Всесоюзная ударная комсомольская

Шефство над освоением нефтяных и газовых месторождений Западной Сибири взял комсомол. Тюменская область стала Всесоюзной ударной комсомольской стройкой. Эффективно действовал штаб ЦК ВЛКСМ. Комсомольские организации страны направляли сюда студенческие строительные отряды (ССО). Летом 1965 года на сооружении жилья, объектов социально-бытового назначения, производственных помещений в северных городах и поселках трудились 1600 бойцов ССО из десяти вузов страны. Только за два месяца они выполнили работ почти на четыре миллиона рублей. Добровольческое движение с годами обрело большой размах. Многие участники трудовых семестров вернулись в Сибирь с дипломами — на постоянную работу.

Среди них, к примеру, был и Леонид Юлианович Рокецкий, боец и комиссар стройотряда из Львовского политехнического института. Со временем он стал крупным производственником, губернатором Тюменской области, а ныне — член Совета Федерации.

…26 октября 2008 года, Государственный Кремлевский дворец (прежде — Кремлевский дворец съездов). В переполненный праздничный зал вносят знамена — Российской Федерации, Ленинского комсомола, Всесоюзного штаба студенческих строительных отрядов. Участникам встречи, посвященной 90-летию ВЛКСМ, направил приветствие президент России Дмитрий Анатольевич Медведев. Звучат слова о традициях, опыте, который может и должен быть востребован и сегодня… Комсомольским песням подпевает весь зал. Смахивает слезу Игорь Александрович Шаповалов, заслуженный строитель РСФСР, лауреат Ленинской премии, начальник Главямбургнефтегазстроя (1984–1991). Комсомол и ему дал путевку в большую жизнь.

Первое в Тюменской области комсомольско-молодежное СМУ было создано при непосредственной поддержке Щербины в марте 1967 года в поселке Светлом. Костяк его составили бывшие студотрядовцы, уже получившие тюменскую закалку. В первый же год управление выполнило все производственные задания. Обустроенный поселок тепло привечал новоселов.

Понятно, почему Борис Евдокимович любил здесь бывать. В Светлом он, по сути своей забегающий вперед романтик, более всего ощущал некое приближение к мечте. Во всяком случае, давний разговор Щербины с Владимиром Михайловичем Игольниковым, одним из пионеров студенческого и комсомольско-молодежного движения в Тюмени, свидетельствует об этом.

В 1967 году Щербина в очередной раз прилетел в Светлый. Обойдя поселок, выслушав доклады Анатолия Мандриченко и Владимира Игольникова, Борис Евдокимович подчеркнул, что они с В. Игольниковым выходцы с Украины. Затем обрисовал значимость Западно-Сибирского нефтегазового комплекса для Советского Союза и многотрудность предстоящего большого дела, которое становится кровным делом лучших представителей всех республик и городов страны.

Борис Евдокимович тогда сказал: «Вы — профессионалы-строители. И я не сомневаюсь, что вы сумеете грамотно и качественно строить. Но помните — для нас важно, какой человеческий климат и духовное начало вы привнесете в эти необжитые пока края. Со временем, я уверен, вы станете руководителями крупных коллективов. Никогда не забывайте, что успех в большом деле зависит от духовной и нравственной красоты его исполнителей. Не забывайте об этом, комсомольцы…»

Романтики летели и ехали за туманом, как пелось в хорошей песне, и за запахом тайги. Суровая реальность спускала мечтателей на землю. Стужа, ветры, снежные заносы зимой; липкая жара, полчища гнуса в короткое лето; болота — шагу некуда ступить… И удручающее однообразие, скученность палаточного житья, вечно опаздывающая почта… Фронтовая обстановка, если вспомнить, что человек приехал в эти места не на экскурсию, а работать, работать и работать… Немудрено, что многие привыкшие к обустроенной жизни «делали ноги», увеличивая статистику текучести.

Да бог с ней, с этой статистикой. Вовсе не в этом дело. Свято место пусто не бывает. Уезжали одни — приезжали новые. В итоге внакладе оставались все: и стройка, которую от текучки изрядно лихорадило, и люди — тюменская проба чаще всего разочаровывала, нравственно травмировала человека.

Могло ли быть по-иному? Конечно, мировой опыт знал не раз опробованные, цивилизованные варианты освоения. Скажем, американцы на Аляске прежде всего строили классные бетонки, так называемые «дороги в никуда», удобные городки на колесах.

