«Вы теперь инженеры»

Дипломную работу Борис Щербина защищал в Ташкенте. Столица Узбекистана, как и многие другие тыловые города, гостеприимно приняла тысячи эвакуированных. С Харьковским институтом инженеров железнодорожного транспорта поделился аудиториями, общежитиями родственный ташкентский вуз. Вместе с дипломами выпускникам вручали направления на работу. Борису — по его просьбе — в управление Северо-Донецкой железной дороги. Поближе к фронту.

— Вы, товарищи, знаете, как нужны в этот трудный час Родине, — напутствовал их ректор. — Великий Кобзарь зовет вас на помощь из немецкой неволи, из оккупированного Харькова. И Красная армия переходит в наступление…

После разгрома немецко-фашистских войск под Москвой, освобождения Ростова, Керчи и Феодосии всем верилось в полную победу над врагом. Вот и товарищ Сталин говорит, что 1942-й станет годом полного разгрома фашистской Германии. Значит, так и будет. Январь едва перевалил за половину, а войска Юго-Западного и Южного фронтов перешли в наступление, прорвали немецкие укрепления. За десяток дней, с 18 по 27 января, наши части «продвинулись вперед более чем на 100 километров и освободили свыше 400 населенных пунктов» (Сообщения Советского информбюро. М., 1944. Т. 2. С. 69, 70).

Операция Южного и левого крыла Юго-Западного фронтов имела своей целью, говорится в многотомной «Истории Великой Отечественной войны», освобождение Донбасса и выход советских войск на рубеж Днепра. 26 января войска 6-й армии совместно с частями 6-го кавалерийского корпуса перешли железную дорогу Харьков — Лозовая, вышли на рубеж реки Орель и на следующий день овладели крупным железнодорожным узлом и станцией Лозовая (История Великой Отечественной войны Советского Союза. М., 1963. Т. 2. С. 342).

Надо ли говорить, как следили за новостями в эвакуации! Для кого-то Лозовая — неизвестная точка на карте, но только не для Бориса и Ангелины, его сестрички: сколько раз они проезжали Лозовую — не сосчитать!

— Боря, Боря, ты читал? Лозовую освободили, — бросилась к брату Ангелина. В руках у нее был номер «Комсомольской правды». — Вот смотри.

Читали вместе. Вокруг них постепенно собирались сокурсники.

«В последний час.

Войска Юго-Западного и Южного фронтов заняли города Барвенково и Лозовая…»

Мы открыли в «Ленинке» этот номер «Комсомольской правды». Вот репортаж военного корреспондента газеты Т. Карель-штейна «Как была взята Лозовая». Журналист пишет о части, «которой командует тов. Зиновьев». Фамилия не столь уж редкая, но это был тот самый Зиновьев, Герой Советского Союза, герой финской войны. Теперь Иван Дмитриевич командовал 393-й стрелковой шахтерской дивизией.

Военкор «Комсомолки» Тарас Карельштейн заметил любопытную деталь: «Наши бойцы захватили полный духовой оркестр немецкого полка. Не придется больше играть марши солдатам и офицерам этого полка — они все полегли на поле боя».

Представьте Ташкент января сорок второго года. В городе хлебном так же скудно, как повсюду. Но все-таки нет светомаскировки, приглашают на спектакли театры…

— Господи, как же я хочу домой! — вдруг всхлипнула Лина.

Борис мягко приобнял сестру за плечи:

— Вот доучишься и тоже попросишь направление в Купянск, нет, в Харьков, тогда уже вся Украина будет свободной… И на Лозовой ты мне опять почитаешь своего Луговского…

И на проводах дрожит звезда,

Запевает сталь полосовая.

Громыхают бронепоезда

Вдоль твоих перронов,

Лозовая!

В последних сообщениях с фронта Борис раз за разом отмечал фамилию, знакомую по финской войне, — Зиновьев.

