2. «Я стою со знакомым аббатом…»

2. «Я стою со знакомым аббатом…»

Я стою со знакомым аббатом

Высоко в амбразуре стены.

И мечтатель аббат,

Со взглядом, закинутым в дали,

Голосом тихим,

Каким говорят на закате,

Мне повествует:

…Пели рога,

Траву красила кровь кабана

И земля была взрыта копытом.

Он добавил:

При этом топтались посевы.

Горе крестьянам! —

Эти леса укрывали

Скот и убогий домашний скарб.

Я подумал:

Они воевали всегда,

Горе крестьянам!

И припомнил восторг неуёмный

Славного трубадура,

Рыцаря-провансальца

Бертрана де Борн.

Его радовали без меры

Эти картины разбоя

Мелких баронских войн.

Его радовало без меры

И то, как в зелёные чащи

Бежали

Всё те же крестьяне,

Палками подгоняя

От страха ревущий скот.

В жизни не было мира,

И нравы были жестоки,

И ближайший сеньор —

Лисица —

Зорко следил за соседом.

И подобно взмаху крыла

Ночной и неведомой птицы,

Аббат всплеснул рукавом

Потёртой чёрной сутаны,

Мне указав на восток.

Там,

На высоком холме,

Среди тёмных осенних чащ

Дотлевали руины

Замка Лисицы.

И мой вдохновенный мечтатель

Начал рассказывать мне

О великой цельности жизни

И о могуществе Рима

В те времена.

— Путь был единый,

Едины стремленья,

И жизни людские сливались

В едином и мощном созвучьи:

Ad majoram Gloria Dei!

Я усомнился,

И осторожно напомнил аббату,

Что мы знаем не только Каноссу,

Но знаем и Авиньон.

И о том, как, корчась, шипело

Человечье мясо

На горящих смрадных кострах.

Чёрно-траурной лентой дым их тянулся

Над чередою веков.