У нас же все получалось наоборот. Получалось так потому, что каждый отложенный день масштабной добычи нефти грозил потерей миллионов «нефтедолларов». И потому, что на «северй», да и в районы Среднего Приобья, нужно было завозить буквально все: от мобильного жилья до последнего гвоздя…

По воспоминаниям очевидцев, Бориса Евдокимовича не просто дежурно волновали все эти проблемы. Они, казалось, не оставляли его ни на час. Человек достаточно замкнутый, знающий цену слову, Щербина не жалел времени на обсуждение вопроса оптимального обустройства «социалки». И тем, кто относился к жизнеустройству спустя рукава, влетало по первое число. Приходилось слышать, как после очередной выволочки начальники разных мастей недовольно бурчали: «Чего суетиться, метать гром и молнии… Люди сюда не на курорт ехали…»

Как-то на бюро обкома партии отчаянно распекали за текучесть кадров заслуженного строителя, Героя Социалистического Труда Дмитрия Ивановича Коротчаева, возглавлявшего управление, которое прокладывало железную дорогу Тюмень — Сургут. Дмитрий Иванович, известный стране еще по строительству дороги Абакан — Тайшет, комсомолец двадцатых годов, прошедший суровую школу сталинских строек, мрачно отбивался: «А как нам приходилось? И ничего, выжили да еще сделать для страны кое-что успели!»

Конечно, такой «естественный» отбор не просто накладен. Люди получили подъемные, приехали на стройку, покрутились месяц-другой и уехали. Все это государству влетало в копеечку! Да и не в одну. Было и другое.

Молодые люди, особенно неопытные, что называется необстрелянные, попадая в первопроходческие условия, ломались, возвращались домой разочарованными. И наконец, не менее существенное: о тяжелейших условиях на стройке ходило много слухов. И если сначала от энтузиастов-романтиков не было отбоя, то потом приходилось прибегать к разнарядке.

В города и веси, в так называемые трудоизбыточные районы страны отправлялись гонцы и набирали тех, кого, как говорится, бог пошлет. А найдется ли такой руководитель предприятия, который, несмотря ни на какие строгие указания, отпустил бы хорошего рабочего, профессионала, передовика? Ясное дело, направляли опять-таки зеленую молодежь.

Строители не могли бесконечно эксплуатировать романтику. В прошлом оставалась и опора на «спецконтингент».

Из записных книжек Владимира Чирскова

Заключенные ни шатко ни валко работали на Сургутском и Тюменском домостроительных комбинатах. Я как заместитель министра Нефтегазстроя курировал Западную Сибирь и весьма настороженно относился к плодам их труда. Масла в огонь подлил Илья Павлович Варшавский, начальник Главсибжил-строя. Прекрасный организатор, инженер от Бога, он заряжал своей энергией всех вокруг и был горазд на неожиданные инициативы. Однажды пришел ко мне, положил на стол какие-то расчеты и стал говорить о последствиях принудительного труда: «Домостроительный завод — не лесоповал. Если не уберем заключенных, забудьте о качественном жилищном строительстве».

Я его понял, но, если их убрать, кого взять взамен? Завод не может остановиться. Его продукция с колес идет в дело. Спрашиваю Илью Павловича: как он все это себе представляет? А он, оказывается, уже все обдумал. Более того, успел организовать у себя на родине — он был родом из Ивано-Франковска — специальные курсы на местном заводе железобетонных изделий. И выпускники этих курсов в случае нашего согласия готовы были хоть завтра прибыть на работу в Сургут.

Аргумент оказался весомым и для меня, и для Бориса Евдокимовича Щербины, всегда остро чувствовавшего новое. Он без колебаний дал «добро» замыслу Варшавского. Мы вывели эти заводы из-под опеки «зоны». А вместе с тем окончательно остановились на варианте подготовки нужных нам специалистов по методу Варшавского, как мы тогда шутили, в условиях Большой земли. Причем в основу подготовки был положен отрядный принцип. Молодые люди, помимо того что получали прямо на месте специальность по профилю стройки, успевали за время учебы еще и хорошенько узнать друг друга. По прибытии к нам уже не тратилось, как бывало раньше, время на адаптацию, а согласно расписанным еще на Большой земле ролям молодые люди в привычном составе включались в работу.

В начале января 1968 года Щербина посетил Нефтеюганск. Побывал на объектах Юганского нефтепромыслового управления, на головных сооружениях нефтепровода Усть-Балык — Омск, в рабочих общежитиях треста «Нефтеюганскгазстрой». Из всего увиденного он особо остался недоволен состоянием быта в общежитиях.

И действительно, в комнатах было холодно, неуютно, всей мебели — разномастные койки и табуретки. Управляющий трестом «Нефтеюганскгазстрой» Иван Ионович Тригубенко выслушал много нелестных слов. Борис Евдокимович поручил ему лично взять под контроль состояние бытовых условий не только в общежитиях, но и на трассовых участках, на всех рабочих местах. Но в то же время обещал оказать помощь тресту в приобретении необходимой мебели, мягкого инвентаря.

