«Как вы сегодня похожи друг на друга»

Людей инициативных, как мы уже писали, Борис Евдокимович непременно брал на заметку. И собственно, они и составляли его главный кадровый резерв. Он искренне радовался, когда слышал об успехах своих избранников, и огорчался, если у кого-то случался прокол. Не отвергал сразу, терпеливо выжидая, когда дела у человека пойдут на лад.

Однако терпеть не мог надувательства, обмана со стороны тех, на кого глаз положил, — тут гнев его был бессрочным. Он считал, что хороша только полная правда. Полуправда ничего не стоит. Тогда недавний «любимчик» становился «отрезанным ломтем».

Щербина редко подолгу думал, кого бы найти и определить на открывшуюся вакансию. И даже не заглядывал в пресловутый листок по учету кадров претендента. Впечатление о кандидате, как правило, было вполне сложившимся. Вместе с тем Борис Евдокимович не упускал случая проверить образ его мыслей, широту взглядов, уровень осведомленности.

Борис Евдокимович обладал огромной эрудицией, умел подниматься над повседневной рутиной до принципиальных обобщений, а потому, руководя огромным многоотраслевым хозяйством области, мог точно сформулировать и поставить ближайшие и перспективные задачи перед партийными, советскими, хозяйственными руководителями. Он не раз говорил, что каждый руководитель обязан за мелочами и деталями повседневности видеть процессы окружающей жизни в комплексе и подниматься до уровня обобщения. А иначе он не может быть лидером.

Щербина был прирожденным оратором, мог выступать перед любой аудиторией без всякой бумажки. В те годы это было редким явлением. Его живая речь запоминалась надолго, а отдельные фразы становились крылатыми. Например, он говорил, что настоящим политиком может быть только тот, кто обладает терпением и умением сдерживать гнев, владеть своими чувствами. Собственный гнев или досада причиняют больше вреда, чем причины, вызвавшие гнев, считал Борис Евдокимович.

Сам он был примером именно такого руководителя.

Щербина не устраивал публичных разносов, граничащих с унижением человеческого достоинства. Он не был злопамятным. Всегда внешне спокойный, высказывал свое неудовольствие ровным голосом, но так, что человек эти слова запоминал надолго и делал все, чтобы не совершать больше подобных поступков.

Однажды, в самые горячие дни на группе Усть-Балыкских нефтяных месторождений, в поселок Усть-Балык (ныне город Нефтеюганск) прилетела большая группа руководителей и специалистов во главе с одним из секретарей обкома КПСС. Весь день командированные мотались по буровым, стройкам и трассам. Многие вопросы решили или предрешили, а поздним зимним вечером, вернувшись наконец под теплую крышу, хорошо поели, совместив обед и ужин, и, разумеется, с мороза выпили, расслабились. Возможно, и пошутили, что завтра первый поглядит на них с высоты — они знали о командировке Щербины в другой район.

Но утром разыгралась непогода. Вертолет Щербины посадили в Усть-Балыке. Группа командированных отправилась, как положено, в аэропорт. Борис Евдокимович, как всегда, подтянутый, спокойный, со всеми поздоровался, каждому пожал руку. Затем немного отступил, внимательно обвел взглядом всех, стоящих полукругом, улыбнулся иронично и, непривычно растягивая слова, негромко произнес:

— Как же вы все удивительно сегодня похожи друг на друга…

Те, кто работал со Щербиной, знали, как нетерпим он бывал к людям недисциплинированным, разболтанным, нарушающим нормы поведения. Особенно беспощадно он относился к пьяницам. Но тут Борис Евдокимович вдруг стал непривычно снисходительным, уступчивым. Всего несколько слов он произнес, но они каждого заставили испытать смешанное чувство неловкости и благодарности за человеческое понимание. Он ведь знал, что люди, стоящие перед ним, мотались по трассам и буровым в лютую стужу, не жалея сил и здоровья. Они делали всё, чтобы здесь, в тайге и болотах, как можно быстрее поднялись промыслы, выросли города. Им достаточно нескольких спокойных, необидных слов…

Другой пример. Борис Евдокимович с группой начальников главков прилетел в Урай. Первым секретарем горкома там был недавно избранный молодой талантливый нефтяник Наиль Габдрахимович Салихов.

Пошли по городу, который еще только начинали благоустраивать. Повсюду — сломанный штакетник, посреди улиц там и тут торчат канализационные и тепловые колодцы, возвышающиеся над землей на 50–80 сантиметров. Борис Евдокимович, естественно, стал критиковать Салихова. Тот вскипел, не выдержал — сказался башкирский характер — и заявил, что он не дворник и заниматься уборкой не будет.

Первый промолчал, пошли дальше. Затем, уловив момент, приотстал немного от группы, придержал Наиля Габдрахимо-вича и тихо сказал:

— Не принимай все так близко к сердцу. Все это я говорю не столько тебе, сколько тем, кто прибыл со мной: ведь они фактически здесь хозяева, их люди живут в Урае. Руководители главков должны понять, как много еще надо сделать для молодого города.

