Глава двенадцатая

Рождение Екатерины Андреевны Карамзиной, приходившееся на 16 ноября, праздновалось торжественно. Визитеры являлись с полдня, потом начался съезд близких друзей к обеду. Когда приехали Пушкин с женой и свояченицами, Екатерина Андреевна встретила поэта с особенной сердечной лаской. Словно боялась, что сегодня не будет у нее за столом этого бесконечно дорогого ей человека. Крепко помнила Екатерина Андреевна – и ей и Соне только на днях рассказывал Александр Сергеевич горестную историю своих отношений с Дантесом. Слушала Екатерина Андреевна и сострадала поэту: ему ли, с его высоким умом и пламенным, доверчивым сердцем, тратить драгоценные дары души на участие в этой истории, – как в романе, переплелись в ней и смертоубийственная дуэль, и невероятная свадьба Екатерины Гончаровой, о которой втихомолку все больше говорят, но которую почему-то не решаются объявить… Слушала эту историю почтенная мать семейства и не могла понять одного: в какой же роли участвует во всех этих делах Наташа Пушкина?

Несколько дней Пушкин совсем не заезжал к Карамзиным. Сегодня, спасибо, приехал. Когда Александр Сергеевич склонился, чтобы поцеловать руку хозяйке дома, Екатерина Андреевна поцеловала его в голову.

Ясен и бодр был сегодня Пушкин. Боясь этому поверить, Екатерина Андреевна бросила короткий, пристальный взгляд на его жену. Наташа, показалось, не была спокойна.

Прошло только три месяца с тех пор, как на даче у Карамзиных праздновали именины Софьи Николаевны. В петербургской гостиной собралось еще больше гостей. Но среди них нет барона Жоржа Дантеса-Геккерена. Напрасно будут ждать его почтенные господа и дамы. Смутные слухи о предстоящей женитьбе Дантеса, все больше просачивающиеся в общество, не получат ни подтверждения, ни опровержения.

Время близится к обеду, и самые злостные сплетники начинают понимать: будет просто торжественный обед, длинный и скучный, как все парадные обеды. Кто-то вычеркнул из меню пикантную приправу.

Софья Николаевна под общий говор гостей улучила минуту, чтобы перекинуться словом с Натальей Николаевной: справедливы ли слухи о свадьбе Коко?

Таша вспыхнула, ее голос пресекся. Было бы лучше, по ее мнению, если бы Софи обратилась с этим вопросом к самой Екатерине.

Софья Николаевна перевела разговор и, сославшись на обязанности хозяйки, удалилась.

Наталью Николаевну обступили, как всегда, почитатели ее красоты. Как хорошо, что Дантес не приехал. Но, может быть, он еще явится? Ну что ж! Она ничему больше не поверит. Она просто уничтожит его смехом, если он еще раз посмеет с ней заговорить. Она заткнет уши. Она закроет глаза.

Что же удивительного, если вопрос Софи заставил ее вспыхнуть? Она вспыхнула от гнева. Если же голос осекся, то, конечно, только от презрения.

В другом конце гостиной сидела Коко. Ее глаза постоянно устремлялись к двери. Она ничуть этого не скрывала: есть же у невесты, хотя бы и необъявленной, свои права! Но жених думал, очевидно, иначе. Он не был уверен в том, что Натали и Коко, оказавшись вместе с ним в кругу гостей, выдержат испытание.

Когда расселись за обеденным столом, рядом с Пушкиным оказался Владимир Александрович Соллогуб. С тех пор как он доставил поэту конверт с пасквилем, Соллогуб не видел Пушкина и сегодня был приятно удивлен: ни тени былого гнева не было на лице поэта. Словно бы приехал к Карамзиным прежний Пушкин, щедрый на тонкую шутку и увлекательную речь. Граф Соллогуб, оказавшись рядом с поэтом, был очень этим польщен и, слушая Пушкина, истинно наслаждался пищей духовной, в прямой ущерб сменяющимся блюдам.

