М.Г. Визи[88]

М.Г. Визи[88]

Сентябрь 1983. Иссанжо

Дорогая Муся (называю Вас так, как Мэри называла). Прежде всего, простите за такой нескорый отклик на Ваше письмо, за которое я Вас очень благодарю. Спасибо также за вырезки, найденные в архиве Мэри, а также за те, что вы прислали от себя. <…>

Вообще же в отношении стихов я в смятении: в «Русской мысли» часто превозносятся такие стихи, в которых ничего не понятно. Или надо впасть в особый транс, чтобы быть на нужной волне? Или переменилась мода и я устарела? Тогда стоит ли писать вообще? Или нужно к стихам подходить, как, скажем, к абстрактной живописи — не понимать, а только чувствовать? <…>

Ваша приписка о неожиданной смерти Лапикена — еще один удар, еще одна потеря. Этот год был полон потерь. Много поумирало знакомых и вокруг меня, но люди, с которыми мы близки или даже просто знакомы с юности, всегда ближе. И даже ближе, чем раньше: так, я была очень рада визиту Муры Л<апикена> и переписке, которая возникла после этого, хотя в молодости мы никогда не дружили. Он не успел ответить на мое последнее письмо (так же как и Мэри), где я спрашивала о дате ее смерти… Напишите, когда умер

Мура — 13 августа?

Валерий Перелешин считает, что я должна написать о Мэри для «Русской мысли». Но мало быть привязанным <к> Мэри для «Русской мысли». Но мало быть привязанным к человеку, — я боюсь «обеднить» ее облик <…>. Все, что вдруг написалось, — это маленькое и тоже не «богатое» стихотворение, наверное, еще не выстоявшееся. Правда, я и не пыталась написать что бы то ни было и на письма не отвечала долгое время: совсем сошла с рельсов морально и, как всегда в таких случаях, прячусь в бесконечную суетливую работу, которой и без того хватает на целый день.

Вероятно, Мэри говорила Вам, что я вечная болельщица о животных. Это вовсе не «мило», а очень страшно, берет время и нервы. И вот хочется спросить Вас о судьбе Мэриных кошек, — у нее было две, кажется, — что же с ними?

Пока, только для Вас, это стихотвореньице:

Все распыляется, все – мимо,

Вдогонку планам и мечтам…

А жизнь бежит неумолимо,

Усталость оставляя нам.

Храню я Ваш подарок — платье,

Дань женской праздности земной,

Хотела карточку послать я,

Но адрес Ваш, увы, иной…

Там — Боже, помоги неверью! —

Вы отдыхаете сейчас,

От возмущенья хлопнув дверью

Здесь, на земле, в последний раз.

Ни грубостей, ни пресмыканий…

«Колючка» с нежною душой,

Я в новом платье тонкой ткани

К Вам прилечу на бал большой!

Несутся дни, летят недели,

И, остывая в их золе,

Мы не смогли, мы не успели

Помочь друг другу на земле.

Но ненадолго разделенье!

Теперь, быть может, легче мне

Услышать Ваши повеленья

И чаще видеть Вас во сне.

Не знаю, Вы уйти хотели

Иль час был свыше предрешен?..

Пока что в том же бренном теле

Я остаюсь. Ваш «Ларишон».