«ЗЕМЛЯ ТЫ ЕСТЬ И В ЗЕМЛЮ ОБРАТИШЬСЯ...»
«ЗЕМЛЯ ТЫ ЕСТЬ И В ЗЕМЛЮ ОБРАТИШЬСЯ...»
— Понимаешь... они... они сорвались в пропасть...
Перед глазами у меня вдруг все пошло кругом. Горы, облака, люди — все кружилось. На миг я потерял сознание. Но — лишь на миг! Первая мысль после того была: «Нет, это невозможно, как могли погибнуть ребята?!» Спустился больной, а те были здоровы и сильны. Правда, Тэмо пришлось туго, холодная ночевка на пике Победы, конечно, дала о себе знать, но ведь он держался бодро... И Кузьмин находился с ними. Так как же произошло, как случилось это?.. Нет, слова Кузьмина прозвучали для меня неправдоподобно.
— Но как, Кирилл, как это могло произойти?!
— Не знаю... не знаю...
— Вас было трое. Как же погибли двое?
— Та дорога показалась нам более легкой. Мы ошиблись. Встретился скальный участок. Спустили веревку. Первым пошел Джумбер. Потом я, потом — Тэймураз.
— Тэймураз? Но почему Тэймураз? Ведь он был самый слабый из вас троих?
— Скала, в которую был вбит крюк, обломилась, увлекла за собой и веревку, и Тэймураза...
— Но он должен был спускаться вторым... во всяком случае, не последним! Почему вы оставили его последним?
Кузьмин молчит, совершенно раздавленный, убитый.
— А потом что?
— Мы спустились к кулуару. Джумбер решил глянуть вниз — может, Тэмо застрял где-нибудь на выступах... Но ты понимаешь, в каком состоянии мы были... Кто думал о страховке! Кто мог думать в те минуты о страховке... Он оступился... и последовал за Тэмо...
«Последовал за Тэмо...» Как обыденно звучат эти слова! Можно последовать куда угодно, но в бездну?! И тем не менее это так. Как это происходит? Последовать...»
— Да, но...— тысяча вопросов вертелась у меня на языке, в голове, но я почувствовал, что сейчас не время вопросов.
Да и не было смысла выяснять подробности — теперь! На леднике Звездочка товарищей погребла лавина, и все кончилось. Спрашивай, расспрашивай, выясняй!.. Они не встанут. Не присоединятся ни к одному лагерю. Ни к одной группе восходителей. Не подбодрят никого из нас словом или взглядом, окриком или улыбкой... He пройдут по проспекту Руставели... Не придут в альпклуб... Звуки их осторожных цепких шагов, альпинистских шагов, не вольются в многоголосый шум тбилисских улиц, не отдадутся тихим эхом в гулкой тишине ночного города... Их шаги не отпечатаются на асфальте Тбилиси... на земле родной Грузии...
— Давай спускаться в лагерь. Нам уже некого ждать, пошли! — крикнул я Кузьмину и бегом устремился по склону гребня. Не знаю, куда я так спешил, чего я бежал. Если бы я не бежал, я, наверное, сошел бы с ума...
На другой день мы начали поиски. Джокиа Гугава встал со мной рядом.
— Я с тобой,— тихо сказал он.
Но попасть на то место, где, как мы предполагали, они должны находиться, было трудно. Сверху то и дело шли камнепады, проносились лавины.
Сперва мы продвигались по леднику. Идти становилось все труднее и опасней. Потом поднялись по склону, который находился под тем роковым кулуаром. Здесь мы должны их найти. Природа сжалилась над нами — на какое-то время воцарилась такая тишина, что, казалось, муха пролетит — услышишь. Ни лавина, ни камнепад — ничто не мешало искать. Вскоре мы набрели на шеклтон, затем увидели рюкзак и наконец — их владельцев. Распознать, отличить их друг от друга было невозможно. Нам двоим не под силу было дотащить их до лагеря. Мы подняли их на плато и похоронили там в снегу. Уже потом показался Отар Хазарадзе, он шел нам на подмогу. Мы были уже при последнем издыхании.
...В базовом лагере, который находился на 4200 метрах, мы собрали всех и объяснили положение. Было решено спустить погибших на землю. У меня уже горели глаза, я очень плохо видел, но все равно я не мог не подняться за ребятами. Джокиа воспротивился — хватит с тебя, сказал он, хватит. Но я не стал егo слушать. Решено было в течение пяти дней спустить погибших. Мы управились с этим нелегким делом в один день. Мы перенесли их по ледопаду, потом перешли гребень, где пришлось преодолеть крутой, почти отвесный подъем. Но зато это был наикратчайший путь... Наикратчайший путь к месту вечного упокоения.
