МИХАИЛ-МЛАДШИЙ: ГЕРБЕТУ ГВАШИД !..[20]
МИХАИЛ-МЛАДШИЙ: ГЕРБЕТУ ГВАШИД !..[20]
«Господи, помоги!» — говорил грузин, задумав какое-нибудь доброе, благое дело. Так говорил он и садясь за еду, и собираясь отойти ко сну. Просил бога о помощи, однако никогда не сидел сложа руки и разинув рот в ожидании милостей от отца небесного, сам действовал — трудился, воевал, боролся...
— Гербету гвашид! — с этими словами мы выступили в путь из основного лагеря к подступам стены. Один за другим, словно это входило в наши обязанности, обращались мы к святому Георгию.
Не знаю, достигали ли мольбы шестерых человек слуха господня, но так хотелось верить в его существование и в то, что он внемлет нам. В царстве снегов и льдов, оторванном от людей и всего живого, особенно хочется верить в существование таинственной силы, доброй и всемогущей, которая не покинет тебя в пору испытаний и пребудет с тобой от начала до конца...
Наша шестерка ритмично, без перебивок продвигалась к Зеркалу. Мы пересекали ответвление Чатинского кулуара, чтобы выйти к подступам. И вот наконец!.. Мы остановились, ошеломленные зрелищем сверкающей в солнечных лучах гигантской ледовой стены. Величественное зрелище это внушало почтительный трепет.
Первый шаг был сделан. Мы вступили в борьбу. Это будет борьба до последнего вздоха, борьба не на жизнь, а на смерть. Это будет поединок мужественный и непримиримый.
Нас охватил единый порыв, единая страсть — победа, только победа!
И если нам не хватит сил, не хватит уменья, если горные феи, златовласые дали, запрут перед нами теснины и грозный Элиа разгневается на нас, в нашем лагере должны царить мир и спокойствие, ибо все равно — пусть не сегодня, но завтра, послезавтра, когда-нибудь — когда-нибудь все равно взовьется над Ушбой пламя победы и отмщения, неугасимое, взмывающее в небеса пламя Киболани...
***
Согласно выработанному нами плану, штурмующая группа должна была как можно быстрее достигнуть первого, то есть основного, лагеря, чтобы одна связка вышла на маршрут и одновременно с рекогносцировкой пути освоила трассу. Так должно было происходить и в дальнейшем. Практически картина восхождения рисовалась руководителю и участникам его следующим образом: пока одна часть группы устраивает лагерь и готовит пищу, другая разрабатывает следующий участок, делает заброску. Ночевки предполагались в гамаках, в висячем положении, а также на искусственных площадках,— иного выхода у нас не было. Ставить палатки нам доведется, может, только дважды, в первый день штурма и в последний (это если удастся успешно справиться с задачей), у подступов к Зеркалу и на спокойном предвершинном гребне. Но предположение всего лишь предположение: может быть, то, что издали кажется возможным, вблизи окажется совершенно недостижимым?..
Численность группы тоже была продиктована тактическим планом. На стене нам придется проводить сложные, специфические именно для Зеркала, работы. Обдумав характер этих работ и их объем в переводе на человеко-дни, мы пришли к выводу, что в лучшем случае шестеро смогут осилить все эти работы при условии, что каждый будет нести предельную нагрузку.
Именно из этих соображений исходил Михаил, когда требовал от членов команды серьезной подготовки, максимальной собранности и внимательности. В борьбе с горами нет ничего второстепенного — все равно важно и значительно, начиная со складывания спального мешка и кончая вбиванием крючьев в лед. Любая, казалось бы, незначительная операция требует особой ответственности, внимания и напряжения сил. Небрежно сложенный спальный мешок при подъеме или спуске может зацепиться за выступ скалы и сбросить в бездну своего владельца. Такой же печальный исход может повлечь за собой ненадежно вбитый крюк. Эти и другие простейшие, азбучные истины альпинистской науки все мы, конечно, хорошо знали, и тем не менее Михаил многое напоминал нам снова и снова. Причем делал он это предельно тактично, не выпячивая своего «я» и не задевая самолюбия никого из нас.
Все мы хорошо сознавали значение нашей экспедиции и старались быть особенно пунктуальными, внимательными и осмотрительными. Экспедиция Зеркала Ушбы, если она закончится благополучно, и станет выдающимся достижением грузинских альпинистов и всего советского альпинизма. Говоря словами Алеши Джапаридзе, это была бы «одна составная часть той извечной борьбы, которую ведет человек за господство в мире»... Для нас больше не могло быть «мое дело», «твое дело». Было одно единое наше дело, единая цель, равная ответственность каждого из нас шестерых, одна общая радость и одна забота, и вместо «я» теперь стало «мы», «все».
Вот как должна была разворачиваться наша работа на любом участке Зеркала:
Передовая двойка проводит наблюдения. Ее задачи — освоение трассы, обеспечение надежности и безопасности: вбивание крючьев и натягивание основных веревок, при необходимости — устройство штурмовых платформ и площадок, выполнение трудоёмких скальных работ. Передовая двойка должна надежно закрепиться на освоенной высоте, обеспечить прием и «поселение» последующей.