Наиль Габдрахимович понял, остыл. И до сих пор с благодарностью вспоминает встречи с Борисом Евдокимовичем.

…Когда С. Д. Великопольскому пришел срок расставаться с работой в комсомоле, Борис Евдокимович пригласил его к себе.

— Поговорим о тебе, о твоей работе, — начал он беседу. — Поедешь в Нижневартовский район Ханты-Мансийского округа? Район, не скрою, трудный, необычный, но от него будет зависеть судьба всей страны на многие годы. Там предполагается основная добыча нефти. Этот район осваивают молодые люди, у тебя с ними полный контакт. Решайся, там твое место… Начнешь работу с секретаря райкома партии по идеологии.

Сделав паузу, Борис Евдокимович деловито спросил:

— Слышал о Самотлоре? — А потом добавил: — Ты туда и отправляешься!

Сергея Дмитриевича Великопольского Щербина давно взял на заметку. Человеком он был и впрямь неординарным. Молодежь к нему так и тянулась. И впрочем, было отчего. Интеллигентен, собран, слов на ветер не бросает, в трудную минуту всегда в первых рядах, по углам не отсиживается. Щербина берег его для многотрудного, перспективного дела. Начальник на необустроенном Севере — это вам не начальник на Большой земле, отработавший свое с девяти до пяти и — прощай, коллектив.

«Любимчиками» Щербины были люди подобного склада, выросшие в экстремальных ситуациях, способные взаимодействовать без лишних разговоров и проволочек, поддерживать среди отчаявшихся и разочарованных боевой дух, смело принимать нетрадиционные решения, проявлять находчивость и смекалку.

…1971 год, в Тюмени готовится большой партийный актив. Борис Евдокимович позвонил Шмалю, в то время первому секретарю обкома комсомола:

— Генадий[3], надо тебе выступить.

Генадий Иосифович выступил. Очень резко — о проблемах трудового воспитания. «Доброжелатели» потом просветили: «Борис Евдокимович тебе не аплодировал».

Через пару месяцев в разговоре с первым секретарем Шмаль заметил:

— Мне уже, наверное, надо думать о переходе на другую работу, пять лет прошло на комсомоле.

— Да, я это понял по твоему последнему выступлению.

По рекомендации Щербины Генадия Иосифовича Шмаля избрали первым секретарем Тобольского горкома партии, города старинного, губернского, но очень неустроенного. В Тобольске Шмаль проработал чуть больше двух лет, но сделать успел много. Борис Евдокимович был рад, что не ошибся в своем выдвиженце, и опять же по рекомендации Щербины Шмаля избрали вторым секретарем Тюменского обкома партии.

Строители, которыми командовал Самуил Моисеевич Крайзельман, с Медвежьего прокладывали первый газопровод диаметром 1220 миллиметров. Весь северный участок предстояло пройти за один зимний сезон. В январе начать и по весне, пока не вскрылись болота, закончить.

Однако произошло непредвиденное. В апреле, когда здесь обычно еще держатся холода, случилась оттепель. Что делать? Не успели строители до таяния вывезти трубы с баз и раскидать их вдоль трассы. Как ни ломали голову, ничего придумать не могли. И тут как раз к ним прилетел Борис Евдокимович.

Крайзельман доложил обстановку:

— Не иначе как придется застрять здесь до следующих холодов.

А Щербина даже бровью не повел.

— Без паники, — спокойно сказал он. — Заморозки непременно будут. Только не проспите — они обычно случаются ночью. Готовьте технику, чтобы в одну из морозных ночей покончить с делом…

Борис Евдокимович хорошо знал эти края. Так и случилось — ударил хороший морозец и строители все подчистую вывезли на трассу… Опыт — великое дело!

Во всех действиях Щербины чувствовались основательность, системный подход. Принимая решение, он продумывал все последствия. Так хороший шахматист смотрит на много ходов вперед. Он постоянно поддерживал высокую ответственность кадров за порученное дело. Мог быть жестким, но никогда — жестоким. И всегда собранным, организованным.

В конце лета 1969 года Борис Евдокимович позвонил в Нефтеюганск секретарю горкома партии Москаленко:

— Завтра прилечу. Со мной первый секретарь ЦК ВЛКСМ Евгений Михайлович Тяжельников, первый секретарь обкома комсомола Генадий Иосифович Шмаль, летчик-космонавт Борис Волынов и чемпион мира по боксу Валерий Попенченко. Организуйте встречи с молодежью.

На следующий день в Нефтеюганском аэропорту приземлился вертолет с гостями. Пока комсомольцы их приветствовали, вручали цветы, знакомились, Борис Евдокимович спросил Москаленко, когда состоится встреча с молодежью, что им предлагается посмотреть. Москаленко объяснил маршрут, сказал, что встреча в клубе «Строитель» в 14.00.