Помощь была оказана оперативно, и в течение двух месяцев общежития были приведены в образцовое состояние. Позже Борис Евдокимович неоднократно приезжал в Нефтеюганск, заходил в общежития и всегда оставался доволен.

Относя эту постоянную озабоченность судьбой человека на стройке к бесспорным урокам Щербины, замечу, что далеко не все зависело от его воли или его нравственных установок. Где найти материалы подешевле? Возможно ли использовать местные материалы? Как ускорить строительство в условиях хронического бездорожья? Имеются ли проекты, учитывающие капризный тюменский климат, и, если нет, как быстро разработать соответствующий и внедрить его прямо «с колес»? Какие строить дома с учетом природно-климатических условий Среднего Приобья? Аналогов в стране не было. Был заказан проект одному из ведущих институтов страны, имеющему большой опыт проектирования для Севера, — институту ЛенЗНИЭП. Готовый проект направили на согласование заинтересованным организациям и для сведения — в Тюменский обком КПСС.

Вскоре проектировщиков пригласил к себе Б. Е. Щербина. Он, что называется, камня на камне не оставил от проекта. Борис Евдокимович сказал, что в нем не заложена идея закрепления человека на Севере. А идея заключается в том, чтобы этот дом во всех отношениях был лучше тех, которые строятся в обычных районах страны. Чтобы человеку, живущему в таком доме, не хотелось бы его покидать.

— Архитектор-градостроитель призван создавать наилучшие условия для жизни не только современников, но и будущих поколений — так ставил задачу Борис Евдокимович. — Росту человеческих потребностей нет предела. Человек никогда не будет доволен, никогда. И это его лучшее качество.

Далее он детализировал свои предложения.

Сохранился документ, в котором были зафиксированы требования Бориса Евдокимовича к северному жилищу. Вот наиболее показательный фрагмент:

«1. Ввиду недостатка кислорода в воздухе объем квартир надо увеличить, поэтому высоту комнат надо принять 3, а не 2,5 метра.

2. Исключить однокомнатные квартиры — одинокий человек должен жить в общежитии, а для семьи из двух человек однокомнатная квартира не годится.

3. Учитывая состав приезжающих семей и высокий уровень рождаемости, предусмотреть в доме следующие квартиры: 4-комнатные — 40 %, 3-комнатные — 40 %, 2-комнатные — 20 %.

4. Учитывая сырой климат и условия работы добытчиков, буровиков и строителей на открытом воздухе — в каждой квартире предусмотреть сушилку для одежды, чтобы, вернувшись с работы, можно было просушить одежду и обувь.

5. На первом этаже каждого подъезда предусмотреть колясочную, чтобы там оставлять детские коляски и велосипеды.

6. На первом этаже каждого дома предусмотреть просторное помещение с кухней для проведения торжественных встреч — дней рождения, свадеб, юбилеев, поминок и т. п.

7. В четырех- и трехкомнатных квартирах предусмотреть по 2 санузла.

8. В каждой квартире должен быть хороший холл».

Все эти предложения один к одному были приняты, и проект в корне был переделан. Он получил название «Сургутский дом», потому что реализовали его в этом городе. Затем по этому проекту долго строили и в других местах. Потом, правда, перешли на новый тип, во многом уступающий сургутскому. И это тоже произошло не без участия Б. Е. Щербины, а точнее будет сказать, по его воле, когда он стал министром строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности СССР.

Конечно, в иных случаях положение обязывает. Став министром и неся теперь ответственность не за одну только Тюмень — жесткий спрос был и за десятки других объектов, — Борис Евдокимович мог, что называется, понизить тюменскую планку. Впрочем, переход на более скромные проекты Щербина мотивировал так: министерство вводит в Сургуте в строй много квадратных метров жилья, а квартир — наперечет. И все это потому, что на каждого работающего приходится — шутка ли! — 70—100 квадратных метров. С такими хоромами никогда не решить жилищной проблемы.

Щербина-реалист наступал на горло собственной песне. Вынуждали обстоятельства. Газовики и нефтяники продвигались все дальше на север, и детище Бориса Евдокимовича — «Сургутский дом», штука затратная, — косвенным образом могло сдерживать это продвижение. К тому же как раз в этот период все чаще и чаще стали говорить о вахтовом методе освоения, который позволял людям по установленному графику прилетать на работу из базовых городов. Сомнительно, чтобы при этом нужны были хоромы, а не просто приличное мобильное жилье. Словом, роскошествовать не приходилось. Более того, нужно было проявлять чудеса изворотливости, чтобы восполнять просчеты, допускаемые иными московскими стратегами то ли по недосмотру, то ли в силу откровенной глупости. Уже в те годы наметилась диспропорция в развитии производственной и социальной сфер в северных районах.