Когда пили за здоровье Екатерины Андреевны, Пушкин вскочил с места, быстро пробрался к ней и чокнулся.

– А я пригублю за ваше счастье, – отвечала ему виновница торжества. – Да пошлет его вам милосердный господь.

Пушкин вернулся на свое место. Если мимолетное облако печали и легло тенью на глаза поэта, этого никто не заметил. Общий разговор стал громче. Александр Сергеевич вдруг склонился ближе к Соллогубу и быстро, четко ему сказал:

– Ступайте завтра к д'Аршиаку. Условьтесь с ним только насчет материальной стороны дуэли. Никаких других переговоров!

Сказал и снова вступил в общую застольную беседу. Он даже не назвал имени своего противника. Впрочем, этого и не требовалось.

Владимир Александрович Соллогуб так и остался сидеть с вилкой, застывшей в воздухе. Хорошо еще, что Пушкин, вмешавшись в общий разговор, отвлек внимание на себя.

Теперь события, которые с таким трудом укладывались в короткие ноябрьские дни, нужно было измерять часами.

Вечером состоялся раут у австрийского посла графа Фикельмона. Посол был женат на дочери Елизаветы Михайловны Хитрово, рожденной Кутузовой. В этом доме охотно и часто бывал Пушкин. Здесь и суждено было развиться сегодня стремительным событиям.

Граф Соллогуб, приехав на раут, встретил д'Аршиака. Будущие секунданты обменялись многозначительными взглядами, но к переговорам в таком многолюдном собрании приступить, конечно, не могли. Потом будущий секундант Пушкина, может быть и нарушая дуэльные обычаи, остановил барона Дантеса-Геккерена. Дантес с охотой объяснил, не делая тайны: он будет стреляться с Пушкиным, если Пушкин его к этому принудит. Все зависит от его поведения.

Жорж Геккерен спешил закончить разговор. Оставив Соллогуба, он устремился навстречу Екатерине Николаевне Гончаровой. В своем белом платье она особенно выделялась: все дамы были в трауре, объявленном по случаю смерти французского короля Карла X. Это был тот самый король Франции, из-за верности которому пострадал в свое время питомец офицерской Сен-Сирской школы барон Жорж Дантес. Давным-давно был сброшен с престола этот незадачливый король, закончивший дни в изгнании и в забвении. Но в императорском Петербурге свято соблюдали траурный этикет. И потому все дамы были в туалетах темных тонов. Только фрейлина императорского двора Екатерина Гончарова позволила себе неслыханное отступление.

Коко не думала ни об этикете, ни о своем придворном звании. Коко решила действовать! Невеста, о свадьбе которой почему-то до сих пор забыли объявить, имеет право на белое платье! И счастье, наконец, к ней обернулось. Жорж не отходил от нее. Жорж заговорил, наконец, о своих чувствах, которые он так долго скрывал. Он готов объявить об этих чувствах и перед богом и перед людьми… Увы! Их счастью с непостижимым упорством противится Пушкин…

Коко млела от признаний и негодовала на Пушкина.

А Жорж опять беспощадно ее ранил: Пушкин распространяет слухи, которые, несмотря на все миролюбие Жоржа, столь счастливого любовью Катеньки, могут опять привести к дуэли. Едва не вскрикнула от ужаса Коко и готова была лишиться чувств: значит, права, как всегда, права умница Азинька!

Белое платье, такое желанное, показалось Екатерине Николаевне траурным. Жорж еще раз пожал плечами. И вдруг забыл о существовании Катеньки. Он устремил взоры на Натали, только что появившуюся в зале.

Наталья Николаевна боялась одного – как бы он не решился подойти. Она и так провела весь день в волнении.

Все началось со вчерашнего приезда к Пушкину виконта д'Аршиака. Александр Сергеевич обманул Ташу своим спокойствием, но Азинька, почуяв неладное, бросилась к тетушке Екатерине Ивановне. Со слов старого барона Геккерена тетушка подтвердила, что дело опять пошло к смертоубийству.