— Успеем ли? — спросил Щербина.

— Успеем! — беспечно ответил тот. — Ну, если на 10–15 минут задержимся, молодежь подождет…

— Во сколько все же встреча? — сухо переспросил Борис Евдокимович, не принимая беспечного тона.

— В 14.00.

— Без десяти минут все мы должны быть в клубе. Никаких задержек! Понятно?

— Понятно.

Приезжая в районы новостроек, Щербина всегда старался встретиться с молодежью. Этому правилу он не изменил, став министром, заместителем Председателя Совета Министров СССР.

Разные люди встречались среди партийных работников. Немало было и верноподданных службистов, ловких приспособленцев. Ради того, чтобы сохранить кресло, они легко поступались честью, достоинством, совестью. Это ярко проявилось на рубеже 80—90-х годов, и особенно после августовского путча 91-го. Но основное ядро партийных работников составляли не разменявшие идеалы на рубли преемники «комиссаров в пыльных шлемах». Иным из них заметно недоставало образования, мудрости и культуры. К счастью, Борис Евдокимович не испытывал недостатка ни в одном, ни в другом, ни в третьем… Может быть, потому к нему тянулась молодежь.

…Первый секретарь одного из сельских районов допустил серьезный по тем временам проступок: завел новую семью. Наказание последовало незамедлительно. На заседании бюро обкома Щербина первым потребовал освободить его от работы и исключить из партии. А затем… виновнику дали работу в Тюмени; заведующему отделом строительства обкома партии первый секретарь поручил «решить вопрос с квартирой для N. и устроить его ребенка в ясли, желательно рядом с домом».

Как-то в воскресенье М. Афанасенковой позвонил Щербина: «Вы бы не могли зайти ко мне?»

— Когда звонит первый секретарь, да еще в воскресенье, да еще домой, — рассказывает наша собеседница, — значит, какое-то ЧП. — Жила я через дорогу, быстро пришла. Вижу, сидит усталый, на столе кипа документов — готовился к докладу на пленуме. Подумала: нужна какая-то дополнительная информация, так нередко бывало. Борис Евдокимович требовал подтверждения фактов, статистических данных, с которыми всегда была путаница. Но он отложил бумаги в сторону и сказал сурово:

— Звонили из приемной ЦК партии. Была у них одна учительница из школы Ханты-Мансийского округа, оставила сверток, сама ушла в неизвестном направлении. Сверток оказался живым, зашевелился, заплакал. Непутевая мамаша оставила ребенка.

Я стою, бледнею и краснею, не могу слова вымолвить: с подобными фактами не приходилось сталкиваться. Думаю, сейчас будет выволочка. Борис Евдокимович почувствовал мое смятение и, смягчившись, сказал:

— Вы успокойтесь. Наверное, мамаша так не убивается, как вы. Ребенка отправили в Дом малютки. Поставьте в известность о случившемся окружком партии. Позвоните в окро-но, а еще лучше найдите директора школы, узнайте все подробности об учительнице, ее семейном положении…

Видя, что М. Афанасенкова никак не может прийти в себя, он спокойно перевел разговор в другое русло:

— Знаю по себе, как нелегко учителям и родителям воспитывать ребятишек. Вот у меня внук Борис, способный парнишка, а нахватал двоек. Бабушка плачет, а ему хоть бы что. Стал его воспитывать, а он выпалил: «Командуй своим обкомом!» Вот как бы вы поступили в таком случае?..

В Тюмени все друг у друга на виду. Все знали, что Борис Евдокимович был хорошим семьянином. На протяжении всей жизни у него были самые добрые отношения с женой Раисой Павловной. Раиса Павловна так сумела организовать семейный быт, что избавила Бориса Евдокимовича от повседневных хозяйственных забот, создавала ему в доме условия для творческой работы. Борис Евдокимович много читал и всю жизнь работал над собой.

Простая человеческая беседа отвлекла Афанасенкову от тяжких дум, она успокоилась и стала разбираться с непутевой учительницей. Выяснилось, что молодая мамаша в школе работала совсем недавно, плохо учила детей истории, они сбегали с ее уроков. В быту вела себя недостойно. Возмущенные родители требовали уволить такую учительницу. Ее уволили. А она отправилась за правдой в Москву…

На одном из аппаратных совещаний Борис Евдокимович с горечью говорил об инструкторе отдела, который имел привычку поучать руководителей предприятий, при этом каждый раз подчеркивая, что он — работник обкома партии.

— Это же полнейшее невежество, — возмущался Щербина, — считать себя умнее и мудрее всех в вопросах, в которых ты не компетентен… Высокая должность сама по себе не создает человеку авторитета. Люди судят о работниках обкома партии по их поступкам, конкретным делам, по тому, насколько они честны, принципиальны, компетентны, скромны… Руководитель, который дает установки «нижестоящим», кичась своим высоким положением, никогда не заслужит уважения людей.