ИСТОРИЯ ШАНДОРА КЕРЕКЕША

Близилась решительная политическая схватка. Депутат Яндак организовывал массы. Он не побоялся громко провозгласить лозунг, который другие еще только произносили вполголоса: «Создадим новую партию, которая поведет пролетариат к революции! Долой отжившую социал-демократию!»

Этим лозунгом он завоевал горняков Кладно и рабочих пражских заводов. Теперь надо было склонить на свою сторону шахтеров и металлургов Остравы, ткачей, прядильщиков и деревообделочников Брно, железнодорожников крупных узлов, рабочих пльзеньских военных заводов. Яндак возглавлял все движение. Он был хорошо информирован, всегда был начеку и умел опровергнуть многословные доводы оппонентов. Он был быстр, как стриж, смел, как лев, увертлив, как форель. Каждый день он выступал на каком-нибудь митинге, не проходило недели, чтобы в «Право лиду» не появилась его статья, остроумная, смелая, убедительная. Яндак стал самым популярным политическим деятелем. Его имя повторяли на всех заводах и рабочих собраниях, и, когда Яндак, наклонив голову и словно готовясь к атаке, поднимался на трибуну, аудитория встречала его бурными рукоплесканиями сотен крепких рабочих рук.

Правительственные партии бешено травили Яндака в газетах. Писали, что Яндак подкуплен евреями, что он продал чешский народ немцам, что он виновник убийства легионеров, что он получал бриллианты и золотые цепочки из России, что у него роскошный автомобиль, а у его жены и дочери тысячные туалеты, и так далее.

Яндак, депутат Яндак! Крепкий мужчина сорока пяти лет, с красивым крутым лбом, чувственными губами и мощными скулами, — любопытное сочетание атлетического, интеллектуального и пикнического типов, удивительная смесь пролетарской настойчивости, интеллигентской утонченности и хищной хватки. Яндак стал предметом общего внимания.

«Твой отец не пойдет с нами», — сказал когда-то Тоник Яндаку-младшему. Так говорило Тонику его рабочее чутье, но и оно может обмануть человека. С тех пор Тоник не раз имел возможность убедиться, что супруг элегантной дамы и отец изящной девушки может быть хорошим вожаком революционного пролетариата. Тоник не привык извиняться, в его словаре не было слова «прости», но он долго досадовал на себя за разговор под жижковским виадуком и не мог простить себе этого.

Однажды, на бурном собрании в Народном доме, когда стала очевидной победа левого крыла в рабочем движении, Яндак, закончив свою речь, под громкие аплодисменты сошел с трибуны и подсел к столику Тоника и Анны. Тоник хмуро взглянул ему в лицо. В душе его шла ожесточенная борьба. Наконец, он сказал насупясь:

— Долго я тебе не верил, товарищ, потому что видел твою жену в шелковом платье, а дочь в лакированных туфлях. Но теперь я тебе верю.

Не легко далось Тонику это признание. Он и Яндак покраснели в эту минуту, и Анна тоже.

— Ну, ничего! — сказал Яндак и улыбнулся. — Надо хорошо узнать друг друга, прежде чем вместе идти на смертный бой.

Этот день запомнился Тонику еще и по другой причине. Когда около десяти часов вечера, он и Анна возвращались с собрания домой, на Есениовой улице их поджидал Шандор Керекеш.

— Мне надо поговорить с тобой, — сказал он Тонику. Анна заметила волнение в слабом голосе венгра и сама встревожилась.

Они привели Керекеша к себе в квартиру, и Анна пошла на кухню согреть кофе, а оба мужчины сели в комнате.

— …поговорить с глазу на глаз, — добавил гость.

Тоник кивнул и закрыл дверь в кухню.

— Граф Имре Белаффи в Праге! — сразу объявил Керекеш; он был сегодня бледнее обычного.

— Это кто же такой? — не понял Тоник.

— Не помнишь? Это тот, кто мучил меня в тюрьме, гонведский обер-лейтенант граф Имре Белаффи. Он поселился в отеле «Синяя звезда», в комнате номер шестнадцать. Я его выследил. В отеле на меня никто не обратил внимания, а граф меня, конечно, не узнал.

— Зачем он приехал?

— Организовать террор против коммунистов и подавить наше движение в зародыше — это во-первых. А во-вторых, выследить венгерских эмигрантов и добиться от чехословацкого правительства выдачи их Венгрии, чтобы там отправить их на виселицу. Он эмиссар Международного союза борьбы с коммунизмом.

На пергаментном лице Керекеша выступили алые пятна.

— Это ты узнал или только предполагаешь?

— Доказательств у меня, конечно, нет, но это ясно как день.

Тоник подумал.

— Надо предупредить партию.

Керекеш махнул рукой.

— Чехословацкую социал-демократию?

— Ее левое крыло.

Керекеш снова махнул рукой.

— Я разделаюсь с ним сам.

— Как?

— Убью его.

Тоник не отвечал.

— Этим я отлично закончу свою жизнь. Белаффи — это зверь в человеческом образе. Если оставить его в живых, он наделает много вреда революционному движению. Мне осталось жить несколько недель, революции я уже не дождусь. Убив Белаффи, я по крайней мере отблагодарю этим чешских коммунистов и помогу моим венгерским товарищам.