Да, с богатыми дарами выпроводил нас коварный Тянь-Шань! Коварный и жестокий, как Шах-Аббас,— еще и заложника оставил — Илико Габлиани... Илико Габлиани — самого высокого человека на земле.
***
— Жахбуган наго, жахбуган...[25] — кричали мне товарищи.
В эти минуты я был от них шагах в двадцати—тридцати самое меньшее. А это означало, что, сорвавшись, не дай бог, я буду лететь как минимум сорок метров в воздухе. Могли ли пять человек, которые сами еле держались на веревке, закрепленной трехсантиметровыми крючьями, вбитыми в отвесную каменную стену, удержать еще одного, шестого, летящего с высоты! Жизнь этих пяти и без того висела на волоске. «Ни один из нас не спасется, чтоб хотя бы весть принести людям»,— в который уже раз пронеслось в голове. Я сделал еще одно усилие и подтянулся. Повис на одной руке, другую протянул кверху, ощупал, и вдруг средний палец попал в невидимую мне щель и зацепился, точно крючок. Палец сперва окостенел, потом согнулся, напрягся и намертво впился в камень. Я сразу почувствовал облегчение в правой руке. И тело словно бы стало легче, оно не так тянуло меня вниз; кровь, застилавшая глаза, отхлынула.
Теперь должна была действовать левая рука. Надо снова искать «фонтанчики». Есть! Еще один. Пальцы тотчас вцепились в край щели. Дальше дело пошло. Чем выше, тем больше неровностей. Вскоре я миновал опасное место. Безмолвное ликование захлестнуло меня. Из-за клочьев тумана временами проступали, контуры нашей вершины. Оставался самый безопасный и легкий участок пути. Тридцатиградусный уклон, который мы свободно пройдем в кошках. Во всяком случае, шлямбуры нам не понадобятся!..
— Эге-э-эй! — закричал я во всю глотку. Это был клич победителя.
— Эге-эй! — тотчас отозвались снизу.
Но что это? Отчего так потемнел снег, словно его посыпали золой?..
«В горах темнеет сразу. В горах бродит хале. Хале преследует детей...» Боже, как давно это было! До воспоминаний ли сейчас? Страха не было, а уж тем более страха перед хале и духами, но снег, отчего так потемнел снег?..
Неужели вправду наступает ночь? Неужели они не успеют устроить ночевку?..
Он поспешно вбил крюк. Пропустил веревку. Потом вбил еще запасной крюк, с трудом, и спустил веревку вниз. Сам, в ожидании товарищей, вцепившись в веревку, оглядывался по сторонам, подыскивал площадку для палатки.
Когда наконец все шестеро оказались вместе, Михаил сказал:
— Ну вот, там и поставим палатку,— и указал рукой.— Поспим сегодня по-человечески, как подобает победителям, а?
«Палатку?» — проследив за движением его руки, с удивлением подумали товарищи. Ничего похожего на площадку не было видно.
— Где ты видишь место для палатки?
— Да вон же! — снова указал он рукой.
Это был крутой щебнистый склон...
Старший говорил что-то не то. На этот раз Старший ошибался. Все молчали в недоуменном смущении и глядели на него.
Михаил сощурился и качнул головой:
— Черт, примерещилось!..
«Примерещилось... Раз уж Михаилу примерещилось...»
— Тебе необходимо отдохнуть,— проговорил Михо.— Скорее поешь и — спать. Ты переутомился.
В быстро сгущавшейся темноте разровняли площадку. Вскоре палатка была готова. Все забрались в нее. Раскрыли спальные мешки. Проглотили по куску мяса с хлебом и улеглись. Чтобы готовить ужин, нужны были силы и время, а у них не было ни того, ни другого.
Сейчас главное было — сон и отдых. Особенно нуждался в этом Михаил.
И вдруг, совершенно неожиданно для всех, в палатке зазвучало тихое пение:
О Лиле, о великое светило...
Запел Михаил, но каждый из них с полным правом мог петь этот древний гимн солнцу, ведь все они находились в его владениях, куда не ступала нога человека. Быть может, именно здесь, в этих диких скалах, охотник Беткил оказал помощь роженице Дали, быть может, именно здесь, на этой скале, Дали творила суд и расправу над изменником? Может, здесь и Чорла был наказан?..
Товарищи подхватили запев, стройное многоголосие зазвучало в ночи. Постепенно набирая силу, величественная мелодия поплыла над ледниками и фирновыми полями, над гордыми исполинами Кавкасиони.