ПИРИБЕ ГВАРЛИАНИ:

... — Один белый — группа в порядке, два белых или два зеленых—продление контрольного времени. А красный...— Михаилу трудно говорить.— Красный...— Он умолкает.

Я сижу перед ним на валуне. На коленях у меня — раскрытая тетрадь, я записываю в нее каждое его слово.

В тревожном смущении оглядываю молчаливые лица.

Джокиа, Гиви, Михаил-Младший, Джумбер и Шалико — все молчат.

Даже горные индейки замолкли, затаились где-то вдали, даже их свист не нарушает молчания и тишины, объявшей все вокруг. И вороны не кружат внизу — укрылись в нижних скалах.

С тех пор как альпинисты вступили в единоборство с горами, во времени возникла какая-то новая минута. Это — минута молчания, которая наступает всякий раз, как заходит речь о красной ракете. За красной ракетой стоит то, что на языке альпинистов зовется несчастьем.

— Красная ракета — группе плохо, требуется немедленная помощь. Контрольный — до двадцать шестого августа,— кратко заканчивает Михаил.

Я закрываю тетрадь с сигнальными знаками и бережно прячу ее. Будто от нее зависит судьба товарищей. Михаил встает. Ребята вскидывают на плечи рюкзаки. Михаил подходит ко мне и тихо говорит:

— Я еще в жизни не выбрасывал красную ракету... Но если ты увидишь ее, знай: пусть вспомогательный отряд не пытается подниматься снизу, ничего не выйдет. Лучше действовать с вершины...

Они ушли.

Я, кинооператор Борис Крепс и врач экспедиции Хито Мусэлиани остаемся во вспомогательном лагере. С нами одиночество и пустота. Впереди сверкает Чаладский ледник. Весь, словно изрубленный, бесконечно длинный, он простирается кверху, к подступам вершин Чатини и Ушбы и теряется там, сливаясь с облаками.

Ребята пойдут по этому леднику, поставят палатку, чтобы оттуда рассмотреть юго-восточную стену Ушбы, которая похожа на пещеру с разинутым зевом. На эту стену еще не ступала нога человека. Сколько экспедиций возвращалось оттуда ни с чем! Шестисотметровое Зеркало — это не шутка!.. Там их ждет тяжелейшая работа с молотками, ледорубами, шлямбурными крючьями. Ждет перспектива висеть на веревках в течение десяти суток.

...Мышляев отказался от восхождения на Зеркало. Михаил продолжал упорно думать об этом.

Идея покорения Зеркала не отпускала его. И тогда Михаил поделился с отцом своей мечтой. Через короткое время отец и сын Хергиани отправились к основанию юго-восточной стены. Два часа вдумчиво, сосредоточенно рассматривали стену. Составили варианты, взвешивали все «за» и «против». Когда возвращались домой, отец сказал: «Если подберешь надежных ребят, сможете покорить Зеркало».

С того дня началась серьезная подготовка. Постепенно выявлялись желающие штурмовать Зеркало.

Они собрались и стали готовиться идти на Ушбу и возвестить ей, грозной в своей неприступности, о мощи и неодолимой силе человека... Они шли отомстить за погибших на ее склонах.

***

— На другой день меня ждал сюрприз. К моей радости, Михаилу стало лучше. Он пришел в сознание, речь его стала нормальной, осмысленной. Все это воодушевило меня и настроило на рабочий лад. Во мне окрепла уверенность, что мой Михо поправится, что я спасу его... Всю ночь меня мучило иное предчувствие, и вот!.. В эти минуты на свете не было человека счастливее меня. В один миг перед глазами возникли улицы Тбилиси, родные, друзья, здание альпклуба... Нам пожимают руки, нас утешают: ничего, не огорчайтесь, главное — всё благополучно, будем живы, посчитаемся с пиком Победы...

«Все благополучно...»

Да, главное — чтобы все было благополучно, все были бы живы-здоровы... Пока человек жив, он может творить чудеса, может совершать подвиги.