В комнату вошла Анна с двумя чашками кофе и поглядела на мужа и на гостя. Инстинктом будущей матери она почуяла опасность, сердце ее слегка сжалось. «Что случилось?» — встревожилась она и почувствовала, как в животе у нее шевельнулся ребенок. Мужчины замолчали. Анна никак не решалась выйти из комнаты.

— Поди в кухню, Анна, у нас есть дело.

Анна вышла.

— Надо будет сообщить обо всем этом партии, — повторил Тоник.

— Ты против индивидуального террора?

— Нет, если он проводится организованно и полезен делу революции. Но не может же любой из нас сам определять это в каждом отдельном случае. Мы с тобой одни не можем решить, нужен ли этот террористический акт. Для этого мы недостаточно знаем политическую обстановку.

Керекеш горько усмехнулся.

— Удивительное дело, как партийные товарищи не верят в опасность контрреволюции, и пролетарии всех стран вынуждены сами убеждаться в этом. Кого в партии ты намерен предупредить об этом? Парламентскую фракцию? Секретариат? К чему? Ты только осложнишь все дело и наведешь полицию на след. Белаффи должен умереть!

— Хорти пошлет сюда еще десяток таких же.

— Таких, как Белаффи, среди них не будет. Я его знаю, а вы нет.

Они попрощались, и Керекеш ушел.

Ночью, когда Анна легла рядом с Тоником и нашла удобное положение для своего уже очень большого живота, она спросила, волнуясь, но придав своему вопросу безразличный тон:

— Что ему было нужно?

— Пока не спрашивай! — строго ответил Тоник. У Анны опять сжалось сердце, и снова ребенок дважды шевельнулся в животе. «Вот и дитя беспокоится», — подумала Анна.

Тоник не спал. Он думал всю ночь и уснул только к утру, придя к выводу, что посоветоваться не с кем. Хорошо все, что служит делу революции. Пусть же свершится это убийство!

Рано утром, когда Тоник собирался на работу, а Анна побежала вниз за молоком, пришел Керекеш.

— Костюм, который на мне, я получил от одного венгерского студента-эмигранта, — сказал он. — Я похож в нем на опустившегося интеллигента, а это может вызвать подозрение служащих отеля. Одолжи мне свою спецовку.

Тоник вынул ее из шкафа и дал венгру.

— Ты идешь туда? — спросил он.

— Да.

— Сейчас?

— Да.

У Тоника учащенно забилось сердце. Он хотел проводить товарища, но тот сказал:

— Не ходи, нас никто не должен видеть вместе. Если меня арестуют, я превращу суд надо мной в процесс против венгерской контрреволюции. От моих обвинений содрогнется мир. Эту спецовку я украл у тебя сегодня утром, когда у вас никого не было дома, имей это в виду. Я воспользовался минутой, когда твоя жена ушла за молоком, а ты вышел по нужде. Понял? А если меня не поймают, я сегодня вечером брошу эту спецовку из коридора в ваше кухонное окно.

И Керекеш пошел убивать графа Белаффи. Он переоделся на складе старого железа, где обычно спал, и там же пришил петельку для топорика на внутренней стороне рабочей куртки. Потом он отправился в отель «Синяя звезда» и пришел туда в восьмом часу утра. Швейцар видел, как он поднялся по лестнице, но не обратил на него внимания. Во втором этаже Керекеш постучал в дверь комнаты № 16.

Ответа не было.

Керекеш постучал еще раз.

— Кто там? — спросил по-немецки сонный голос.

— Откройте! — по-венгерски ответил Керекеш.

За дверью послышались шаги.

— Кто там? — повторили вопрос по-немецки.

— Откройте, граф, для вас есть важная новость.

Дверь открылась. Перед Керекешем стоял граф Имре Белаффи в пижаме и ночных туфлях. Керекеш выхватил топорик и ударил своего врага обухом по голове. На лице графа появилось удивленное выражение. Керекеш размахнулся и ударил еще раз. Граф зашатался и, согнув колени, повалился на бок.

Керекеш закрыл дверь. Подойдя к шкафу, он вытащил оттуда несколько штук грязного белья, нагнулся над Белаффи, расстегнул его пижаму и пощупал, бьется ли сердце. Оно билось, граф Белаффи был жив. Рукавами грязных рубашек Керекеш связал ему ноги и руки за спиной и заткнул рот платком. Потом он стал приводить графа в чувство. Раны на голове были не страшны, граф был высокого роста, и раны пришлись не по темени, а в лоб. Вторая рана вообще была легкой, топорик только скользнул по кости.

Керекеш похлопал графа мокрым полотенцем по груди. Белаффи открыл глаза, хотел было опять закрыть их, но вдруг понял, в каком положении он находится, и глаза его широко раскрылись. С минуту враги глядели друг на друга. Керекеш сел на стул.

— Узнаете вы меня, гражданин Имре Белаффи?

Связанный граф отрицательно качнул головой.

— Верю, что вы меня не помните. Мы классовые, а не личные враги. Меня зовут Шандор Керекеш. Вы истязали меня в Будапеште и убили бы мешком с песком, если бы мне не удалось бежать. Вы добивались у меня признания, где скрываются мои товарищи. Ваши догадки были правильны, я знал, где они. Повторяю, мы не личные враги, и я пришел не мстить. Я пришел казнить вас, гражданин Белаффи.