От Советского информбюро Утреннее сообщение от 15 февраля 1943 года:

«Наша часть под командованием тов. Зиновьева (ЮгоЗападный фронт) выбила немцев из 3 населенных пунктов. В бою уничтожено до 700 немецких солдат и офицеров». Утреннее сообщение от 25 февраля 1943 года:

«Наша часть, где командиром тов. Зиновьев (Юго-Западный фронт), за 20 дней февраля в ожесточенных боях нанесла немцам большой урон. Противник потерял убитыми 3220 солдат и офицеров. Наши бойцы захватили 150 автомашин, 130 орудий, 9 танков, 180 мотоциклов и много другого воинского имущества».

— Здорово воюет Зиновьев! — вырвалось у Бориса.

Позже, работая в Харьковском обкоме комсомола, он узнал, что осенью сорок первого его родной Донбасс сформировал три шахтерские дивизии. 383-я и 395-я воевали на Южном фронте, 393-ю направили под Харьков, пополнили 6-ю армию. Докапываясь до корней харьковской катастрофы лета сорок второго, Борис Евдокимович перевернет горы книг, в командировках по области будет искать очевидцев наступления и страшного «котла».

В зиму 1941/42 года в дивизии полковника Зиновьева побывал писатель Василий Гроссман:

«Бойцы спят в лесу при морозе 35 градусов. Они не боятся танков: привыкли к врубовым машинам. В шахте страшней, говорят шахтеры. Зиновьев говорит, что главный человек на войне — красноармеец, ведь он кладет свою жизнь, ведь он в 35-градусный мороз спит на снегу. А отдать жизнь не легко, жить всем хочется, и героям жить хочется. Завоевывать авторитет нужно каждодневным общением с бойцом, каждодневной беседой с ним, боец должен не только знать задачу, но и понимать задачу. С бойцом нужно и беседовать, и спеть, и сплясать. Но авторитет у командира должен быть не дешевый, а дорогой. И командир отделения, и взвода, и роты, и полка должен каждый день, каждый час завоевывать свой дорогой авторитет у бойца. Этому, говорит Зиновьев, меня научила служба в пограничных частях. Когда боец верит — он все исполнит и пойдет на смерть. Надо бы городок занять, надо бы дорогу перерезать — и знаю: займут, перережут».

После освобождения Лозовой «развитие Барвенковско-Лозовской операции в глубину закончилось, — писал в своих воспоминаниях Маршал Советского Союза К. С. Москаленко, в ту пору командующий войсками 6-й армии. — Противнику удалось подтянуть с юга резервы и, локализовав прорыв, навязать в районе г. Славянска бои за населенные пункты».

В Ташкенте Бориса провожает Ангелина, просит писать почаще:

— Видишь, как война всех разбросала… мне так одиноко станет теперь…

Соберутся ли все они снова под крышей родного дома? Когда? Ангелина, светлая душа, верит в лучшее.

— Встретишь меня в Харькове, — говорит она на прощание брату.

— Есть! Встречу на Южном вокзале инженера Ангелину Щербину, — отвечает Борис. — Или у тебя к тому времени уже будет другая фамилия?

Улыбнулась сестричка печально. Может, чуяла: больше им не суждено увидеться. Не станет Линочка, как мечтала, инженером, не выйдет замуж: через месяц-другой только сокурсники проводят ее в последний путь. И ни родители, ни братья из своего военного далека не смогут проститься с ней.

Мирный Купянск у тихого Оскола за все свои триста лет не видел столько больших начальников, как в ту зиму 1941/42 года. Республиканские власти, харьковские, армейские штабы, управление Северо-Донецкой железной дороги — здесь теперь предстояло работать молодому инженеру Борису Щербине.

Обстановка — фронтовая. Воздушные тревоги. Залпы зениток. Пожары… Но поезда к фронту должны идти в любых условиях. За это головой отвечает начальник группы военных перевозок Купянского отделения Борис Щербина. Начальнику всего 22 года, но с ним считаются и ветераны Северо-Донецкой: видно по всему — прирожденный железнодорожник. И пороху понюхал еще на финской.