым сановитым — по протоколу — прилетали и крупные начальники из Москвы.

Газеты тех дней давали только хронику. «Иркутск принимает делегации наших соседей, спешащих в Москву на празднование 40-й годовщины Октября, — писала «Восточно-Сибирская правда». — Вечером 1 ноября (1957 года. — В. А., В. Ч.) бетонной дорожки аэродрома коснулись колеса стремительного Ту-104. Прибыла вьетнамская правительственная делегация.

2 ноября приземляется самолет из Пекина. В нем — делегация Китайской Народной Республики, возглавляемая товарищем Мао Цзэдуном. Встретить посланцев китайского народа собрались представители общественности города, ответственные работники ЦК КПСС и Министерства иностранных дел СССР, специально прибывшие в Иркутск.

Товарищ Мао Цзэдун выходит из самолета. Гремят аплодисменты. Гостя приветствуют собравшиеся, к нему бегут дети. Мао Цзэдун беседует с детьми и руководителями областной партийной организации, представителями ЦК КПСС, работниками МИДа. Десятки корреспондентов газет, операторы кинохроники стремятся запечатлеть волнующий момент. Вскоре китайская делегация покидает гостеприимный Иркутск.

Прилетает самолет из Улан-Батора. Снова приветствия, дружеские рукопожатия — и монгольская партийно-правительственная делегация, которую возглавляет председатель Совета министров МНР тов. Ю. Цеденбал, следует дальше, в Москву».

Спустя три недели гости проследовали обратно. «21 ноября… Девять часов сорок пять минут. На аэродром приземляется Ту-104. Из самолета выходят товарищ Мао Цзэдун, члены правительственной делегации и сопровождающие их секретарь ЦК КПСС, кандидат в члены Президиума ЦК КПСС тов. Поспелов Л. Н., заместитель министра иностранных дел СССР тов. Захаров А. В., заведующий Дальневосточным отделом Министерства иностранных дел СССР тов. Курдюков И. В., ответственный работник ЦК КПСС тов. Щербаков И. С., генерал армии тов. Курасов В. В., посол СССР в Китайской Народной Республике тов. Юдин П. Ф., посол КНР в СССР тов. Лю Сяо и другие сопровождающие лица.

Дорогих гостей встречают секретари Иркутского областного комитета партии тт. Щербина Б. Е., Меркурьев С. А., Журавлев М. Ф., командующий Забайкальским военным округом генерал-полковник Лелюшенко Д. Д., секретарь Иркутского горкома КПСС тов. Гайчман М. Ф., заместитель председателя облисполкома тов. Рудаков А. В., председатель Иркутского горисполкома тов. Патров Н. С., представители центральной и местной печати, радио и телевидения.

Товарищ Мао Цзэдун направляется к зданию аэропорта. Он здоровается с рабочими, служащими, всеми, кто пришел встретить правительственную делегацию Китайской Народной Республики.

За завтраком, устроенным в честь правительственной делегации Китайской Народной Республики, секретарь Центрального комитета партии тов. Поспелов П. Н. и глава делегации Мао Цзэдун обменялись речами.

Товарищ Мао Цзэдун предлагает тост за вечную дружбу китайского и советского народов.

После непродолжительного отдыха правительственная делегация Китайской Народной Республики из гостиницы аэропорта направляется вновь к самолету, чтобы продолжить свой путь на Родину. Сотни трудящихся приветствуют дорогих гостей. Раздаются возгласы: “Да здравствует китайский народ!”, “Да здравствует вечная дружба китайского и советского народов!”.

Около самолета гостей приветствуют пионеры школы № 11 гор. Иркутска. Ученица Таня Шатрова просит разрешения у товарища Мао Цзэдуна принять его в пионеры. Он дает согласие, и Таня повязывает на шею Мао Цзэдуна пионерский галстук. Глава делегации берет на руки юную пионерку и благодарит.

Последние прощания. Члены делегации садятся в самолет Ту-104, и в десять часов пятьдесят минут он поднимается в воздух.

Счастливого пути, дорогие гости!»

Такова газетная хроника. Официоз, говорят газетчики. А что было на самом деле?

Магнитная пленка — спасибо тем, кто изобрел это чудо, — сохранила до наших дней запись Бориса Евдокимовича о двух встречах с Мао Цзэдуном. Примечательно — это не хроникальное повествование, а свидетельства наблюдательного человека, размышления серьезного политика.