Удивительное дело! Все получилось в точности так, как много раз представлял себе эту сцену Керекеш: он сидел на стуле, перед ним лежал поверженный враг пролетариата, и он, Керекеш, произносил над ним обвинительную речь.

В широко раскрытых черных глазах Белаффи был ужас. Сонливости в них не осталось и следа.

— Вы ошибались и ошибаетесь, гражданин Белаффи. Ваши идеи не победили и не могут победить. Вы только временно одержали верх в Венгрии. Победит мировая пролетарская революция, ваши козни против нее напрасны.

На пергаментных щеках Керекеша выступили красные пятна.

— Вас послали сюда с заданием, — продолжал он. — Не знаю — кто, может быть — собака Хорти или Союз борьбы с коммунизмом.

Граф беспокойно завертелся, уставив свои вытаращенные глаза на Керекеша. Грудь Белаффи вздымалась, он что-то кричал через платок, и эти глухие звуки раздавались, как из глубокого погреба.

— Вам поручено выследить венгерских эмигрантов и отправить их на виселицу. Кроме того, вы хотите помочь чешской реакции подавить коммунистическое движение.

Глаза Белаффи чуть не вылезли из орбит. Они словно кричали: «Ничего подобного, это чудовищная ошибка!» Он вертел головой, отчаянно твердя: «Нет, нет!»

— Не отпирайтесь, нам все известно. Вы должны умереть.

Белаффи дергался, как в судорогах. Он бился головой о ковер и мычал, как замученный, обезумевший зверь. «Освободите мне рот, — кричали его глаза. — Я вам все объясню! Здесь ошибка, ужасная ошибка! Дайте мне сказать, освободите меня, освободите!»

Керекеш наклонился и двумя пальцами сжал ему ноздри.

— Вы слишком шумите, граф. Перестаньте, или я задушу вас.

Отпустив нос графа, Керекеш снова уселся на стул.

— Мне все-таки хочется как следует объяснить, что происходит с вами. Я не хочу, чтобы вы считали меня простым грабителем и убийцей. Вы умираете не за прежние ваши злодеяния, а для того, чтобы вы не совершили новых преступлений против революции.

Граф отчаянно замычал. Согнув ноги в коленях, он подбросил свое тело и заметался, колотясь головой об пол. Он мычал, как скотина на бойне. Керекеш подскочил к нему и, схватив за горло, прижал к ковру. Голос революционера, до сих пор холодный, как острие топора, был теперь накален страстью:

— Ты думал, негодяй, что мы дадим убивать себя, как овцы? Ты думал, сукин сын, что мы не станем защищаться?

Он схватил топорик.

— Издохни, свинья!

Набросив на голову Белаффи угол ковра, он убил его, затем устало выпрямился, шагнул к еще теплой постели, свалился на нее и пролежал несколько минут с закрытыми глазами. Потом встал, подошел к мраморному умывальнику и тщательно вымыл намыленной мочалкой руки и лицо, как когда-то после работы на металлургическом заводе в Темешваре. Затем он безо всякого содрогания переступил лужу крови, подошел к двери и прислушался. В коридоре было тихо. Керекеш отпер дверь и вышел…

Навстречу ему шел человек. Это был рослый мужчина с черными как смоль бакенбардами, в костюме спортивного покроя. Он был уже в трех шагах от Керекеша и явно направлялся в комнату Белаффи.

У Керекеша дрогнуло сердце. «Конец!» — подумал он, но все-таки не спеша закрыл за собой дверь и спокойно зашагал по серой ковровой дорожке к лестнице. «Теперь это уже не важно, — мелькнуло у него в мыслях. — Дело сделано». И еще: «Я превращу суд надо мной в суд над венгерской контрреволюцией, какого еще не видел мир!»

Керекеш слышал, как за его спиной неизвестный постучал к Белаффи раз, другой, потом открыл дверь и вошел.

И тут произошло удивительное — совсем не то, чего ждал Керекеш. Не раздалось крика: «На помощь!», в отеле не поднялась тревога.

Дверь комнаты № 16 снова захлопнулась, и Керекеш услышал торопливые шаги по ковру. Но никто не схватил его сзади за плечо, никто не крикнул ему: «Убийца!» Человек в спортивном костюме торопливым шагом прошел мимо него и спустился вниз. С поворота лестницы Керекеш заметил, как швейцар поздоровался с человеком и оглянулся на него. Незнакомец быстро вышел через вращающиеся двери. Керекеш тоже прошел мимо швейцара и вместе с двумя пожилыми дамами в черном вышел на улицу. Там он еще успел заметить, что незнакомец вскочил на ходу в трамвай.

Керекеш пошел в сторону Жижкова.

Сообщение об убийстве появилось уже в утренних газетах. В доме на Есениовой улице о нем рассказала ротмистрша Клабанова. Она, правда, не очень-то дружила с соседками, но разве можно умолчать о таком происшествии!

Выйдя в коридор за водой, Анна увидела там госпожу Клабанову и гардеробщицу Эндлер.

