В.Ю. Янковская

В.Ю. Янковская

20 апреля 1976. Русская река (Калифорния)

Пантомима

То, что сердце душе пропело,

Повторяли вдогонку губы,

Только я записать не успела,

Оттолкнула небрежно, грубо

И теперь никогда не вспомню

В перекличке шумливой жизни.

Эти шепоты ночи темной

Стали больше похожи на тризны…

Ведь стихи читают поэты

И — лирические дамы…

Ведь стихи родственны бреду

И частям неоконченной гаммы…

Записавши — забыть труднее.

Вслух прочесть их необходимо.

От молчанья — душа бледнеет —

Жизнь моя — без стихов — Пантомима.

Вот так оно и идет у нас с тобой, дорогая Ла! С таким интересом читала твое письмо и нашла много общего…

Мы тоже строим до сих пор, хотя у нас уже огромный дом и необычный во всех смыслах Робинзон в отношении строительства — тоже поэт.

Начну по пунктам отвечать на твое письмо.

Идея «стихохранилища» чудесна, но несбыточна по тем самым причинам, что и у тебя. «Домашние дела» съедают. И неоконченное копится ворохами. Но в этом году встретилась с Малинкой (М.Я. Янковская) (они хотели купить здесь дачу и два раза гостили у нас подолгу), и она — представь — растормошила меня и убедила начать приводить стихи в порядок. Она, которая спит большую часть жизни, и потому с ней даже много не поговоришь, потому что я не могу уже сидеть всю ночь. Но я ей сказала, что хочу начать жечь всю свою писанину, так как некому оставить… Так вот, мы и решили, что я постараюсь выбрать лучшее, прежде чем жечь…

Если у тебя сохранилось мое стихотворение «Принцесса»[181], посвященное тебе… пошли, пожалуйста. Интересно.

Спасибо за духи. Да, это был «Зеленый ветер». Очень свежие. А я хотела тебе послать наш сборник «Содружество», изданный в Вашингтоне Камкиным[182] в 1966 году. Я сама никуда не совалась, но меня пригласили. Там нас… 75 поэтов. Думаю, что тебе многие из них знакомы…

Собирала материал Т.П. Фесенко (она сама пишет и прозу), очень строгая, из Сов. Союза, окончившая курсы журналистики. Она дала мне кое-какие советы, вернее, предъявила очень строгие требования, и я была ей очень благодарна. Но она сейчас уже не работает в издательстве, и просить ее посмотреть материал — безнадежно. Кроме того, колорит Дальнего Востока, думаю, ей довольно чужд. А мне он дороже всего. Припомнила, как не любил меня Перелешин (взаимно… помнишь: «Будете мне еще руку целовать»?), и потому решила ему не писать. Если бы издала сборник — послала бы. Но, во-первых, слишком дорого, а во-вторых, нужно пройти через честную критику понимающего, пишущего человека, а такового — кроме тебя — никого не знаю. А ты — занята и не найдешь времени прочитать и строго сказать — что стоит, а что не стоит? Ведь правда? Я эти недели после отъезда Малинки порядочно напечатала, так что могла бы послать тебе, но не прежде, чем ты выразишь согласие… Это слишком большое требование — со своими разобраться не можешь… А я вообще потеряла всякое представление — что вообще, отвлеченно интересно другим — не только ЛИРИЧЕСКИМ ДАМАМ… А главное — что действительно удачно, а что выбросить сразу, даже не критикуя. Я не из обидчивых и если кому верю — так верю. Вот когда-то покойный Щербаков[183] называл мои лирические стихи о природе — «излияниями ботаника» — а у меня их прежде было большинство. И все выбросить мне все-таки жаль. Многие и любят, и понимают природу. Ведь все равно стихи — только для избранных. Большинству они и не нужны совсем… Увы, это так…

<…> В статье Петрова «Русские в Китае»[184] есть в отношении тебя такая фраза: «Можно соглашаться или не соглашаться с критиком. Тем не менее я весьма благодарен Лариссе Андерсен за ее указание на мое небрежное обращение с грамматикой. Это заставило меня заняться “самокритикой” и стать осторожнее. В моих последующих произведениях я уже не относился с таким легкомыслием к стилю и грамматике. Критика помогла!»… <…>.

Привет от Робинзона[185]

Земной покой

Стеклом зеленым движется река.

Шуршит головками созревший гаолян.

И сумерки, плывя издалека,

Свежи и ароматны, как кальян.

Затягиваясь ими глубоко,

Я увожу с собой такие вечера.

Дабы жилось когда-нибудь легко,

Иметь мне нужно светлое вчера.

Чем меньше на земле любимых душ.

Тем мне пустыннее среди толпы людской,

Лишь блики зелени, закатный руж

И плеск воды дают земной покой.

Земной покой – предел, чего хочу.

Раз я должна зачем-то жить да быть.

Земной покой — пока не замолчу, —

Траву, закат и воду, чтобы плыть.