Крутится кассета. Звучит чуть приглушенный голос Щербины.

— Положение Иркутска делало этот город особым в связях Запада и Востока. Через Иркутск следовали делегации разных стран и народов. Встречи с ними позволяли наблюдать вблизи лидеров международного коммунистического движения, представлять эволюцию не только событий, но и поведения, поступков людей. Встречи с людьми всегда интересны, всегда поучительны. Особый смысл имели встречи с руководителями коммунистических партий европейских стран, Востока.

Мне трудно даже перечислить, кто побывал за эти годы в Иркутске. Особенно после победы китайской революции.

Конечно, особое внимание привлекали китайские делегации. В те годы многие из них следовали через Иркутск. Партийные работники области, выполняя поручения Центрального комитета, старались сделать все необходимое для плодотворного пребывания делегаций в городе. В известном смысле это была психологическая подготовка к деловым встречам на высоком уровне в Москве.

Шел 1957 год. Наша страна отмечала 40-летие Октябрьской революции. Этой дате придавалось большое значение. Как известно, незадолго до этого произошли события в Венгрии. На XX съезде КПСС с докладом, в котором разоблачался культ личности И. В. Сталина, выступил Н. С. Хрущев. Шумная кампания велась, мягко говоря, не совсем продуманно. В разговорах, в зарубежных изданиях муссировался доклад Хрущева. При этом все грехи, все недостатки, все пороки руководителя страны Сталина, реальные или придуманные, проецировались на Советский Союз, нашу партию, на наш общественный строй. В мировом коммунистическом движении назревали серьезные проблемы. В том числе и в Китае. Мы в Иркутске, разумеется, не знали обо всех подводных камнях, на которые они наталкивались, были далеки от тонкостей большой политики. Но даже в ходе коротких встреч, отвечая на вопросы, с которыми обращались к нам руководители делегаций, мы чувствовали противоречия, разделяющие стороны, улавливали настроение. И надо сказать, не всегда оно было в пользу единства, сплоченности и объединения.

Пользуясь юбилейной датой, в Москве намечалось провести корректировку совместных действий в международном коммунистическом движении. Ведь многие делегации возглавляли лидеры партий и государств. Китайскую, к примеру, Мао Цзэдун.

Тогда я работал вторым секретарем обкома партии. Нам было поручено встретить и проводить китайскую делегацию. Естественно, мы хотели увидеть руководителя дружественной страны, познакомиться с ним. С юношеских лет его имя вызывало большое уважение.

Предполагалось, что во время заправки самолета мы накормим наших гостей в ресторане аэропорта, к тому времени комфортабельно обустроенном. Из Москвы встречать китайских товарищей прилетел секретарь ЦК КПСС П. Н. Поспелов.

Но произошло то, чего никто не ожидал. Мао Цзэдун вышел из самолета, своеобразным жестом поприветствовал собравшихся на поле аэродрома, а затем, уклонившись от группы, которая в свою очередь приветствовала его, подошел к какому-то парнишке. Любознательные граждане всегда прорываются, куда их не просят, такова жизнь. Мао похлопал этого парня по плечу, помахал ему рукой…

Сотрудник МИДа товарищ Панюшкин, прилетевший в Иркутск с Поспеловым, представил китайским друзьям нас, местных руководителей. Мы пригласили гостей на обед. Но Мао Цзэдун от обеда отказался. Подожду, мол, в самолете. За ним сразу же расхотели обедать и все его спутники.

Видя такую ситуацию, я взял инициативу на себя и распорядился, чтобы обед доставили на борт самолета Ту-104. Попутно замечу, что эти лайнеры сняли крупнейшую проблему расстояний.

Каким был этот импровизированный обед? Супница, полная черной икры, рыбные деликатесы, напитки, фруктовые соки. Когда все передали в салон самолета, поднялся на борт и я. Картину увидел такую. Мао Цзэдун полулежал на кушетке, опираясь на подушки, и слушал Семена Николаевича Щетинина, который рассказывал о нашей области, о строительстве Братской ГЭС, о Байкале. Мао задавал вопросы, касающиеся области, урожаев, строительства на Ангаре. Семен Николаевич дело знал очень хорошо и ответил на все интересующие Мао Цзэдуна вопросы. Пригласил его на обратном пути, если он сочтет возможным, посетить строительство Братской гидроэлектростанции. Тогда эта стройка была в разгаре. Неожиданно Мао Цзэдун спросил Щетинина, сколько ему лет. Семен Николаевич ответил: сорок восемь. Мао посмотрел на него странным, пронзительным взглядом и заявил, что жить ему предстоит до 84 лет. Увы, пророчество китайского лидера не сбылось. Семен Николаевич скончался довольно рано от тяжелой болезни.