— Слышали вы об убийстве в «Синей звезде»? — спросила унтер-офицерша.

А Эндлер, которая уже собиралась к себе в театр и застегивала подвязку, поглядела на Анну снизу вверх и сказала:

— В газете пишут, что он приехал в нашу республику с темными целями. Не иначе — фальшивомонетчик!

— Нет, — решительно объявила унтер-офицерша. — Наверняка это шпион, уж будьте уверены!

Во время обеденного перерыва Тоник купил в табачной лавочке утреннюю газету и развернул ее еще на улице. Но сколько он ни перечитывал сообщение, он ничего не мог понять. Ясно было одно: полиция напала на след товарища Керекеша. У Тоника голова шла кругом. Он сидел в заводской столовой, и похлебка не шла ему в горло, а кусок хлеба, который он обычно приносил с собой из дома, остался почти нетронутым.

После обеда Тоник снова работал на дне своего песчаного окопчика. Был уже четвертый час. Вокруг кипела работа. В литейном цехе весь пол на метр в глубину покрыт песком, и в нем, как в окопах, роются формовщики — сооружают постройки, похожие на укрепления, и домики вроде тех, какие строят дети. Сюда потечет расплавленный металл, здесь он застынет и превратится в деталь машины, маховик или станину. Тоник заглаживал неровности на стенках своей формы, увлажнял песок и вгонял в форму длинные проволочные распорки, чтобы она была крепче. Но сегодня он не мог сосредоточиться, работа валилась у него из рук, и он беспрестанно вынимал часы, с нетерпением ожидая плавки, после которой можно идти домой. Его неотступно преследовала мысль о Шандоре Керекеше.

Сообщение в газете «Ческе слово»{145} было очень странное:

УБИЙСТВО В ОТЕЛЕ «СИНЯЯ ЗВЕЗДА»

Перед самым выпуском газеты поступило следующее сообщение. Сегодня утром в отеле «Синяя звезда» на Пршикопах совершено чудовищное убийство, жертвой которого пал фабрикант Густав Бреуэр из Ганновера. В девять часов утра горничная отеля постучалась к Бреуэру. Не получив ответа, она вошла в номер и увидела постояльца на полу, в луже крови. Убитый был в пижаме. Оружие убийства, топорик с короткой ручкой, валялось рядом. На голову убитого был накинут ковер, через который убийца наносил удары, — видимо, для того чтобы не быть забрызганным кровью. По заключению судебно-медицинской экспертизы, убийство совершено около половины восьмого утра. Мотивы его совершенно загадочны, ибо все принадлежавшие убитому ценности не тронуты. Тем не менее полиция уже напала на след убийцы. Поимке его помогут показания швейцара отеля Иозефа Мюллера, который видел одного из убийц и дал его подробное описание. Расследование убийства поручено опытному следователю, полицейскому комиссару Бубнику. В вещах убитого обнаружены доказательства того, что он приехал в нашу страну с темными целями. Возможно, именно в этом направлении следует искать загадочный мотив убийства.

Газетное сообщение было, таким образом, лаконичным, но наводящим на многие размышления. Тоник перечитал это сообщение столько раз, что знал его почти наизусть. Но яснее оно от этого не стало.

Ганноверский фабрикант Густав Бреуэр? Что за чепуха! Может быть, Керекеш ошибся и убил кого-то другого? Или это был не настоящий Густав Бреуэр и под этим именем скрывался Имре Белаффи? Швейцар отеля заметил Керекеша и даже подробно описал его. Полиция напала на след венгерского товарища!.. Тоник подумал о своей спецовке и об Анне.

— Ты сегодня что-то бледный, Кроусский. Здоров ли ты? — сказал старый чернорабочий Блажек, который подносил Тонику ведра с водой для увлажнения песочной формы, и Тоник, словно очнувшись, увидел себя в литейном цехе, увидел вокруг металл и песок, а под потолком грохочущий подъемный кран. Вон на другом конце цеха мастер дает знак выбить глиняную пробку из вагранки. А сам Тоник сейчас сидит на корточках в песочной яме и бесцельно водит лопатой по грани литейной формы…

Он ничего не ответил старому Блажеку, но испугался и рассердился на себя за то, что так плохо владеет нервами.

Вагранка, словно раненая, пустила струю огненной крови. Густой белорозовый расплавленный металл тек по желобу, озаряя белым светом песок и лица рабочих. К печи попарно подходили литейщики и подставляли под желоб ковши на длинных ручках. Ковши наполнялись раскаленным, мечущим искры металлом. Литейщики шли к песочным формам и заливали их. Весь цех озарен белым светом, в горячем воздухе распространился едкий кисловатый запах.

Рабочий день подходит к концу. Вот сейчас в соседнем цехе выпустят плавку из печей Сименса, а там, глядишь, загудит гудок.

И вот, наконец, слышится звук гудка.

Тоник спешит к шкафчику с одеждой, надевает пиджак прямо на синюю спецовку и, даже не моясь, бежит на улицу. Только бы кто-нибудь из товарищей не задержал его. Он покупает в киоске вечерние газеты и шагает в гору, к Кбелам. Отойдя от завода подальше, Тоник на ходу разворачивает газету.