И тогда, выслушав горестный рассказ Азиньки, Наталья Николаевна решилась. При первом известии об этой дуэли она вместе с тетушкой Екатериной Ивановной призвала на помощь Жуковского. Записка, которую сегодня отправила ему Наталья Николаевна, была новой мольбой о спасении…

На рауте у австрийского посла она издали увидела Василия Андреевича. Известный шутник и занимательный рассказчик, смиренная душа и дамский угодник, он был окружен тесным кругом почитательниц.

Наконец Василий Андреевич присел рядом с Натальей Николаевной.

– Вы не ошиблись? К Александру Сергеевичу точно приезжал виконт д'Аршиак?

– Вас это тоже тревожит? – отвечала вопросом Наталья Николаевна.

– Думаю, не к добру. Помоги нам всевышний! – Василий Андреевич набожно поднял очи.

– Что же делать? – в голосе Натальи Николаевны была покорная мольба. – Если не вы, наш неизменный друг, то никто нам не поможет.

Василий Андреевич был расстроен окончательно.

– Рад бы душу отдать, – отвечал он, – если бы только это помогло образумить нашего упрямца.

Он коротко рассказал Наталье Николаевне всю историю переговоров. Дело стало за письмом Пушкина.

– И только?! – Наталья Николаевна не верила своим ушам.

– Только! – подтвердил Василий Андреевич. – Но вы не представляете, как это трудно. Тут-то и разбились вдребезги все наши усилия. Александр Сергеевич, правда, написал единожды, но не придумал ничего хуже, как сослаться в отказе от дуэли на предстоящее сватовство барона Жоржа к Екатерине Николаевне. И на том уперся.

Василий Андреевич стал доказывать, что свадьба была задумана до получения вызова Пушкина, в чем и представил ему, Жуковскому, старик Геккерен материальные доказательства.

– Какие? – живо спросила Наталья Николаевна, которая до сих пор слушала рассказ с таким видом, будто узнает всю эту историю в первый раз.

– Нет нужды их разглашать, – осторожно уклонился Василий Андреевич. – Достаточно, если я скажу вам, что барон Луи Геккерен ссылался на весьма видных людей, кои знали о свадебных намерениях Геккеренов до того, как Александр Сергеевич огорошил их своим вызовом. Повторяю, Наталья Николаевна: весьма видные люди могли бы свидетельствовать об этом.

Наталья Николаевна чуть не спросила, не имеет ли в виду Василий Андреевич генерала Адлербегра, но вовремя спохватилась. Только нервно кусала губы. Расспрашивать не было нужды. Она и сама все знала.

– Что же нам делать? – Наталья Николаевна вернулась к главному предмету разговора.

– Добыть бы письмо Пушкина, в котором он объяснит свой отказ от дуэли любыми мотивами. Любыми!.. Только бы не писал об этой свадьбе! Могу дать вам, Наталья Николаевна, еще один добрый совет: не спускайте вы глаз с муженька ни на минуту, авось не сумеет ускользнуть на драку.

С раута разъезжались.

В квартире Пушкина засуетились слуги. Хозяин прошел в кабинет. Наталья Николаевна готовилась ко сну. Вдруг дверь спальни распахнулась. На пороге стояла Коко, простоволосая, заплаканная, в ночном халате.

– Ненавижу твоего мужа! – кричала она. – Ненавижу его и тебя!

Наталья Николаевна кое-как выпроводила Екатерину и крепко задумалась. Она твердо усвоила добрый совет Жуковского. Александр должен написать письмо Геккеренам с отказом от дуэли, но без всякой ссылки на предстоящую свадьбу, и тогда свадьба Коко состоится. А если добиваться такого письма, – значит, самой добиваться того, чтобы судьба Жоржа решилась навсегда.

– Навсегда? – переспросила себя Наталья Николаевна и тотчас ответила: – Конечно, навсегда!