Погода тоже хорошая, погода тоже будто подбадривает меня. Потеплело. Теперь надо двигаться, действовать, бороться. Природа помогает нам, дело за нами!

«Но они? Где они? И как они?..»

Я вышел из нашей пещеры. Ого, вот новости — над нами, в нескольких метрах всего, палатка!

— Эге-эй! — радостно закричал я.

Из палатки высунулась голова Кузьмина.

— Ты откуда тут взялся? — удивился и он при виде меня.

Наше убежище в снегу невозможно обнаружить с первого взгляда.

— Мы здесь, в этой вот берлоге.

— Михо там?

— Там, конечно.

— Габлиани и Кухианидзе тоже там?

Что такое?! Габлиани и Кухианидзе? Почему они должны быть там? Как? Я ничего не могу понять... Меня словно огрели по голове молотком. Неужели столь радостно начавшееся утро обманет меня? Неужели я напрасно так обрадовался палатке, появившейся над нами?..

— Вы не видели Илико и Тэмо? — снова окликнул меня Кузьмин.

— Но вы ведь были вместе, вместе вышли и...

— Мы потом разделились и разминулись...— запинаясь, говорит Кузьмин.

«Как же вы потеряли друг друга в двух шагах! — в отчаянии думаю я.— Как это произошло?..»

Но сейчас не время размышлять о том, как это произошло. Надо действовать. Надо что-то предпринимать. Но что?

В это время высоко на гребне появились две фигуры. Илико и Тэмо! Черепашьим шагом спускаются они вниз. Я немного успокоился. Залез обратно в нашу пещеру и стал готовить Михаила. Пришли Кузьмин и Джумбер. Общими усилиями мы усадили Михо на снег и стащили вниз. Этот участок, примерно метров в триста, ровный и безопасный. В двух-трех местах, где были на пути скалы, Михо поднимался на ноги и при моей поддержке шел сам. Опасность его как-то отрезвляла, потому я сознательно выбирал скалистые участки.

Кириллу и Джумберу тоже трудно идти. Порой нам даже приходится ждать их. Потому спуск до седловины занимает очень много времени. Спустившись до 7000 метров и оглянувшись назад, мы нигде не обнаружили Илико и Тэймураза. Остановились и стали их ждать. Тем временем похолодало. Было, вероятно, градусов сорок ниже нуля. Я опять отрыл яму на подходящем участке склона, устроил убежище. Усадил туда Михо, а сам стал подниматься по гребню. Уже семь часов, вечерний сумрак быстро сгустится во тьму,— надо успеть помочь товарищам. Поднявшись всего на несколько шагов, я увидел их. У Илико все лицо почерневшее и посиневшее. На одной ноге нет шекльтона, но он, по-видимому, и не чувствует этого. Говорит с трудом. Я срочно поставил палатку, которая была у них с собой, зажег примус. Сразу стало тепло. Потом я закатал штанины его брюк, и... обе ноги были как ледяные! Начинаю растирать, мять, хлестать... Не переводя духа, массирую, растираю, потом бегу к Тэймуразу и Джумберу. От него — к Михо.

— Как они?.. Помоги лучше им, слышишь? Иди к ним! — прогоняет меня Михо.

— Эге-ге-геей!..— раздается слабый крик.

— Пойди к ним, я тебя умоляю, помоги им!..

— Воды... воды... дайте воды!.. А котелок всё булькает, и никак не растает в нем снег.

— Вот как только растает, я отнесу им... Потом уже спрашиваю Илико:

— Как все же случилось это?

— Мне очень тебя жаль... очень жаль, что ты не был на вершине. Мне всех жаль, кто не был там... не смог подняться туда...

— Как вы разошлись? Почему вы оказались не вместе?

— Я тебе все расскажу внизу, когда спустимся расскажу... Но как тебя жалко, господи, как жалко, что ты, не смог подняться...