АРЕСТ УБИЙЦЫ ИЗ «СИНЕЙ ЗВЕЗДЫ»

Сердце Тоника учащенно забилось. Итак, убийца арестован! Тоник пробежал глазами по столбцам, ища имя товарища Керекеша.

«У б и й ц а  з а д е р ж а н», — гласит подзаголовок. Тоник пробегает глазами по строчкам, схватывая отдельные слова:

Милан Иованович… Швейцар отеля… показал следующее… обер-кельнером и горничными… на станции Радотин… арестовать убийцу… Полицейский комиссар Бубник… Двадцатидевятилетний Милан Иованович.

Глаза Тоника лихорадочно летают по строчкам.

Ага, вот «Допрос убийцы»!

Иованович… заявил… убитого не знал и никогда не слышал о нем… у незнакомой ему проститутки… Багаж Иовановича…

Здесь нет того, что он ищет! И Тоник отчаянно глотает следующие строчки:

Милан Иованович с несколькими свидетелями…

Черт подери! При чем тут какой-то Милан Иованович?!

Тоник заглянул в конец сообщения:

…настаивает на своих показаниях. Следствие продолжается. Подробные сообщения об этом сенсационном убийстве мы опубликуем завтра в утреннем выпуске нашей газеты.

Все? Все! О Керекеше ни слова!

Тоник еще раз возвращается к подзаголовку «У б и й ц а  з а д е р ж а н» и перечитывает этот абзац:

Радотин… вокзал… полицейский участок… Арестованный убийца оказался двадцатидевятилетним Миланом Иовановичем из Загреба.

Как же так?

Арестованный убийца оказался двадцатидевятилетним Миланом Иовановичем из Загреба, неоднократно судившимся международным аферистом, хорошо известным пражской полиции.

Что это значит? Почему Милан Иованович?

У Тоника сильно бьется сердце. Он снова напряженно впивается глазами в эту фразу. Да, нет никаких сомнений, так и написано: «М и л а н  И о в а н о в и ч».

Тоник останавливается посреди улицы, широко раскрыв глаза, потом быстрым движением сует газету в карман, почти бегом направляется к окраине города и через поле идет наверх, к Кбелам. Там он сворачивает на межу и садится на землю. Скрытый колосьями, он снова принимается за чтение. Сперва надо еще раз прочитать «У б и й ц а  з а д е р ж а н», а потом все остальное по порядку.

В ЛОГОВЕ МЕЖДУНАРОДНОГО АФЕРИСТА

Уже беглый осмотр комнаты убитого Густава Бреуэра вызвал сенсационный поворот в этом деле. Прежде всего сыщики обнаружили ручной чемодан с пакетами фальшивых банкнот достоинством в две кроны, на общую сумму около десяти тысяч крон. Эти фальшивые деньги были контрабандой ввезены из Венгрии или из Австрии. Вскоре полиции стало ясно, что в комнате № 16 жил опасный международный вор, аферист и поставщик публичных домов. Эта комната была тайным складом краденого: здесь обнаружено более двухсот пяти тысяч крон в чехословацкой и иностранной валюте — марках, долларах, фунтах стерлингов и голландских гульденах.

Далее обнаружено пять мужских и двое дамских золотых часов, два золотых портсигара, пять крупных бриллиантов, серебряная дамская сумочка. Все это, очевидно, добыча карманников. Владелец одних часов уже нашелся. Остальным пострадавшим предлагается явиться в полицейское управление.

Кроме того, в комнате Бреуэра найдена целая коллекция фотографий и обширная переписка, свидетельствующая о том, что он занимался вербовкой проституток для домов терпимости в страны Ближнего Востока.

Убитый, несомненно, был одним из опаснейших международных преступников. Удивительно, что документы его были, повидимому, в полном порядке и в полицейских альбомах его фотографий нет. Пражская полиция уже связалась по этому поводу с ганноверскими властями.

ЗАГАДОЧНЫЙ МОТИВ УБИЙСТВА

Несмотря на усиленное расследование, мотив убийства в «Синей звезде» все еще окутан покровом тайны. Обращает на себя внимание несколько обстоятельств: во-первых, наличные деньги и ценные предметы Бреуэра не были похищены, хотя они даже не были заперты; во-вторых, убитый был связан по рукам и ногам; в-третьих, Бреуэр был найден в пижаме, на полу, вблизи двери.

Таким образом не без некоторых оснований можно предполагать следующую картину убийства.

Бреуэр был участником преступной шайки. Сегодня утром один из членов этой шайки постучал у его дверей, и Бреуэр, узнав его по голосу или условному знаку, открыл дверь. Убийца сразу же накинулся на него, связал его и заткнул ему рот. Зачем? Это пока остается тайной. Может быть для того, чтобы угрозами или пытками вытянуть из него какую-нибудь тайну или заставить его отдать документ или предмет, ценный для убийцы или компрометирующий последнего. Ибо иначе зачем было связывать ему свою жертву, почему было не убить его сразу? А может быть, это убийство — акт мести в восточном духе? Возможно, что эта месть связана с похищением какой-нибудь женщины. Но все это, разумеется, только догадки. Будем надеяться, что полицейское расследование и допрос Милана Иовановича дадут ответ на все эти вопросы.