Исчерпав местные темы, Мао, ни к кому конкретно не обращаясь, вдруг задался глобальным вопросом:

— Почему отстали революции на Западе?

Сам и ответил, привожу его слова с точной достоверностью:

— Ожирел рабочий класс.

Замечу, что эту фразу он изрек, аппетитно уплетая черную икру большой ложкой. Запомнилась такая деталь: ложка изо рта возвращалась чистейшей. Я подумал: как сочетается революционный дух с таким завидным аппетитом?

Время стоянки заканчивалось. Летчики доложили о готовности. Мы распрощались с китайскими товарищами и, пожелав им хорошего полета до Москвы, вышли из самолета.

Что произвело самое сильное впечатление при близком знакомстве с Мао? Его глаза. Размытые, вроде тины болотной, ничего не выражающие. Не знаю, то ли в силу природной интуиции, то ли житейской мудрости, но Семен Николаевич, глядя вслед улетающему самолету, сказал: «Он безумец!»

Спустя десяток дней, уже на обратном пути, китайская делегация вновь остановилась в Иркутске. На сей раз Мао Цзэдун принял наше приглашение на обед, который устраивал обком партии. Такое было нам поручение.

Щетинин в это время был в отпуске. Поэтому мне, второму секретарю обкома, пришлось быть за хозяина. Все было подготовлено в лучшем виде. Байкальские, ангарские, северные деликатесы: омуль, хариус, осетровые, икра, мясо диких зверей и диких птиц.

Я пригласил сесть в центре стола Мао Цзэдуна, справа от него сел Петр Николаевич Поспелов, с левой стороны — я.

Мао поинтересовался, что у нас нового, не болеет ли народ. Так мы узнали, почему в прошлый раз он не пошел в аэропорт. Оказывается, ему кто-то из своих сказал, что в Иркутске свирепствует грипп, вот он и боялся заразиться. Никакого гриппа в то время не было. Как и при нашей новой встрече. Так мы и ответили: все нормально, у нас никаких нет эпидемий, гриппа нет. Это был конец ноября, уже и морозы в Иркутске стояли приличные. Хорошая наступала пора, красивая сибирская зима.

Большая китайская делегация еще рассаживалась.

— Знаешь ли ты, кто эти товарищи? — спросил меня Мао, указывая в сторону своих спутников.

Почуяв какой-то подвох в его словах, я не нашелся сразу, что ответить, и счел наиболее правильным сказать, что мы знаем этих товарищей как его ближайших соратников, помощников и наших добрых друзей. Мао полушутя, полусерьезно произнес:

— Еще неизвестно, кто кому помогает. Да я не об этом. Это — потомки Чингисхана.

Немного помедлив и повернувшись ко мне вполоборота, спросил:

— Ты знаешь, кто такой Чингисхан?

Я посмотрел на Петра Николаевича Поспелова, он ничем не выразил своего отношения к нашему историческому диалогу. Я сказал, что и мы, советские люди, и многие народы мира знают этого завоевателя, жесточайшего деспота и разорителя цивилизаций. А Россия — так, видимо, на роду ей было написано — спасла Запад от варварских налетов и погромов, ответил я, немного волнуясь.

— О походах знаменитого монгола Чингисхана, его матери и ближайших сподвижниках-полководцах я кое-что знал, — скромно замечает Борис Евдокимович. — Вот и развил эту тему, хотя и не очень понимал, к чему все клонилось.

(На самом деле секретарь Иркутского обкома, не историк по образованию, о чем товарищу Мао, бесспорно, доложили, дал гостям урок истории, корректный, точный, убедительный. За несколько минут Щербина напомнил, где именно русские князья Данила и Роман Галицкие остановили орды чингизидов. О том, что после трагического рязанского погрома от нашествия отбились Новгород, Смоленск и некоторые другие города срединной части России.)

Позже Петр Николаевич Поспелов спросил меня, помню ли разговор с Мао. «Конечно». — «Ты ходил по лезвию ножа».