Что в это время делает следующая двойка?
Поскольку идти по проложенному пути сравнительно легко, вторая двойка ведет относительно «спокойную» жизнь и находится в некотором выигрыше, однако вскоре ей предстоит сменить впереди идущих, поэтому этот отдых ей необходим. Итак, в дальнейшем первая двойка занимает место второй, выполняет ее работы, а вторая занимает передовую позицию. Бывшая первая, теперь уже вторая, связка помогает третьей, замыкающей связке подняться и поднять весь груз экспедиции, при этом страхует обе связки. Как только заканчивается подъем груза, вторая и третья связки меняются местами. Этот сменный метод дает возможность равномерно распределить силы участников и их нагрузку. Кроме того, один и тот же человек заопределенный отрезок времени выполняет три различных вида работ, чередуя их, что снижает усталость.
Благодаря этому сменному методу продвижение вперед, если только оно возможно, ни на минуту не прерывается, без чего ни одна экспедиция, ни один поход никогда не заканчивались успешно.
При таком ритме можно было в продолжение десяти дней и ночей работать по десять—двенадцать часов. Если иной раз после устройства бивака у нас оставалось время, передняя связка могла по своему желанию выйти на участок, чтобы продвинуть свое дело, то есть дело всей экспедиции...
***
Михаил подает ничком и сипло, со стоном выдыхает:
— Не могу больше. Клянусь богом, не могу!..
Тут уж стало ясно, что состояние его катастрофично. Группа застыла на месте. Каждый напряженно думал: что же делать?
— Не могу идти ни вверх, ни вниз... здесь очень хорошо...
— Траверс не состоится. Мы должны спасать Михаила,— нарушил звенящую тишину, воцарившуюся после тех слов, Кухианидзе.
И снова — тишина. Молчание и неподвижность. Казалось, не люди — изваяния с ледорубами в руках и рюкзаками за спиной стоят в снегу.
Противоречивые чувства обуревали нас. Мы так радовались близкой победе, до которой оставалось совсем немного, и вдруг — эта беда! Ведь мы были альпинисты, а значит, единоборство с горами и страсть к их покорению для каждого из нас была смыслом нашей жизни. И в этот критический момент каждый был мучительно раздвоен. «Вверх или вниз? — стучало в голове.— Вверх или вниз?» И коварно, соблазнительно улыбалась сверкающая вершина, желанная, обратившаясямечтой...
Молчание стало невыносимым. Надо было на что-то решаться. Кто-то должен произнести «да» или «нет».
Да или нет?..
— До вершины рукой подать. Может, пройти по гребню до Центрального пика и тотчас вернуться обратно? — проговорил Кузьмин.
Спорить было невозможно. Да никто и не мог выдвинуть убедительный аргумент против. Все вздохнули с облегчением и даже с благодарностью посмотрели на Кузьмина. В конце концов ведь это он нарушил мучительное молчание.
Однако с места никто не сдвинулся. Сделать первый шаг оказалось еще труднее, чем нарушить молчание.
— Однако Михаила оставлять нельзя. Мы все должны остаться здесь. Если он протянет до завтра, мы тепло укутаем его и оставим здесь, а сами поднимемся на вершину. Я думаю, другою выхода нет. Мы должны выполнить человеческий долг перед больным товарищем. А ели он до завтра не выдержит... ну что ж, тогда что ж, пусть хоть сотни вершин, мы поднимемся на все вершины! А теперь я никуда не могу подниматься, я остаюсь здесь, здесь очень хорошо...— Я положил руку на плечо Михаилу и слегка встряхнул его:— А, Миша, ты ведь сказал, что здесь хорошо?
Он поднял воспаленные глаза и попытался улыбнуться, но не сумел. Только морщины на лбу как-то изогнулись, словно он старался вспомнить какую-то старую историю и не мог.
Тэймураз заметно приободрился. Он оглядел нас и спустился на ступеньку ниже. Илико и Джумбер дрогнули, словно их обдало сильной волной воздуха. Потом подняли ледорубы, собираясь следовать за Тэймуразом, и в это время Кузьмин категорически потребовал выйти на маршрут.
— Оставаться на этой высоте недопустимо. Еще день, еще одна ночевка, и мы все погибнем... Вы не понимаете этого?
Кузьмин был старший среди нас. Старший по возрасту и самый опытный. Приоритет в высотных восхождениях принадлежал ему. Кузьмину верили больше всех. А вера — это такая вещь...
Пока что все было в тумане. Что произойдет, что будет — кто мог это знать наперед?
«Может, и правда нельзя оставаться на такой высоте? Может, это «выполнение человеческого долга» попросту погубит всю группу?»
— Еще одна ночевка, и мы превратимся в дедов-морозов. Горные духи будут водить хороводы вокруг нас, благодарить за развлечение...