УБИЙЦА ЗАДЕРЖАН

Как мы уже упомянули, убийца был задержан еще в первой половине дня. Большую помощь оказали полиции показания швейцара отеля «Синяя звезда» Иозефа Мюллера. Вот что он рассказал полиции и нашему корреспонденту:

«Без двадцати трех минут восемь я увидел, что по лестнице спускается человек, который около пяти минут назад поднялся во второй этаж. Он был в сером костюме спортивного покроя, коричневых гетрах и клетчатом кепи. На вид ему было лет тридцать, у него были очень черные бакенбарды, темные глаза и в целом типично еврейская внешность (Милан Иованович по национальности серб. — Ред.). Я внимательно поглядел на часы, висевшие за конторкой, потому что этот человек привлек мое внимание. В четверг на прошлой неделе, когда у меня был выходной день, я со своим приятелем обер-кельнером Иозефом К. и девицами Павлой Ш. и Иозефой Р. отправился в увеселительное заведение «Сектпавильон». Мы пришли туда в третьем часу утра. В одной из лож сидела компания — четверо мужчин и несколько дам полусвета. Мы обратили на них внимание, потому что они очень шумели и сорили деньгами. Они пили шампанское марки «Поммери» и угощали им цыганский оркестр. Безусловно, они потратили много денег, по моим предположениям — шесть или семь тысяч. В этой компании был также ныне убитый Густав Бреуэр: он уже тогда жил в нашем отеле, и я знал его. Там же был и человек, который сегодня, после половины восьмого, спускался по лестнице. Ошибки тут никакой быть не может, потому что в этот ранний час никто из проживающих не входил в гостиницу и не выходил из нее. По лестнице поднимались и спускались только служащие отеля и кровельщики, работавшие на чердаке. В этот час в отеле бывает малолюдно, так как поезда главных магистралей отходят еще до семи утра. Между семью и восемью из отеля вышли двое мужчин, дама с девочкой и две пожилые дамы, все они перед этим сидели за завтраком в кафе отеля. Я не могу сказать точно, когда человек с еврейской внешностью и в спортивном костюме поднялся во второй этаж, потому что в тот момент я давал справки двум упомянутым старым дамам и не смотрел на часы. Однако я полагаю, что он пробыл наверху четыре или пять минут, и уж во всяком случае никак не дольше четверти часа».

Получив эту чрезвычайно ценную информацию, полиция немедленно начала энергичное расследование. Всем полицейским участкам в Праге и окрестностях было передано описание убийцы и приказ задержать его. Под особенно бдительным наблюдением находились вокзалы. Уже в одиннадцать часов утра из Радотина пришло донесение об аресте убийцы, который купил там билет на Марианске Лазне и ждал поезда. Полицейский комиссар Бубник немедленно выехал в Радотин и доставил арестованного в Прагу, где тот был подвергнут подробному допросу. Он оказался двадцатидевятилетним Миланом Иовановичем из Загреба, неоднократно судившимся международным аферистом, хорошо известным пражской полиции.

ДОПРОС УБИЙЦЫ

Иованович предъявил радотинской полиции документы на имя варшавского коммерсанта Макса Ганевского. Но ему не удалось ввести полицию в заблуждение, ибо его фотография и оттиски пальцев имеются в альбомах пражской полиции, которая его хорошо помнит. В 1917 году пражский суд присяжных осудил Иовановича на полтора года тюремного заключения за сводничество, карманные кражи и мошенничество. Он отбыл наказание в пражской тюрьме Панкрац, а затем был передан югославским властям.

После недолгого запирательства Иованович подтвердил свою личность. Больше он, однако, ни в чем не сознается и уверяет, что не причастен к убийству. По его словам, в отеле «Синяя звезда» он сегодня утром не был, убитого не знал, об увеселительном заведенье «Сектпавильон» представления не имеет. Иованович упорно настаивает на этих показаниях. Свое пражское местожительство он скрывает, утверждая, что приехал только вчера и провел начало ночи в каком-то кафе, а конец — у незнакомой ему проститутки. На вопрос, почему он не поехал в Марианске Лазне с пражского вокзала, а предпринял двухчасовую прогулку пешком до станции Радотин, он ответил, что после ночного кутежа чувствовал себя разбитым и хотел пройтись. При аресте у него было обнаружено пять с лишним тысяч крон. Подозрительного ничего не найдено. Багажа у Иовановича не было, повидимому, он спрятал его где-то в Праге. Полиция приняла меры для обнаружения этого багажа.

В ПОСЛЕДНЮЮ МИНУТУ

Перед самым выходом газеты нам стало известно следующее.

Сегодня арестованному Милану Иовановичу была устроена очная ставка с несколькими свидетелями. Швейцар отеля «Синяя звезда» с несомненностью опознал Иовановича. Кроме того, кельнер и обер-кельнер «Сектпавильона», девица Павла Ш. и проститутка Иозефа Р. опознали в нем участника ночного кутежа. Несмотря на эти неопровержимые улики, Иованович продолжал настаивать на своих показаниях. Расследование продолжается.

Тоник был совершенно озадачен прочитанным. Он сидел на меже, опустив руки и тупо глядя на полоску затоптанной травы. По обеим сторонам стеной стояли хлеба.