(Откуда было знать секретарю Иркутского обкома, что уже в ту пору у Мао Цзэдуна созрела идея объявить Чингисхана китайцем? Мао видел себя наследником великого завоевателя. Мировое господство манило, магнитом притягивало его.

Так наступала вначале скрытая, а затем открытая вражда, разрыв экономических отношений, конфликты на границе…)

Нам часто приходилось встречаться с китайскими лидерами. Всех старались принять радушно. Конечно, приглядывались к гостям: какие они, лидеры великой страны? Нас, например, удивляло стремление Дэн Сяопина уединиться, уйти от бесед. Бросалась в глаза радушность Чжоу Эньлая, его европейская воспитанность. Ценили мудрость Лю Шаоци. Чжу Дэ — человек военного характера, открытый и довольно резкий. Кто-то из наших товарищей, сопровождавших его в поездке в Ангарск, спросил, действенны ли меры, которые принимаются в КНР по сокращению рождаемости. Он махнул рукой, засмеялся весело и сказал, что из этого, ничего не получится.

Трагична судьба Лю Шаоци. Он, безусловно, останется не только в китайской истории, но и в международном коммунистическом движении человеком выдающихся дарований, революционной стойкости, человеком, достойным большого уважения.

Последний раз мы встречали его в 1960 году во время совещания руководителей коммунистических и рабочих партий, на котором была сделана еще одна попытка не допустить разлада, сохранить единство и сплоченность в международном коммунистическом движении. Из Москвы с товарищем Лю в Иркутск прилетел Леонид Ильич Брежнев, Председатель Президиума Верховного Совета СССР. Мы пригласили китайских товарищей отдохнуть до перелета в Пекин на Байкале. Приглашение они приняли с удовольствием, было видно, как все устали. Кстати, и Леонид Ильич впервые побывал на берегу славного моря. В молодые годы он видел Байкал только из вагона поезда, когда ехал служить в Забайкалье.

На берегу Байкала Лю очень искренне говорил о том, что его тревожило. Мне казалось, что для него это своего рода завещание. Цементирующим началом, основой сплоченности, говорил он, должны быть нерушимость дружбы народов Китая и Советского Союза, единство КПК и КПСС. И с особой силой подчеркнул:

— Мы (на этом он сделал ударение) сделаем все возможное, чтобы эту дружбу никому не удалось разрушить. Мы будем работать над тем, чтобы она крепла, чтобы эта дружба была вечной.

Самолет улетел в Пекин, а мы, члены бюро обкома партии, вечером встретились у Леонида Ильича. Говорили о прощальных словах Лю Шаоци. Впечатление было такое, будто он хочет сказать о каких-то надвигающихся грозных событиях, а может, уже наступивших. Леонид Ильич конечно же обратил самое пристальное внимание на диалог с товарищем Лю, даже на его интонацию, настроение, на то, что происходит в Китае.

Позже я не раз возвращался к разговорам с Мао Цзэдуном и его заявлениям по поводу Чингисхана. Как мне представляется, Мао Цзэдун не был марксистом-ленинцем, последовательным сторонником этого учения. Руководители ряда стран используют лозунги социализма, может быть, даже паразитируют на идеях, которые приняты народами, воспринимаются как знамя борьбы, знамя надежды. Наверное, и Мао Цзэдун стремился декорировать социалистическими, марксистскими лозунгами древнюю, может, и обновленную местами конфуцианскую философию, традиции Срединного государства, которое, кстати, было одним из первых разрушено Чингисханом. Завоеватель сжег дотла, уничтожил его столицу Каракорум. Чингисхан понадобился Мао для того, чтобы обрести национально завещанный символ в стремлении Китая быть властелином и господином мира.

Теперь и сами китайцы говорят о «культурной революции»: десять потерянных лет. Шутка ли, десять выжженных лет для такой страны.

Напомним: эти строки Борис Евдокимович Щербина надиктовал в 1983 году. Канун перестройки… Кто мог тогда подумать, что у Советского Союза впереди своя «культурная революция», распад великого государства, потерянные годы?!

Леонард Григорьевич помнит, как на строительстве Иркутской ГЭС встретился с поэтом Юрием Левитанским. Поэт ходил в своей фронтовой шинели, другой одеждой не успел обзавестись. Собирался написать, какой увидел бы стройку Маяковский. И написал. «Встреча с Маяковским» — так и назвал эти стихи. Владимир Владимирович (по замыслу коллеги) упрекает товарищей:

Вы что же,

сибирские други-поэты?

