Отзвуки былых времен

Даже при дворе отношение к ней постепенно смягчилось, в особенности когда генеральным контролером финансов стал Шарль-Александр Калонн, друг герцога д’Эгийона. Он обменял ежегодную пенсию графини, назначенную ей еще в 1769 году Людовиком ХV, на единовременную выплату в 1 250 000 ливров. Это помогло Жанне расплатиться с наиболее неотложными долгами, причем вся операция была проделана столь скрытно, что о ней не удалось пронюхать вездесущим клеветникам-памфлетистам. Естественно, выплата была произведена за счет пустой государственной казны.

Примерно в 1784 году обстоятельства сложились таким образом, что Жанна оказалась в состоянии оказать услугу барону де Бретёй, министру двора, близкому к королевской семье. Королева пожелала приобрести замок Сен-Клу, принадлежавший герцогу Орлеанскому. Тот заломил за него невероятную сумму в 10 миллионов ливров. Барон попросил графиню оказать воздействие на продавца через мадам Монтессон, морганатическую супругу герцога, с которой Жанна была дружна. Тот внял доводам разума, снизил цену не то на два, не то на три миллиона, и сделка была совершена к удовольствию Марии-Антуанетты, мечтавшей заполучить замок в собственность, каковая затея впоследствии лишь удлинила список преступлений, вмененных ей судом Трибунала республики.

В 1785 году графиню вызвали в суд давать показания по так называемому «Делу о колье», которое сильно подорвало репутацию королевской семьи. Собственно говоря, мадам Дюбарри имела к нему лишь косвенное отношение. В 1782 году графине нанесла визит незнакомая ей дама, желавшая получить протекцию для передачи королю своего прошения, требовавшего возвращения принадлежавших ее семье наследственных земель, обращенных в собственность короны. Можно представить себе удивление графини от того, что к ней обращаются за ходатайством перед королем, у которого она в опале. Просительница была потомком побочного сына Генриха II Валуа, рожденного от связи с дамой из семьи Сен-Реми. В девицах она гордо называла себя Мария-Антуанетта Французская де Сен-Реми де Валуа, замуж же вышла за обедневшего графа де Ламота. Супруги перебивались тем, что содержали подпольный салон карточной игры, где привлекательная хозяйка выступала в качестве приманки для посетителей. Мадам Дюбарри, почувствовала, что от нежданной гостьи за три версты несет авантюристкой, взяла у нее прошение и впоследствии бросила его в огонь.

Через некоторое время разразился скандал с колье. Кричащей роскоши ювелирное изделие из 647 бриллиантов чистейшей воды общим весом в две с половиной тысячи карат и стоимостью два миллиона ливров предназначалось парижскими ювелирами Бассанжем и Бёмером для мадам Дюбарри. Работа над колье завершилась уже после смерти Людовика ХV, так что купить его опальная фаворитка была уже не в состоянии. Колье предложили португальской королеве Марии, но она сочла неблагоразумным покупать столь пышное украшение в ту пору, когда ее страна все еще не могла оправиться от последствий ужасного землетрясения 1755 года, разрушившего не только Лиссабон, но и множество прибрежных городов. От колье не отказалась бы Мария-Антуанетта, но против покупки выступил ее супруг, ибо казна была пуста. Графиня де Ламот, выдававшая себя в обществе за доверенное лицо королевы, прослышала про эту историю, и у нее возник замысел грандиозного обмана. Ей удалось провести кардинала де Рогана, бывшего посла в Вене, у которого сложились чрезвычайно плохие отношения с королевой, но он не терял надежды вернуть ее благосклонность. Подделав почерк королевы, Ламот убедила прелата купить ожерелье якобы для Марии-Антуанетты. Ухитрившись заполучить колье в руки будто бы для передачи королеве, Ламот отправила мужа в Лондон продавать бриллианты. Когда вся эта история, жертвой которой стал кардинал, выплыла на свет Божий, король решил придать ей огласку. Последовавшее судебное разбирательство нанесло еще больший вред и без того уже подпорченному реноме Марии-Антуанетты.

12 декабря 1785 года графиня Дюбарри была вызвана для дачи свидетельских показаний в Бастилию, где заседал суд. Дело в том, что мадам де Ламот хвасталась своими прекрасными отношениями с хозяйкой Лувесьена – правда, авантюристка равным образом кичилась дружескими связями чуть ли не со всем королевским двором.

Перед началом заседания состоялась обычная процедура подтверждения личности свидетеля, дающего показания. На вопрос об ее имени, мадам Дюбарри ответила:

– Мое имя не имеет ничего общего с делом. Вы не могли забыть его; я уже давно известна.

– Ваш возраст?

– На самом деле сей вопрос невежлив: у красивой женщины никогда не спрашивают ее возраст.

– Ну, хорошо, если мадам отказывается, поставим пятьдесят лет.

– Почему не шестьдесят? Это придало бы допросу настоящий интерес.

Графиня Дюбарри заявила, что действительно встречалась с подсудимой всего лишь один раз, когда та приехала в Лувесьен «упросить ее оказать любезность и поддержку, дабы передать королю прошение, в котором она умоляет его величество вернуть земли, принадлежавшие некогда ее семье и перешедшие в собственность короны».

Однако графиня запомнила, как визитерша тогда подписалась «Мария-Антуанетта Французская», это свидетельствовало о том, что это была обычная подпись мадам де Ламот, а не грубая попытка подделать подпись королевы, сделанная в момент преступления для обмана кардинала де Рогана. Возможно, сама того не осознавая, мадам Дюбарри дала показания в пользу обвиняемой, за что та весьма своеобразно отблагодарила ее в своих мемуарах, изданных в Лондоне в 1789 году после ее побега из тюрьмы Сальпетриер:

«Я не могу удержаться от искушения высказать свое слово по поводу той роли, которую сыграла вдовствующая королева, непорочная присной памяти Дюбарри. Показания этой женщины утверждали, что я навестила ее, чтобы молить о протекции! И что я оставила ей прошение, подписанное „Мария-Антуанетта Французская“. Факты таковы, что я навестила ее всего-навсего из любопытства, в хорошем экипаже, запряженном четверкой лошадей. Встретившись со мной лицом к лицу, она предпочла принять со мной высокомерный и бесстыдный тон. Я поспешила поставить ее на место и дала ей почувствовать расстояние между ее происхождением и моим!..»

И это при том, что практически все мемуаристы свидетельствуют о простоте, учтивости и обаятельности обхождения мадам Дюбарри!