Милан Иованович, Густав Бреуэр! Какая неразбериха! Что же это творится! Ни слова о товарище Керекеше, ни слова о графе Белаффи…

Тоник просмотрел еще несколько вечерних газет. Все сообщения совпадали, и ничто не помогло ему разрешить загадку.

Усталый, как от тяжелой работы, он встал с межи и пошел к трамвайной остановке. Темнело. Тоник поехал в центр, на улицу, где Керекеш обычно торговал газетами. Но венгра там не было. Тоник не нашел его ни на одном из соседних перекрестков, а где живет Керекеш, он не знал.

Домой он вернулся почти затемно.

— Тоник! — весело окликнула его Анна, гладившая белье. — Ты уже заходил домой?

— Нет.

— Нет? — удивилась она. — А кто же вынул твою спецовку из шкафа?

Тоник покраснел.

— А я уж бог весть что подумала! — продолжала Анна. — Я почти весь день была дома, а к вечеру вдруг нахожу эту спецовку в кухне на столе. Уж не воры ли, думаю. Но дома все цело.

— Хватит об этом, Анна.

Анну удивило и даже смутило то, что он так сухо оборвал разговор.

Тоник через силу заставил себя сесть за ужин, Анна подала ему тарелку картофельного супа. Но ему не хотелось есть, и он положил ложку.

— Не могу, Анна. Ты не сердись, суп очень вкусный.

Анна озабоченно смотрела на него.

— Что-нибудь случилось, Тоничек? — спросила она.

— Нет, — ответил он строго, зажег керосиновую лампу, сел к столу и погрузился в партийные дела. Кончив их, Тоник умылся и собрался лечь спать. Анна начала стелить постель. Она убрала с покрывала вечерний выпуск «Право лиду», раскрытый на сообщении об убийстве в «Синей звезде». Тоник заметно смутился. Как это он упустил из виду, что их газета хотя бы кратко сообщит об убийстве и, стало быть, Анна тоже узнает о нем!

Они легли в постель и молча лежали рядом. Анна по-матерински погладила мужа по голове. Так она гладила дома заболевшую сестру, когда клала ей холодные компрессы.

Тоник не шевельнулся.

Анна уже давно спала, мерно дыша во сне, а Тоник все еще не мог уснуть. В голове у него стремительно проносились лица и события. Коммерсант из Ганновера, Милан Иованович, Шандор Керекеш, швейцар отеля, кельнеры, проститутки, цыгане-музыканты… Тоник то ненадолго засыпал свинцовым сном, то снова просыпался.

Утром он закрыл глаза и, притворяясь спящим, дождался, пока Анна ушла за молоком, потом вскочил, наспех оделся и выбежал за газетой. Он купил «Ческе слово», начал читать на ходу и дочитал уже дома, за столом.

СЕНСАЦИОННЫЕ ПЕРЕМЕНЫ В ДЕЛЕ ОБ УБИЙСТВЕ В «СИНЕЙ ЗВЕЗДЕ»

Вчера вечером в деле об убийстве в отеле «Синяя звезда» произошли сенсационные перемены. Арестованный Милан Иованович сделал некоторые признания. Он, правда, отрицает свою причастность к убийству, но полиция не сомневается в том, что это дело его рук. На основе его показаний вчера вечером и ночью в Праге был проведен ряд арестов. Большая часть шайки международных грабителей, карманных воров, сводников и шулеров уже находится за решеткой. Остальных разыскивают на курортах в западной части страны, куда, по имеющимся сведениям, они намеревались уехать. На основании показаний Иовановича установлена также подлинная личность убитого. Это бывший гонведский офицер граф Эмерих Белаффи (Имре Белаффи) из известной венгерской аристократической семьи. Члены шайки пользовались фальшивыми именами и документами, в том числе и Имре Белаффи, называвший себя Густавом Бреуэром. В полицию уже явилось несколько потерпевших. Обнаружен также чемодан убийцы, содержимое которого уличает Иовановича. Этот чемодан передал в полицию швейцар отеля «Гарни», прочитавший в газетах описание убийцы. Под тяжестью новых улик арестованный сделал частичные признания.

ВЕРСИЯ УБИЙЦЫ

Иованович пытается убедить полицию в истинности следующей фантастической версии. Вчера утром он якобы хотел вручить мнимому Бреуэру, то есть Эмериху Белаффи, очередную добычу карманников, а также передать ему поручение от некоей «дамы», занимающейся сводничеством. Членам шайки было, правда, запрещено навещать Белаффи в отеле, но Иованович отважился на это, потому что получил из Марианске Лазне сообщение, требовавшее его немедленного выезда туда. Когда он подошел к комнате Белаффи, оттуда якобы вышел какой-то человек, которого Иованович принял за рабочего, что-то чинившего в комнате. Он не может точно описать внешность этого человека, но помнит, что он был среднего роста и болезненного вида, лет примерно пятидесяти пяти. Иованович вошел в комнату и нашел графа мертвым, в луже крови. Он хотел было поднять тревогу, но спохватился, что это может поставить под угрозу его самого и остальных членов шайки. Поэтому он поспешил скрыться. Убийцу он обогнал на лестнице, но был так взволнован и занят мыслью о бегстве, что даже не заглянул ему в лицо.