Никак ваша муза спала?

Где звонкие главы,

в которых воспеты

Прекрасные эти дела?

Нет, муза сибирских поэтов, писателей, публицистов не спала. О строителях гидростанций, железных дорог, новых городов писали Александр Вампилов, Валентин Распутин, Вячеслав Шугаев — называем имена, хорошо известные российскому читателю. В послесловии к сборнику рассказов и публицистики А. Вампилова «Белые города», увы, посмертному, В. Распутин писал: «Кажется, главный вопрос, который постоянно задает Вампилов: останешься ли ты, человек, человеком? Сумеешь ли ты превозмочь все то лживое и недоброе, что уготовано тебе во многих житейских испытаниях, где трудно стали различимы даже и противоположности — любовь и измена, страсть и равнодушие, искренность и фальшь, благо и порабощение…»

Борис Евдокимович внимательно следил за творчеством молодых авторов, помогал иркутским литераторам вырваться из тесных рамок «Новой Сибири» — хорош альманах, но всего два номера в год. При его непосредственном участии — без обкома партии это было невозможно — создавались журналы «Ангара» и «Сибирь».

Лишь спустя много лет увидели свет «Записные книжки» Александра Вампилова. Цитируем по иркутскому изданию 1997 года:

«В Грузии. В книжном магазине.

— Нет у вас абхазских сказок?

Грузин-продавец:

— А разве абхазцы могут что-нибудь написать?»

«Черёмушки — каменный колхоз».

«В 25 лет еще рано оглядываться, но уже поздно нестись сломя голову.

— Чепуха».

«Чрезмерная святость, как и фанатизм, всегда ведут к изуверству».

«Человечество родит примерно одинаковое количество гениев и знаменитых убийц. Последние века эта пропорция нарушена и появляются гениальные убийцы».

И еще один штрих из биографии будущего писателя и драматурга, так горько и рано ушедшего из жизни. Валентин Никитич Вампилов писал жене, Анастасии Прокопьевне, в роддом: «Я уверен, что все будет хорошо. И вероятно, будет работник — сын, и боюсь, как бы он не был писателем, так как во сне я все вижу писателей. Со Львом Николаевичем Толстым искал дроби, во сне пил водку с Максимом Горьким и целовал его в щетинистую щеку… У меня, знаешь, вещие сны».

По Союзу шел тридцать седьмой год. Газеты тех дней называли его «пушкинским». А учителя Вампиловы своего мальчика назвали Александром.

Годы больших строек, советские годы изменили облик Восточной Сибири. Многое вобрали в себя десять щербиновских лет, две пятилетки… Иркутская ГЭС, первенец Ангарского каскада. Расправил плечи Братск. Заложены корпуса Иркутского алюминиевого завода. Начал действовать Ангарский нефтехимический комбинат, тогда он назывался «комбинат № 16», вошли в строй первые гидролизные заводы. Мощнейшие линии электропередачи, новые железные дороги, в том числе головной участок БАМа, тысячи новых жилых домов, школ, клубов, кинотеатров, дворцов культуры. Появились новые города, среди них гордость всей страны — Ангарск, где, пожалуй, впервые в отечественном градостроении застройка шла по единому генплану с полным набором инфраструктуры. Иркутская энергосистема по установленной мощности вышла в то время на второе место в стране (после Донбасской). По объему осваиваемых капиталовложений область утвердилась в первой пятерке. Вместе с экономистами Борис Евдокимович предложил концепцию развития территориально-промышленного комплекса. Это было выдающееся дело, считает академик Г. И. Марчук.

Именно при активном участии Щербины в Иркутске был создан Восточно-Сибирский научный центр более чем с десятью научными институтами и учреждениями.

Характерным, в чем-то символическим показателем деятельности Щербины в здешних краях стал следующий факт. При нем были созданы специализированные управления по разведке нефти и газа, мощное геодезическое предприятие, научно-исследовательские институты геологического профиля. И вот вскоре после его отъезда в Тюмень возле деревни Марково на Лене весной 1961 года ударил мощный фонтан нефти.

Это было первое солидное подтверждение прогнозов академика Трофимука о больших перспективах на нефть и газ в междуречье Енисея и Лены. Марковская нефть стала напутствием иркутян Борису Евдокимовичу в его масштабной деятельности уже в Тюменской области.