Нечего и говорить, что никто не верит этой фантастической версии. Были допрошены кровельщики, работавшие в тот день в отеле, и устроена их очная ставка с Иовановичем. Он не смог опознать никого из них. Все они честные люди, и невиновность их несомненна.

РАЗЛОЖИВШИЙСЯ АРИСТОКРАТ

Об убитом графе Эмерихе Белаффи Иованович сообщил следующее: Белаффи родом из знатной аристократической семьи, прославленной в истории Венгрии. В Будапеште он был известен своей бурной жизнью, из-за которой у него часто бывали ссоры с семьей. Во время войны Белаффи был обер-лейтенантом гонведского полка, в дни большевистского мятежа бежал в Румынию, а при правительстве Хорти снова поступил в армию. Иованович знал Белаффи, когда еще тот был на действительной военной службе. Белаффи был выдающимся шулером. Иованович тоже промышлял этим делом; вскоре они объединились. Прошлой осенью начальство Белаффи обнаружило, что он растратил казенные деньги, около десяти тысяч долларов (приблизительно один миллион чехословацких крон). Граф не был предан суду, потому что семья покрыла растрату и замяла дело, но растратчику пришлось покинуть полк и уехать за границу. Он поддерживал связь с Иовановичем, они вместе переехали в Варшаву и жили там игрой в карты и сводничеством. С течением времени они познакомились еще с несколькими подобными типами и организовали шайку, которая орудовала в Варшаве, Бухаресте, Вене, Праге и на западночешских курортах. Белаффи был главарем шайки и ее казначеем, ему повиновались все сообщники…

Дочитав до этого места, Тоник даже сплюнул.

— Эх, какая глупость, какой промах! — хмуро проворчал он.

Вошла Анна, вернувшаяся из лавки. Тоник встал и прошелся по комнате.

— Какое идиотство… Какая глупость, Анна! Так переоценить это ничтожество, эту мразь!

— В чем дело, Тоничек? — спросила она, обрадовавшись, что он сердится, — значит, не грустит больше.

Тоник махнул рукой.

Позавтракав, он ушел на работу, захватив с собой «Ческе слово». Вскоре разносчица принесла «Право лиду». Анна убрала квартиру, поздоровалась в коридоре с соседками, потом взяла в руки газету. На первой странице ей бросился в глаза заголовок: «В о т  к а к о в ы  в е н г е р с к и е  к о н т р р е в о л ю ц и о н е р ы!» В статье говорилось о графе Имре Белаффи и об отеле «Синяя звезда». Анна сразу же вспомнила Шандора Керекеша и его странный позавчерашний визит. Вспомнился ей и загадочный случай со спецовкой Тоника, и она поняла, что здесь есть какая-то связь. Всякие ужасы полезли ей в голову. Сердце у Анны сжалось, глаза приняли испуганное выражение. В голове стало как-то страшно пусто.

День тянулся нестерпимо долго. Анна не знала, как убить время, работа у нее не ладилась. Иногда она успокаивала себя мыслью, что весь тот день Тоник, видимо, провел на заводе… Но это только видимо… и потом он пришел домой поздно, раздраженный, ничего не ел… Да еще этот случай со спецовкой. А что такое Тоник сказал утром о мрази? На лбу Анны выступили капельки пота. В полдень она, сидя на ящике с углем, попыталась съесть несколько ложек супа, но не смогла.

В коридоре шлепали туфлями соседки, набирали воду, стучали посудой. Анна боялась выйти, чтобы не встретиться с кем-нибудь. Никогда в жизни время не тянулось для нее так медленно.

Тоник вернулся поздно, около девяти часов. После работы он долго ходил по перекресткам и вокзалам, где обычно стоят продавцы газет, и тщетно искал товарища Керекеша. Потом он пошел на собрание.

Когда он, наконец, вернулся домой, изнервничавшаяся и уже отупевшая Анна снова начала волноваться, но в сумерках Тоник не заметил этого. Он пришел спокойный, обнял ее, поцеловал и спросил заботливо: «Как ты себя чувствуешь, Анна? Что нового?» Потом он зажег лампу и с аппетитом поужинал.

Спокойствие Тоника лишило Анну решимости задать ему вопрос, мучивший ее в течение тринадцати часов. И только ночью, когда они лежали рядом, она, после внутренней борьбы и колебаний, собралась с духом, приподнялась на локте, наклонилась над мужем и прошептала:

— Ты не убивал его, а, Тоничек?

Тоник сначала опешил, потом сердито ответил:

— А тебе его жалко, что ли?

Анна испугалась и опять легла на спину. Сердце ее сильно билось.

После долгого молчания Тоник сказал мягко:

— Нет, я его не убивал.

Сердцебиение у Анны улеглось. Она лежала, глядя в потолок расширенными зрачками.

— А если бы убил, — медленно сказал Тоник, — ты бы разлюбила меня?

Анна склонила голову на его плечо, с минуту лежала так, потом поцеловала его в шею и прошептала:

— Нет. Но, наверное, я бы немного боялась тебя. Тебе ничто не грозит, Тоничек?

Анна почувствовала, как он покачал головой, и снова наступило молчание, слышалось только тиканье будильника.

— Эдакая глупость, Анна: так переоценить эту мразь!